А я размышлял над тем, в какую игру он решил со мной сыграть? Или он это все на полном серьезе говорил? С какими людьми он пообщался? Кто ему сказал, что я решаю какие-то вопросы в городе? Тоже мне, решалу нашел. Что вообще бл… происходит?
— Так возьмешь отступные? — видя, что я молчу, Лихолетов перешел к конкретике.
— За что?
— За то, что забываешь обо мне с Фоминых и о наших с ней делах.
— Расстегни дубленку, — потребовал я.
— Зачем? — удивился он, даже глаза выпучил.
— Хочу удостовериться, что ты не пишешь наш разговор.
До Лихолетова, наконец, дошло, о чем я толкую, он рассмеялся, но мою просьбу исполнил.
Магнитофона не оказалось, а я уже думал, что попал в разработку КГБ, статья о спекуляции валютными ценностями ведь их, а значит и курировать эту тему должны они. Именно по этой причине я все никак не мог решить, как подступиться к теме золота и подпольному ювелиру Лихолетову, чтобы самому не подставиться перед чекистами. Но, неожиданно, он сам ко мне пришел.
— Сколько? — спросил я.
— Десять тысяч.
Хотелось ответить, что беру только золотом, но так можно было зародить подозрения о моих планах свалить за бугор. Поэтому я ограничился удвоением суммы:
— Двадцать, это вместе с компенсацией за купание в реке, и я о вас забываю.
— Договорились.
Вопрос к Лихолетову где тот берет золото подвис в воздухе. Хоть эта тема меня интересовать не перестала, но отныне она стала не моим делом. Побег из страны для меня был важнее, чем схватка с золотой мафией.
Следственный отдел с утра бурлил, многие здесь и ночевали, я, когда вчера уходил видел, что в кабинетах коллег горел свет. Наступил не просто конец месяца, а конец года.
— Усилия по направлению уголовных дел в суд должны быть утроены, — об этом беспрестанно зевающим следователям бодро объявил Курбанов на утренней оперативке и отправил всех совершать подвиги.
— Как зуб? — спросил я начальницу. Она пила чай, при этом сильно морщилась.
— Мышьяк вчера положили, — доложилась Журбина.
Да, мы в отличие от коллег расслабленно пили чай, закрывшись в моем кабинете, с приготовленной начальницей шарлоткой. В этом была вся прелесть нашего положения, нам не надо было зашиваться, трепать себе и окружающим нервы каждый конец месяца. Ведь по большому счету учитывались только отправленные дела в суд, то есть дела с лицами, а у нас, нераскрытчиков, этих самых лиц как раз и не было.
— Люд, а ты не выясняла, нам кого-нибудь пришлют вместо Мамонтова? — перешел я к важному для себя вопросу. Тащить на себе целый отдел в одиночку, а Журбина будет только ставить задачи, можно и кони двинуть, и вместо круиза на больничную койку отправиться.
— После Нового года какую-то девочку дать обещали, — рассеянно произнесла начальница, словно ее эта тема касалась постольку-поскольку. Или это она из-за зуба такая квелая?
— Что за девочка? — продолжил я ее тормошить.
— Из области, переводом, то есть специфику следственной работы знает, — облегченно выдохнула Журбина. То ли зуб отпустил, то ли радовалась, что с нуля нового сотрудника учить не придется.
— Это хорошо, — тоже довольный полученными сведениям, протянул я.
— А ты взаправду вчера грозился место первого зама занять? — рассеянность с нее кажется слетела.
— Не грозился, а указал на возможность такого кадрового решения, — беззаботно ответил я. — Но я бы лучше в городское следствие перешел. Дела там крупнее, серии в основном — все, как я люблю.
«И возможностей там больше, есть где развернуться», — добавил я уже про себя. Хотя, чего это я? Я же уплываю. Прощай Союз, привет Европа. От предвкушения скорой свободы улыбка само собой заползла на лицо.
— Чего опять улыбаешься? — недовольно проворчала Журбина.
— Жизни радуюсь.
Нет, я не был уж совсем наивным, я часто думал над тем, чем буду заниматься в Европе, изобретения начал вспоминать, мировые события, которые повлияли на биржевые индексы, но все же первым пунктом у меня стояло — добраться до отца Альберта. Какой-никакой трамплин.
Вспомнив отца Альберта, вспомнил и сестру.
— Вот черт, забыл! — спохватился я вслух.
— Что забыл? — не на шутку испугалась начальница, даже о зубе позабыла. Подумала, что случилось самое страшное — я пропустил сроки по какому-то своему делу.
— Сестру на свадьбу пригласить забыл.
— Ну ты и свинтус, — облегченно откинулась она обратно на спинку стула.
Не откладывая дело в долгий ящик, я достал записную книжку, нашел в ней номер рабочего телефона Клары и начал его набирать.
— Привет, систер, это Альберт!
— Как свадьба?! — закричала она мне в ухо, после того как я изложил последние новости. — И кто она?! Тебя точно не пытаются окрутить?! Я выезжаю!
— А? Чего? — опешив, уставился я на трубку, в которой уже шли короткие гудки.
Поднял глаза и увидел, как Журбина, поставив локти на стол и закрыв рот ладонями, беззастенчиво надо мной ржет.
— Да ну вас всех, — в сердцах бросил я и под набирающий громкость хохот вышел из кабинета.
Вот только идти было абсолютно некуда. Скворцов теперь пребывал по другому адресу. Войченко с Сорокиным явно не до меня, к тому же могут заставить какие-нибудь подписи подделать. Так что, сегодня лучше не соваться к ним. Может Светика навестить? Давно с ней не общались. Или лучше в столовую?
Спускаясь по лестнице, между первым и вторым этажом заметил старушку. Маленького роста, крупные морщины на лице, на голове темно-серая шаль, из-под нее виднелся светлый платок, поеденное молью пальто, на ногах валенки в калошах. Она стояла, прислонившись к подоконнику и тихо подвывала.
— Вам помочь? — в нерешительности притормозил я.
Близоруко щурясь, старушка подняла на меня влажные от слез глаза, и я ее узнал.
— Лукерья… — дальше не помнил, поэтому замолчал, как бы передавая ход.
Она не подвела.
— Лукерья Матвеевна Прошкина.
«Узелков что ли опять не досчиталась?» — уныло подумал я. Именно к ней мы в конце октября выезжали на кражу, которой, как потом выяснилось, не было. Зато была выжившая из ума старуха. В общем, зря я остановился, надо было мимо пройти.
— Опять проблемы с соседями? — тем не менее задал я вопрос, сформулировав его более корректно, и попал в яблочко.
— Помоги сынок? — ее голова старчески затряслась, в глазах стояла мольба.
— Идемте ко мне в кабинет, — обреченно согласился я.
Журбина нашему приходу очень удивилась, а затем возмутилась и попыталась прогнать старуху в дежурную часть, «пусть там о своих бедах рассказывает». Пришлось выставлять начальницу за дверь, а то раскомандовалась.
История со слов Лукерьи Матвеевны рисовалась страшная. Бедную старуху ее новые соседи по коммунальной квартире уже несколько месяцев пытались выставить сумасшедшей и сдать в дурдом, и понадобилось им это, чтобы завладеть ее комнатой. Вскрывали ее дверь, пока старухи не было дома и утаскивали оттуда какую-нибудь мелочь типа статуэтки или цветочного горшка, но обязательно с видного места, чтобы Прошкина наверняка заметила потерю. Лукерья Матвеевна замечала и начинала искать, но не находила. А спустя несколько дней все эти мелочи сами собой возвращались в ее комнату. Сперва бабка думала, что у нее начались проблемы с памятью, все же за семьдесят уже, но поведение ее соседки с каждым днем становилось все наглее, начались откровенные насмешки над бедной старухой и она выдвинула еще одну версию, что за пропажей вещей стоит именно паскуда Катька. Лукерья Матвеевна начала проверять свои подозрения, завязывая узелки на нитках, которыми привязывала дверную ручку к гвоздю, вбитому в дверной косяк. От этого начались еще большие проблемы. Узелков всегда не хватало, и она ходила жаловаться участковому, единственному защитнику, который у нее был, так как родного сына уже давно похоронила. И наконец, поняла, что угодила в ловушку, теперь все считали ее сумасшедшей и от нее стало легко избавиться — упрятать в дурку, тем самым лишив комнаты. «Еще до нового года туда уедешь» — накануне пообещала ей в открытую соседка. Прошкина не на шутку испугалась и бросилась за спасением в милицию, но был конец года, и ее отовсюду футболивали.
— Вы пока посидите. Может чаю вам налить? А я заявление от вашего имени напечатаю, вы его потом подпишите.
Но первым делом, я взял с полки комментарии к уголовному кодексу и нашел статью «Истязание».
— Сложно придется, — вздохнул я, не найдя знакомых мне со своего времени слов «причинение психических страданий», и уже предвидя споры с начальством и прокурором, бойко застучал по клавишам. Пробел местного законодательства нужно было устранять.
— Виктор Сергеевич, товарищ Ильюхин из горпромторга уже второй час ждет в приемной, — поставив на стол начальника заказанную им чашку чая, напомнила Пахоменко секретарь.
— Точно, точно, — вспомнил он, что ему уже об этом товарище докладывали. Но с этими делами, обрушившимися на заместителя начальника Управления торговли области в конце года все из головы вылетает. — Пригласите его, Верочка.
Ильюхина он знал хорошо, тот был главным специалистом одного из отделов горпромторга. Преданный своему начальнику Трушкову человек, выполняющий для него в том числе и деликатные поручения, как правило, денежного плана и, главное, умеющий держать язык за зубами.
В кабинет зашел средней упитанности мужчина, пригладил от волнения волосы и, прокашлявшись, сказал:
— Виктор Сергеевич, я документы от Трушкова на подпись привез. Он должен был вам позвонить насчет них.
— Да, конечно, давайте сюда. Что там у вас? — Пахоменко принял из рук курьера картонную папку, просмотрел документы в ней, сверился с журналами и, убедившись, что все верно, подписал.
— Держите, — вернул он папку, безмолвно ожидающему Ильюхину.
— Благодарю, — вымолвил тот и, вот незадача, выронил папку из рук.
— Прошу прощения, Виктор Сергеевич, — испугался своей неловкос