— Кстати, ты прекрасно выглядишь, — сделал я ей комплимент. На девушке сегодня не было уродующих ее очков, а вместо дурацких косичек волосы были уложены в прическу-ракушку.
— Чапыра! Прекрати! Я ведь знаю, ты это всё несерьезно! — укорила она меня.
— Хорошо, как скажешь, — не стал спорить я.
— Нам нужно опровергнуть слухи! — продолжила она.
— Соберем пресс-конференцию и сообщим, что мы не пара? — уточнил я.
— Что? — не поняла она.
— Соберем всех в актовом зале и…
— Ты что, предлагаешь комсомольское собрание по этому поводу провести?! — перебила она меня. — Ты что, дурак?! Нас же из комсомола выпрут!
— При чем здесь комсомольское собрание и комсомол? — Я смотрю, здесь любое действие в комсомол упирается, сюрреализм какой-то. — Да и вообще, это была неудачная шутка.
Я уже понял, что Лебедева шуток не понимает от слова «совсем». Скучная она.
— Тебе лишь бы шутить. А мне что делать? — И тут девушка разревелась. Некрасиво, с надрывом, с размазыванием до красноты слез по лицу.
— Тань, ты чего? Ну подумаешь, слухи. Поговорят и перестанут. Да и вообще это последний курс. Максимум через неделю мы все разъедемся и, скорее всего, больше никогда не встретимся, — начал я ее успокаивать.
— Слухи не остаются там, где рождаются, они за человеком следуют, а порою обгоняют его, — обреченно произнесла она.
— Ну ничего же не было! — возмутился я, не понимая, почему нужно из мухи делать слона. — До комнаты ты меня довела по причине того, что я в аварии пострадал и нуждался в помощи.
— А целовал зачем? — На этом вопросе девушка вновь чуть не разревелась.
— Не знаю, — не нашелся, что на это ответить. Лично для меня, Сереги Королько, такое поведение с девушками было обычным. А вот за Альберта я не поручусь. Да и вообще, видно, не осознал я еще серьезности ситуации, расслабился, веду себя, как там привык, а ведь надо меняться, мимикрировать под местных. Для своего же блага.
— Сперва я подумала, что понравилась тебе. Вот же дура. — Девушка усмехнулась. — Потом разобралась, конечно. — Она на миг замолкла, затем посмотрела на меня, серьезно так посмотрела и припечатала: — Нехорошо ты поступил, Альберт. Не по-комсомольски.
«Даже в этот задушевный монолог комсомол вплела», — раздраженно подумал я.
Сказать мне было нечего. Да и вообще утомила она меня. Жрать хочу.
— Осознал. Извини. Мне пора идти.
— Сволочь ты, Чапыра.
— Нормальный я, — процедил я. — Это вы тут все с головой не дружите.
Терпеть не могу, когда меня виноватым пытаются выставить, чтоб потом дивиденды с этого поиметь.
— Кто это — все?
Я вовремя прикусил язык. Пару раз вдохнул воздух. Потер виски.
— Лебедева, мне пора.
— Иди, — безразлично отозвалась девушка.
— Ну, пока. И, Лебедева, с чего ты взяла, что мне не нравишься? — Оставив за собой последнее слово, я наконец-то выбрался на дорожку.
Еда в студенческой столовой оказалась даже вкусней, чем в городской, и обеденный зал атмосферней. На одной из стен весело два плаката ярко-красного цвета. Надписи на них гласили: «Студент, внимание! Соблюдай режим питания!», «Молодые строители коммунизма! Вперед, к новым успехам в труде и учебе!» На первом был изображен мужик с тарелкой супа, а на втором красовались упитанные девахи в косынках. Надпись на втором плакате стоило бы перефразировать — изменить одно слово, и будет вообще в тему. Но предлагать я им этого, конечно, не буду. А то сошлют еще реально в деревню какую-нибудь за колхозниками следить.
Сытый и довольный, я вышел из столовой, потянулся на солнышке и тут заметил Лебедеву. А она заметила меня.
— Ты что, следишь за мной? — строго спросила она.
«Это что, типа у нас антракт был? А сейчас второе действие?» — размышлял я, недовольно разглядывая не менее недовольную девушку.
— Давай уже по-тихому разойдемся, и всё? — сделал я предложение.
— Ну так не крутись возле меня!
— О’кей. Не буду.
Я сделал шаг в сторону, огибая Лебедеву. И она тоже сделал шаг и в ту же сторону.
— Чапыра, ты что, издеваешься?! — порозовела Татьяна лицом то ли от гнева, то ли от смущения.
Не успел я ответить какой-нибудь колкостью, как на сцене появились новые действующие лица.
— Значит, это правда!
На еще совсем недавно совершенно безлюдной дорожке словно ниоткуда материализовались сразу три девицы.
Та, что произнесла эту мелодраматичную фразу, стояла по центру, уперев руки в бока.
Природная блондинка, низкорослая, коренастая, но на лицо симпатичная: светлые глаза, вздернутый носик, пухлые губки. И упакована более-менее прилично: короткое светлое платье, туфли на широких каблуках. В целом девушка привлекательная. Но не совсем в моем вкусе. Блондинок я, конечно, люблю, но высоких, с ногами от ушей и чтоб талия была.
Группа поддержки подруге в привлекательности уступала. Даже описывать нечего. Одним словом, блеклые. Но настроены боевито: брови сдвинуты к переносице, в глазах — упрек, кулачки сжаты.
— Что правда? — Надо же было что-то говорить. Не стоять же и молча друг на дружку пялиться. Я уже догадался, что объявилась та самая Лена Голдобина.
— То, что ты с Лебедевой любовь крутишь! — прибавила страсти в голос бывшая пассия Альберта. — Стоило мне на пару дней на дачу съездить, как он уже по девкам начал шляться! Да, мне всё рассказали! И о Юльке, с которой ты всю ночь миловался! И об этой, — Лена указала подбородком на стоявшую рядом красную как рак Лебедеву, — с которой ты у всех на глазах целовался! И которая, пока меня нет, к тебе в комнату бегает! Ни стыда ни совести!
— Это все неправда! — закричала в ответ Лебедева, но ее сразу перебили.
— Неправда? Да вас куча народу видела! Бесстыжая! По чужим мужикам шляешься! — увеличила громкость Голдобина.
Хотя куда еще громче? У меня сейчас барабанные перепонки лопнут. Да и народ на эти визги подтянулся: из столовой вывалились студенты, разбавленные персоналом в белых халатах. Не, ну а что, поели — и сразу зрелище. Все по канону.
— Перестань кричать, — попросил я спокойным тоном. Утомила меня эта крикунья. Я до сих пор не развернулся и не ушел только из-за Лебедевой. Все же это из-за меня она попала в такую дурацкую ситуацию.
— Еще он мне рот будет затыкать! — Девушка успокаиваться явно не желала, а только еще сильнее распалялась.
— Лена, всё не так, как выглядит! Честное комсомольское! Давай я тебе все объясню! — втиснулась в наш диалог Лебедева, вновь приплетя комсомол.
— Что ты мне объяснишь?! Как чужих мужиков уводить?! — Голдобина перешла на ультразвук, припечатав: — Шлюха!
И тут случилась кульминация — они сцепились.
Там за меня девушки не дрались, да еще вот так по-дикому: с тасканием друг друга за волосы, ляганием ногами, выцарапыванием глаз. Там все было как-то более цивилизованно: интриги, перетягивание внимания, организация случайных встреч. Скукота, одним словом.
Здесь же драйв, накал страстей и желание свалить куда подальше.
Сам я вмешиваться в женскую драку даже и не думал. Читал как-то в Интернете наставление с красочным описанием последствий совершения такого экстремального поступка.
Да и был я здесь не единственным зрителем. Сперва дерущихся попытались разнять Ленкины подружки. Но что-то у них не задалось, и они втянулись в драку. Затем к делу подключились женщины в белых халатах, нет, не врачи, работники столовой. И дело пошло на лад. Голдобину с Лебедевой отодрали друг от друга, группу поддержки отогнали.
Но этого оказалось недостаточно. Девицы включились в словесную перепалку — полетели обоюдные оскорбления и угрозы.
Точку в этом безумии поставил прибежавший на крики парень лет двадцати пяти, как потом выяснилось, секретарь комитета комсомола товарищ Юров — самая главная шишка в комсомольской организации универа.
— Лебедева, что происходит? — накинулся он на нее.
Первым делом Татьяна попыталась застегнуть на себе выбившуюся из-под юбки блузку, но пара пуговиц оказалась вырвана с мясом. Затем она руками прилизала растрепанные волосы, но особо заметных результатов также не достигла.
Образовавшейся паузой ловко воспользовалась Голдобина, на платье которой пуговицы предусмотрены не были.
— Ваш комсорг Лебедева увела у меня жениха! — заявила она.
— Это ложь! — придерживая руками блузку, закричала Лебедева. — Федор Александрович, я ей пыталась это объяснить, а она меня оскорбила и драться полезла.
— А чего тут объяснять? — как-то истерично рассмеялась Лена. — И так всем все понятно!
— Не было у нас с ним ничего!
— Это «ничего» куча народу видела!
— Молчать! — заорал охреневший от происходящего и от осознания того, в какое дерьмо влез, товарищ Юров.
Я в это время скромно стоял в сторонке и старался не отсвечивать, лишь время от времени увеличивал расстояние между собой и основным местом действия, планируя незаметно скрыться за углом здания столовой.
— Чапыра, да скажи ты ей! — Мои планы наглым образом нарушила Лебедева.
— О, так и Чапыра здесь! — Юров развернулся в мою сторону. — Ни одно происшествие без Чапыры не обходится, — недовольно заметил он, буравя меня недобрым взглядом.
— Между нами ничего не было, — подтвердил я слова Лебедевой, проигнорировав замечание комсомольского босса. Фиг его знает, как на него реагировать. Но ясно, что Юрову Альберт чем-то не нравится.
— Нет, вы это слышали? Ни стыда ни совести! — вновь начала заводиться Голдобина. — В свою комнату он эту мымру водил? Водил! В главном корпусе целовал? Целовал! Куча народу это видела!
— Меня в тот день машина сбила! — повысил я голос, перекрикивая зудящие перешептывания зрителей. — Татьяна не прошла мимо, а протянула руку помощи, помогла мне добраться до общежития. Она поступила как настоящий комсомолец! — добавил в конце востребованную здесь формулировку.
— А целовала она тебя тоже как настоящий комсомолец? — полным ехидства голосом поинтересовалась Лена.