Она сидела во главе длинного стола под портретами Ленина и Брежнева. Прямо перед ней стоял графин с чистыми стаканами, а по правую и левую руку наши комсомольцы-активисты. Девушка Катя из отдела кадров и молодой парень, которого я как-то видел в коридоре в форме лейтенанта. Сейчас он, как и почти все присутствующие, был в гражданской одежде.
Остальной народ расположился вокруг стола, а тем, кому не досталось козырных мест, сидели на стульях, выставленных вдоль стены и окон.
Проигнорировав своеобразное приветствие, я присоединился к «неудачникам». Здесь, подальше от комсорга, можно было подремать. Так я тогда думал, вот только надежды не оправдались.
Напротив себя, возле окна, я увидел Скворцова с парой коллег из уголовного розыска. Их безучастные физиономии говорили, что те как раз пытаются вздремнуть. На остальных лицах коллег из других подразделений райотдела энтузиазма также не наблюдалось. Следствие же представлял только я, как самый достойный его представитель, ведь именно так мне было накануне заявлено. И я тоже не радовался субботнему мероприятию. Именно так под грифом «тоскливо» проходят все наши комсомольские собрания. Спрашивается, нафига они нам всем сдались? Но приходится участвовать в комсомольской жизни из-под палки.
— Товарищ Чапыра, что для тебя быть комсомольцем? — Грачева все же решила привлечь мое внимание.
— Взносы я выплачиваю, — начал я раздраженно. Не то у меня было настроение для дискуссий. С девушкой поссорился. Если бы не это комсомольское собрание, она может быть ничего бы не увидела. Так что на комсорга я сейчас смотрел как на врага народа.
— Ты пропустил целых два комсомольских собрания! — перебила она меня, не дав закончить мысль.
— Согласно уставу ВЛКСМ, посещать собрания — мое право, а не обязанность, — парировал я.
— Согласно уставу, ты обязан соблюдать комсомольскую дисциплину! — процитировала она другой пункт документа. Походу от желания меня пропесочить эта стерва все же не отказалась.
— А ты, как комсорг, обязана соблюдать дисциплину трудовую, — не повышая, в отличие от оппонента голоса, завернул я. — И не дергать людей в их законные выходные.
— Ну это уже слишком! — подняли голоса наши активисты. — Комсомолец обязан ставить общественные интересы выше своих!
Абсолютное большинство, судя по их посветлевшим взглядам, было на моей стороне, но проявляло комсомольскую сознательность и молчало в тряпочку. А, как известно, всякая революция без поддержки масс обречена. Но я решил додавить, хотя бы для того, чтобы отбить у комсорга раз и навсегда желание меня трогать. Поэтому я поднялся с места, чтобы меня видели и слышали все присутствующие.
— Товарищи, мы с вами не в библиотеке работаем, а служим в милиции. Мы не книги перебираем в тиши архивов и читательских залов. Мы работаем с преступниками и каждый день подвергаем свои жизни опасности. На сотрудника милиции общество накладывает особую функцию — быть на страже советского закона! Но какой страж из сотрудника, если его постоянно отвлекают от службы и не дают ему банально выспаться? Уставший сотрудник милиции неэффективен! Он может упустить преступника! Более того, в таком состоянии он может подставиться под его нож и даже пулю.
Комсорг по организации комсомольской работы среди сотрудников органов внутренних дел обязан учитывать эти обстоятельства, а не выбивать показатели любыми средствами, плюя на эффективность личного состава милиции. Как мне сегодня указали, что комсомолец обязан ставить общественные интересы выше своих! Так применяйте это правило и в отношении себя тоже! — в этом месте я заглянул в глаза Грачевой. — Хватит за счет наших жизней строить свою карьеру!
Получилось немного сумбурно, все же я не готовился сегодня выступать, но даже от этой самодеятельности эффект присутствовал. Специфический, конечно, с уклоном на советские реалии. Все смотрели на меня как на внезапно появившийся в комнате танк с медленно поворачивающей башней и настороженно молчали. Было слышно, как ветер задувает в окна.
Скрипнул стул. Со своего места поднялась донельзя возмущенная услышанным активистка Катя.
— Нужно немедленно на голосование поставить вопрос об исключении Чапыры из комсомола! — заявила она без всяких предисловий.
— На основании чего? Критики руководства комсомольской организации? — усмехнулся я. — Так комсомолец обязан смело критиковать, вскрывать недостатки в работе комсомольских функционеров и сообщать о них вплоть до ЦК ВЛКСМ, — это я тоже выдернул из устава ВЛКСМ.
— Катя, сядь! — одернула коллегу Грачева. — Разве не видишь, это провокация! Но мы, как старшие товарищи, обязаны указать комсомольцу Чапыре на его ошибочные суждения и общее непонимание сути комсомольской организации. Сколь уж вы, товарищ Чапыра, вспомнили об обязанности критики, — комсорг перешла на «вы», то придется вам ее и в свой адрес выслушать!
И затянулась лекция на целый час. О задачах комсомола, о его вездесущем влиянии на советскую молодежь и о его роли в построении коммунизма.
Нахрена она мне это все рассказывает? Этому комсомольскому балагану пятнадцать лет существовать осталось. Сказать ей об этом что ли? Не, пусть живет в неведении. Потом будет ей сюрприз.
Но мои намеки даром не прошли, комсорг ограничилась товарищеской критикой. Это самая незначительная мера дисциплинарной ответственности за дисциплинарный проступок.
В общем, фигню я затеял. После часа выслушивания пафосного бреда весь бойцовский пыл из меня вышел. Осталось лишь раздражение и недовольство собой. Повелся на подначки, как мальчишка. Грачева умнее оказалась. Стерва комсомольская.
Когда закончили со мной, вернулись к главной повестке дня — распределению участников встреч с учащимися и студентами по учебным заведениям нашего района и составлению графика этих самых встреч.
Вообще-то я надеялся, что меня после случившегося это дело не коснется, но я недооценил выверты комсомольского сознания.
— Значит в университет у нас идет товарищ Чапыра, — услышал я свою фамилию.
— Минутку, — удивился я. — Какие могут быть мне комсомольские поручения, если вы только что заявляли, что я безграмотен по комсомольской части?
— Вот как раз и подтянешь грамотность! — отбрила меня Грачева. — Думал сачкануть? Думал за тебя другие будут работать?! Не выйдет! — комсорг показала мне фигу, я даже охренел от такого пассажа.
Тут уж на стороне Грачевой оказались все присутствующие. Никому не хотелось брать на себя дополнительную встречу.
Настраивать против себя коллектив у меня в планы не входило, так что я смиренно замолк. Сходил, называется, на комсомольское собрание. Раскритиковали еще и от сомнительного поручения откосить не удалось. Лучше бы я дома остался. И Ольга бы тогда не ушла. Стало хреново от всех этих мыслей.
— Опохмеляться надо, — посоветовал мне Скворцов в коридоре.
— Это да. Трезвым лучше на такие собрания не ходить. Можно и культурный шок заработать, — ответил я, думая о своем.
— Чего? — не понял Скворцов. — А, ты о той перестрелке паришься, — нашел он причину моего неадекватного, по его мнению, поведения. — Так забей. Лусенко сказал, что все нормально, к нам претензий нет. Наоборот, могут наградить, благодарственным письмом или премию дать, — Скворцов довольно прищурился.
— Лучше, конечно, деньгами, — вяло согласился с ним я.
— А может даже в звании повысят, — от предположения у него захватило дух.
— Лучше квартиру проси, — дал я ему практичный совет.
— Не, квартиру не дадут, — с грустью, но уверенно заявил Скворцов.
— А сколько денег в мешке было, не знаешь? — спросил я. Вчера-то меня не было на службе, так что информация прошла мимо.
— Шестьдесят пять тысяч, — восторженно объявил он сумму.
— Могли бы и выделить вам с Крапивиным по хате, — усмехнулся я.
— Да кому мы нужны? Сержант, да лейтеха. Мелочь, — подытожил Скворцов.
— Давай, помогу написать рапорт на улучшение жилищных условий, — предложил я помощь.
— А меня потом из комсомола не попрут? — заржал он, намекая на мою недавнюю речь.
— Как хочешь, — не стал я настаивать.
— Не, Альберт, ты, конечно, круто там сказал и все по делу, но за такое тебя могут натянуть по самые гланды, — эту фразу Скворцов произнес уже на полном серьезе.
— Прорвемся, — отмахнулся я. Прям бесстрашный боец с ветряными мельницами. Стало смешно от пришедшего в голову сравнения.
— Ты когда в универ пойдешь? — сменил он тему.
— Так в понедельник или во вторник. Надо быстрее сделать эту хрень, да забыть.
— А мне железнодорожный техникум достался. Не, ну кто в здравом уме с железки в милицию уйдет? — Сквоцов вновь заржал и ударил меня по плечу, приглашая присоединиться.
— Но ты же ведь зачем-то сюда пришел, — я притормозил, так как мы дошли до третьего этажа, где наши пути расходились. Заберу верхнюю одежду из кабинета да свалю отсюда.
— За романтикой, — мечтательно ответил он и жестко закончил. — Только нет ее здесь.
— Нет, — согласился я.
— Давай напьемся, — предложил он.
— Давай, — сегодня мне этого тоже хотелось.
Пошли мы, ясное дело, ко мне, по пути купив все необходимое для намеченного мероприятия. Одни сплошные мероприятия у меня. Подумав об этом, я усмехнулся. Комсомольское собрание, встреча со студентами. Словно я не следователь, а какой-то общественный деятель. Может мне в политику пойти? А что, создам новую партию, назову ее «Запасной путь» и буду гадить из глубокой оппозиции. Меня, конечно, начнут щемить, и вот я уже в посольстве ФРГ прошу политического убежища.
— Альберт, ты чего, заснул? — окрикнул меня Скворцов. — Третью за баб, — предложил он тост, поднимая стопку.
— Да ну их, — я поморщился, как от зубной боли. — Ты мне лучше скажи, есть у тебя знакомый карманник?
— Нет, вообще не моя тема, — ответил Скворцов после того как выпил и закусил пельменем.
— А среди тех, кто может знать карманников знакомые у тебя есть? У тебя же должна быть агентура, — продолжил я допытываться.