Затем Зудилина демонстративно окинула меня придирчивым взглядом, отыскивая следы травм.
— Вы же, как я погляжу, отделались легким испугом, — заявила она.
На этом месте возникала небольшая пауза. Женщина смотрела на меня выжидающе.
Ждет, что я начну спорить? Зачем? Она же еще не все сказала. Пусть завершит свою речь, а уж потом и я подключусь.
Воодушевившись моим молчанием, как-то по-своему его истолковав, Зудилила продолжила:
— Но, вместо того чтобы как настоящий комсомолец признать свою вину, вы стали перекладывать ее на меня. Вы имели наглость заявить сотрудникам ГАИ, что это я, превысив скорость, вырулила неизвестно откуда и сбила вас, мирно идущего в магазин. Впрочем, я согласна списать такое ваше поведение на шоковое состояние после аварии, — произнесла она тоном строгого учителя, великодушно прощающего ученику его оплошность.
Зудилина внимательно заглянула мне в глаза, пытаясь там что-то разглядеть. Я же молчал, чтобы не сбить ее с мысли. Мне было интересно, к чему она ведет.
Вновь не дождавшись от меня реакции на свою отповедь, женщина прочистила горло и, добавив в голос приказные нотки, перешла к наставлениям:
— Завтра вы приедете в милицию и расскажете им под протокол, как все было на самом деле! Кроме того, вы оплатите мне ремонт автомобиля! — категоричным тоном потребовала она.
И тут я не выдержал и заржал.
Зудилина сбилась и в недоумении уставилась на меня.
— Я сказала что-то смешное? — поведя бровями, возмутилась она.
— Вы очаровательны! — уверил я ее, не переставая смеяться.
— Оставьте свои комплименты и ведите себя прилично! У нас с вами серьезный разговор! Вы по делу мне что можете сказать?
Наконец-то отсмеявшись, я озвучил раскатавшей губу Зудилиной свои претензии.
— Во-первых, там нерегулируемый пешеходный переход, а значит, ваш довод, что я переходил дорогу в неположенном месте, отпадает. Во-вторых, это вы владелец средства повышенной опасности, а не я. Надеюсь, вам как юристу не нужно объяснять, что это значит? В-третьих, сбив меня, вы нанесли мне физический вред, о чем у меня есть справка из травмпункта, а также причинили моральные страдания — вы меня сбили накануне защиты дипломной работы, из-за чего мне было тяжело готовить выступление, так как постоянно болела голова. Так что заплатите мне вы, Ольга Васильевна.
— Это неслыханно! — По ходу моего монолога женщина все больше наливалась возмущением, отчего раскраснелась. — Какой моральный вред?! Что вы несете?! Вы буквально бросились под мою машину! Это вы мне должны, а не я вам!
Проигнорировав эмоциональный посыл оппонента, я ровным голосом начал объяснять ей очевидные вещи:
— Под колеса вашей машины я не кидался. Я спокойно переходил дорогу. И доказать обратного вы, как я понимаю, не можете, отчего и решились на этот разговор. И не надо на меня так смотреть, словно я монстр какой. Да вам вообще меня благодарить надо! Но я что-то не вижу на вашем лице ни капли признательности, а вот возмущения и злости — хоть отбавляй.
— Что?! — не выдержала Зудилина. — За что тебя благодарить?! За разбитую машину?! — перешла она на «ты».
— За то, Ольга Васильевна, — слегка повысил голос я, а то дама начала меня заглушать, — что я спас вас от статьи. Если бы я вовремя не заметил вашу машину и не отскочил, удар пришелся бы не по касательной. Вы бы сбили меня насмерть. Так что скажите мне «спасибо» за то, что не отправились в тюрьму. — Не обращая внимания на потуги Зудилиной мне возразить, я продолжил: — И заплатите деньги за причиненные мне нравственные и физические страдания. Думаю, пять тысяч рублей будет справедливой платой за все, что я для вас сделал и еще сделаю.
— Что сделаешь? — Зудилина зацепилась за последние слова, буквально проглотив уже подготовленную ею гневную тираду, с которой она была готова обрушиться на меня, как только я замолчу.
Всё-таки юрист, он и в СССР юрист. Я внимательно и не без интереса наблюдал за сменой выражения лица женщины.
— Не пишу заявления и не отдаю милиции справку из травмпункта, — озвучил я свои обязательства.
— Ты это точно сделаешь? — недоверчиво уточнила она, все-таки заинтересовавшись моим предложением.
— Конечно, сделаю. За пять тысяч рублей, — обаятельно улыбнулся ей я.
И тут на место юриста опять вернулась эмоциональная особа.
— Сколько ты запросил?! Пять тысяч?! Ты что, с ума сошел? — негодовала Зудилина. — За что вообще тебе платить?! Это ты виноват в аварии!
— Опять двадцать пять, — пробормотал я.
— Ты сделаешь всё, что обещал, просто так! Ведь ты комсомолец и советский человек! — начала она кидаться пафосом.
— А что, комсомольцев и советских людей можно просто так безнаказанно сбивать? — поинтересовался я скучающим тоном. Этот бесконечный день начал меня утомлять. Я даже не удержался и зевнул, разумеется прикрыв рот ладонью.
— Но это же подло, — как-то растерянно произнесла она.
— Что подло? Наоборот, я иду ради вас на нарушение закона. Предлагаю обойтись без возбуждения уголовного дела. И что я слышу в ответ? — Теперь была моя очередь стрелять гневными взглядами. — В общем, Ольга Васильевна, мне надоело насильно спасать вашу свободу. Значит, так. Я вам сделал деловое предложение. Вы вправе принять его или отказаться. Время вам на размышления — до десяти утра завтрашнего дня. Именно на этот час я приглашен в отдел для дачи показаний. Судя по вашему виду и профессии, сумма для вас подъемная. Так что перестаньте уже истерить и начинайте думать. Вы же юрист, так что должны уметь это делать.
— Это я истерю?! — вычленила она из всего мною сказанного самое незначительное.
Я уже начал сомневаться в ее умственных способностях.
— Да как вы смеете со мной так разговаривать?! — закричала она, привлекая внимание выгуливающих своих внуков бабушек. Впрочем, они уже давненько с интересом посматривали в нашу сторону. И гадали, о чем мы тут спорим уже почти час. — Вы… вы… вы подлец! Вот вы кто! Как вам совесть вообще позволила требовать с меня деньги!
— Так же, как и вам, — парировал я.
— Что?
— Вы что, уже забыли, как полчаса назад требовали у меня деньги на ремонт автомобиля, на котором меня сбили? — взъелся я. Эта Зудилина кого угодно выведет из себя.
— Но кто-то ведь должен мне возместить ремонт!
— Так же как и мне кто-то должен возместить последствия аварии, — отзеркалил я ее полный возмущения взгляд.
Женщина сделала несколько полных вдохов, собираясь с мыслями.
— Я вас поняла, — наконец-то сказала она после затянувшейся паузы.
— Очень рад. — Я действительно был рад, что это закончилось хотя бы на сегодня. — Всего доброго, Ольга Васильевна, — попрощался я, вставая со скамейки.
— Вы отвратительны, Чапыра, — бросила она мне вслед.
— А вы мне, наоборот, симпатичны.
Люблю последнее слово оставлять за собой.
Добравшись до своего временного места обитания, я, утомленный тройными переговорами, без сил рухнул на кровать и сразу уснул. А когда открыл глаза, Грег, как обычно, рылся в своей тумбочке в поисках чего-нибудь съестного.
«Волшебная она у него, что ли? — вяло подумал я, полностью еще не проснувшись и категорически не желая вставать. — Какая-то тумбочка-самобранка получается, модифицированная версия скатерти».
Затем мои мысли перетекли на еду, отчего прорезался голод, и я более заинтересованно стал наблюдать за действиями соседа. Наконец он еду отыскал. В этот раз это оказались сосиски. Я рефлекторно сглотнул.
И тут меня пронзила следующая мысль: я вспомнил, что продукты здесь еще ни разу не покупал. Откуда же они тогда берутся, если исключить бредовую версию о самозаполняемости тумбочки? И пришел к выводу, что кормит меня Грег.
Почему же он ни разу не потребовал у меня ни денег, ни того, чтобы я купил продукты?
Задумавшись над очередным вопросом, я подозрительно посмотрел на соседа. Красников, расценив мой взгляд по-своему, начал обнюхивать сосиски.
— Да вроде нормальные, — уверенно заявил он.
— Сегодня моя очередь покупать продукты, — решительно рубанул я, вставая с кровати.
— Купи, — одобрил Грег мой план и без всякого намека в голосе добавил: — А то у меня денег уже нет.
Вот почему-то я был уверен, что произнес он это явно не в укор мне, просто констатировал факт отсутствия у него денег.
— А чего ты раньше мне не сказал, что у тебя денег нет? — спросил я. — Знал же, что мне материалку выдали.
Грег пожал плечами. Как хочешь, так и понимай. То ли забыл, то ли постеснялся, то ли вообще такое в голову не пришло.
Бескорыстные люди мне в той жизни как-то не встречались, я вращался исключительно в среде рвачей. Так что для меня встреча с альтруистом в реале стала неожиданностью.
И тут я ощутил себя по сравнению с Грегом жадной свиньей — отвратительное чувство.
«Так, стоп, не рефлексировать! Я на вражеской территории!» — тут же одернул я себя.
Она первая пыталась развести меня на бабки, вот пусть теперь и платит. Это требование компенсации морального вреда, а не вымогательство. Надо четко расставлять приоритеты, давать верные определения своим действиям и полностью отбросить сантименты. Моя задача — выжить в агрессивной среде, а для этого мне потребуются деньги. А значит, никого не жалеем и идем по трупам. Стоп. Поправка. Не жалеем тех, кто не пожалел нас, и идем по головам, — вот так будет верно, идеологически выдержанным.
За этими мыслями я совершил утренний моцион, принес кипяток из кухни и уселся за стол, помогать соседу уничтожать сосиски.
— Может, тебе денег дать? — спросил я Грега.
— Дай, — без всякой лицемерной фигни, легко согласился сосед.
После покупок у меня, не считая мелочи, остались две трешки. Вытащив одну из кармана брюк, я передал ее Красникову.
— Спасибо. Выручил, друг, — расплылся тот в довольной улыбке.
Проследив за исчезающей в кармане Грега купюрой, я задумался над тем, что буду делать, если Зудилина откажется платить.