— У моего мужа тоже показания выбили! — неожиданно заголосила одна из женщин. — Товарищ прокурор, помогите моему мужу! Ну какой из него организатор? Он простой сварщик!
— Разойтись! — не своим голосом закричал московский товарищ Плуме. — Уберите их отсюда! — велел он своим подчиненным.
Горожанам повторное напутствие не понадобилось. Все поспешили убраться. Скорее всего, виною тому были недавние аресты, что прокатились по городу после массовых беспорядков. Лишь та самая несчастная женщина, у которой забрали мужа, не прекращала попыток докричаться до Малышева. Но и ее в конце концов утихомирили.
— Что за сварщик? — важняк развернулся к Плуме.
— Товарищ Малышев, это выходит за рамки ваших полномочий!
— Я забираю Чапыру, — уязвленный отпором, заявил Малышев.
— Допрос еще не окончен!
— После вашего допроса товарищу Чапыре срочно нужен врач! — отрезал важняк и потащил меня за локоть к дожидающейся его черной Волге. А я, прихрамывая, старался не отстать.
В городскую больницу мы прибыли в составе кортежа из трех автомобилей. За нами с Малышевым ехал Бороздин, а следом сотрудники Комитета.
Всю дорогу Владимир Анатольевич выплескивал на меня свое возмущение методами ведения допроса коллег из Комитета, восклицал, что сейчас не 37-й год и грозился карами. Я соглашался и мысленно желал ему удачи.
Травматолог диагностировал у меня многочисленные ушибы, порезы на руках, а также гематому на лице. Составленную по этому поводу медицинскую справку забрал себе Малышев, после чего мы отправились в местную прокуратуру. Там мне, наконец, удалось пообедать, правда, в компании с Бороздиным. Тот боялся выпустить меня из виду. И даже звонил своему начальству при мне. Я, когда понял с кем конкретно тот говорит по телефону, поначалу охренел. Все же Щелоков — это хоть и бывший, но министр, и мне стало казаться, что я вот прямо сейчас прикасаюсь к истории. Спокойно к этому относиться как-то не получалось, даже при наличии огромных проблем с Комитетом. Разумеется, я как мог просчитал последствия своей экстравагантной выходки, и мне даже подфартило, когда я, приземлившись на газоне подразделения КГБ, наткнулся на Малышева. По первоначальному плану, я должен был бежать, вернее удирать от погони вместе с Бороздиным, как раз к московскому важняку. Но вышло даже лучше. Вот только нельзя забывать, что всегда есть вероятность, что что-то пойдет не так, как задумано. Поэтому я особо не обольщался и ждал ответку.
Ответка запаздывала. Вечером мы с Бороздиным и Малышевым прибыли в аэропорт города Ставрополя и на обычном пассажирском самолете отправились в Москву. Нам в затылок дышали Васильев с Плуме, которые воспользовались тем же рейсом.
Наблюдая за творившейся вокруг моей персоны суетой, страх куда-то отступал, его место занимало любопытство. Было ужасно интересно, как будут развиваться события дальше. Так что мне было чем заняться во время полета, я просчитывал варианты и продумывал контрходы. Возможно, это наивно, но я предпочитал считать себя игроком, а не пешкой.
Глава 11
Из самолета я с сопровождающими выходили первыми. Остальных пассажиров попросили оставаться на местах. Под их любопытными взглядами наша дружная в кавычках пятерка прошла между рядами в сторону трапа. Те из пассажиров, кто смотрел в иллюминаторы, могли наблюдать как мы прямо на взлетном поле рассаживаемся по служебным машинам и уезжаем в неизвестном направлении. Ставшие зрителями странного происшествия пассажиры обязательно начнут его обсуждать между собой, делиться догадками, приводить доводы, строить гипотезы и конечно же спорить.
Мне же ничем подобным заниматься не пришлось. Потому что при выходе я увидел Щелокова. Опознал я его по генеральской форме и фотографиям из будущего. Нет я не удивился, просчитывал такой вариант. Надо же было кому-то отбивать меня от Комитета. А у министра МВД для этого был и стимул, и возможность.
— А вот и наш герой, — после доклада Бороздин таким образом презентовал меня Щелокову, и тот смерил «героя» изучающим взглядом.
— Здравие желаю, — вытянулся я.
— Будем знакомы, — пожав мне руку, он тут же распорядился — По машинам!
Бороздин занял место в генеральской Волге, а мы с Малышевым разместились в машинах сопровождения, причем, в разных, так как следователь по особо важным делам попросил доставить его в Генеральную прокуратуру.
Минут через сорок кортеж был уже на месте. Увидев здание с колоннами, я сразу же его узнал. Сейчас здесь располагалось Министерство Внутренних дел. Впрочем, догадаться, что меня везут на Огарева, 6 было несложно. А дальше меня разместили в приемной министра, что занимала не одно помещение, а сразу несколько и служили здесь старшие офицеры, от майора и выше.
Даже порадовался, что я в гражданском, хоть комплекс неполноценности не заел. Моя новая кожанка была изрезана стеклами и еще в Ставрополе была безжалостно закинута в рюкзак. Выкидывать доказательство произвола комитетчиков, я не спешил, но и позировать в ней тоже не стал. Переоделся в пуховик, чтобы не мерзнуть по прилету в Москву. В приемной же повесил его на вешалку и теперь сидел за выделенным мне местом за столом, писал рапорт о событиях сего дня.
Пригласили меня, когда большая стрелка на часах приближалась к цифре шесть.
Кабинет министра не впечатлил. Не особо просторный, с декором стен в виде деревянных панелей. Почти все место занимали два массивных стола, поставленных в виде буквы Т, на главном из них стояли два телефонных аппарата. Завершающий штрих интерьера — обязательный портрет Брежнева над креслом хозяина кабинета.
Я подошел к столу сжимая пальцами рапорт и произнес стандартную в таких случаях формулировку:
— Следователь органов внутренних дел, лейтенант Чапыра, по вашему приказанию прибыл.
— Присаживайтесь, лейтенант, — кивнул он мне на ближайшее к нему место за длинным столом. — Как ваше здоровье? — от него не укрылись царапины на моих руках и тем более краснота на лице от кулака коллеги из КГБ.
— Я в порядке, товарищ генерал, — не рассказывать же ему о том, что все тело ломит и хочется жрать.
— Товарищ Бороздин мне уже доложил о том, что произошло в Невинномысске, но хотелось бы услышать обо всем, как говориться, из первых уст. Так что приступайте к докладу, товарищ Чапыра, — улыбка едва коснулась его губ.
И я подробно рассказал обо всех событиях, начиная с того дня, когда меня посетила идея взобраться на гору Стрижамент и заканчивая своим эпическим прыжком из здания КГБ. Иногда министр меня перебивал и требовал уточнения, случалось, я слышал в его голосе скепсис, но были и восторженные нотки и даже иногда слышался азарт, которые сменяло раздражение, когда я пересказывал беседы с сотрудниками Комитета, а когда я закончил описание допроса Щелоков встал с места и принялся расхаживать по кабинету. Я тут же вскочил на ноги, но министр даже не заметил этого, был полностью поглощен в свои мысли.
— Рапорт ты написал? — развернулся он ко мне.
Я протянул ему исписанный лист бумаги. Министр прошелся по нему беглым, но выхватывающим самое важное взглядом.
— Значит выбивали из тебя показания против сотрудников милиции, — процедил он, играя желваками, а его глаза пылали пламенем. — Заигрались, су… — Щелоков не договорил, выдохнул и перешел к другой теме — подробно расспросил о действиях начальника милиции Невинномысска во время беспорядков.
Это заняло у меня еще минут десять, в рассказ я добавил и свои злоключения, вызванные вынужденным побегом, не затрагивая приключений в поезде, разумеется. Но министра они не растрогали, нашло в нем отклик совсем другое.
— А всего-то надо было отправить Сливко в СИЗО, а не держать его в отделе! — раздраженно прокомментировал он действия начальника милиции. — Позвонить в гарнизон, оцепить территорию СИЗО. И тогда бы толпа пришла не к отделу, а к СИЗО. А там забор высокий, его с наскока не одолеть, ворота не выбить, да и стояли бы перед толпой не пара дежурных, а солдаты с оружием. Да и разговаривать надо было с людьми, а не закрываться и отстреливаться. Вышел бы к ним, да успокоил. Сказал бы, что следствие идет, ведь надо узнать скольких убил злодей, где тела, чтобы родители хоть на могилку смогли сходить — на это надо было давить! Поклясться, что убивец не уйдет от наказания. Напомнить, что за такие злодеяния может быть только один приговор — расстрел. Скажи он все это и, глядишь, люди бы и успокоились, и не случилось бы то, что случилось.
Щелоков вновь задумался и вспомнил обо мне лишь пару минут спустя.
— Пока можешь быть свободен, — сообщил он мне. — Тебя разместят прямо в этом здании. В твоих же интересах его не покидать.
Вроде министерство, а аскетизм зашкаливает. Моим размещением занимался какой-то старлей, даже стало интересно где они его здесь откопали, на посту, вроде, капитан стоял. Привел он меня в маленькую комнату с двумя кроватями. На панцирных сетках лежали видавшие виды матрацы. Радовало лишь отсутствие решетки на окне.
— А поесть мне принесут? — озадачил я проблемой своего желудка провожатого.
— Я уточню, — прозвучало это не особо обнадеживающе.
Когда он вышел, характерного щелчка не последовало. Я приоткрыл дверь и убедился, что та не заперта.
— Значит не пленник, — сделал я вывод.
Закинул пуховик с рюкзаком на одну из кроватей, а на другую улегся сам. Хотел еще раз прокрутить в голове разговор с Щелоковым и его неожиданные откровения, вызванные, скорее всего, сильным раздражением, но неожиданно для себя заснул. Проснулся уже когда за окном была темень. Включил свет и увидел на тумбочке тарелку с тушенной капустой и двумя котлетами, а также стаканом компота под тремя кусками хлеба. Все остыло, но в моем положении было не до капризов. Пока ел заметил еще два подарка — стопкой лежало постельное белье с подушкой, а на плечике висела выглаженная форма лейтенанта органов внутренних дел.
— Нафига? — спросил я вслух, размышляя над причинами ее появления.