Смолин посмотрел на замурзанные ручонки малыша.
— Где же чистые? Пойдем вместе помоемся.
Они ушли.
— До чего же славный парень. Правда, Костя?
— Верно! Улыбка, открытость, ясный взгляд, простота и сдержанная сила. Словом, золотой парень!
— Как же такой парень стал грозой диверсантов?
— Он здесь, среди своих такой ласковый и добрый, а с врагами… На его счету больше ста задержанных и убитых нарушителей.
Вошли тезки, большой и маленький, оба розовые от свежей холодной воды, довольные друг другом.
Взрослые ели, говорили, а мальчик держал вилку в руках и не сводил глаз со следопыта. С нетерпением ждал окончания обеда. Как только была съедена лесная, залитая молоком земляника, он вскочил.
— Пойдем посмотрим на Аргона. Я ему мяса дам. Можно?
Мальчик схватил котлету с тарелки, просяще взглянул на маму.
Она кивнула.
Смолин поблагодарил хозяев, взял Сашеньку за руку, и они отправились к питомнику.
Аргон почувствовал их приближение, выскочил из будки, радостно завизжал, заметался по выгулу. Прыгнул на металлическую ограду и сотрясал ее своими могучими лапами. Если бы только Смолин сказал «барьер», он немедленно перемахнул бы высокий забор. Но Смолин улыбнулся и сказал другое:
— Скоро, брат, ты соскучился. Ну, как тебе на новом месте? Соседи подходящие?
Сторожевые и розыскные собаки, возбужденные Аргоном, лаяли, визжали и бешено носились по своим выгулам. Такой шум и гам поднялся, что невозможно было разговаривать. Смолин прошелся вдоль решетки, строго поговорил с собачьим народом, восстановил тишину.
— Аргон понимает вас, да? — спросил Саша.
— Каждое слово.
— А почему дядя Шорников говорит, что собаки понимают только некоторые слова: «сидеть», «лежать», «фасс», «след», «ищи» у «аппорт».
— Кто этот дядя Шорников?
— Наш инструктор службы собак. Разве вы его не знаете?
— Шорников? Это тот, который… Да, да, знаю. Вспомнил! Видишь ли, Саша, вообще Шорников правильно говорил. Большинство собак малопонятливы, выполняют только команду. Мой же Аргон обладает необыкновенной памятью. И слух у него необыкновенный. И обоняние. И бег. И сила. Все у него необыкновенное. Собака среди собак.
— И он может делать все, что вы ему скажете?
— Решительно все. Он и без слов понимает меня.
— Ну да?
— Хочешь проверим?
Мальчик кивнул.
— Тихо! Молчи!
Смолин повернулся к Аргону. На лице его было недовольное выражение. Аргон сейчас же поджал хвост, уселся на задние лапы и виноватыми, покорными глазами смотрел на своего друга.
— Видел?
Мальчик засмеялся и хотел захлопать в ладоши, но ему помешала котлета.
Смолин улыбнулся, и Аргон сейчас же сорвался с места и снова стал прыгать и визжать.
— Он и петь умеет, — сказал Смолин.
— Ну да? Пусть запоет.
— Пожалуйста, слушай!
Смолин тихонько стал насвистывать мелодию «Полюшко-поле». Аргон уселся, поднял голову, зажмурился и стал подвывать следопыту.
Мальчик расхохотался и от восторга запрыгал на одной ножке.
— Можно покормить Аргона?
— Давай корми.
Саша подсунул под сетку котлету. Но Аргон не обратил на это ни малейшего внимания. А котлета была сочная, нежная. Мама сделала их из мяса дикой горной козы, которая упала со скалы и разбилась. Пограничники привезли ее на заставу и сдали на общую кухню.
— Ешь, Аргон, ешь! — умоляющим голосом попросил Саша.
Собака и не посмотрела в ту сторону, где лежало аппетитное лакомство.
— Почему он не ест? Скажите ему, чтобы ел.
— А зачем говорить? Он и так послушается.
Смолин внимательно посмотрел на Аргона и выразительно подмигнул ему. Собака тотчас же подбежала и взяла котлету. Съела, облизалась и заулыбалась во всю свою белозубую темно-розовую пасть.
— Еще хочешь? — засмеялся мальчик. — Нету больше. Подожди, сейчас принесу.
— Не надо, Саша. Хорошего — понемножку. Хочешь, я тебя познакомлю с ним.
— Хочу.
Смолин распахнул дверь выгула и сказал:
— Гуляй!
Овчарка пулей выскочила из ограды и стала носиться по двору. Смолин жестом подозвал ее к себе. Подбежала и села у его ног, чуть впереди.
— Это Саша, — внушительно, раздельно сказал Смолин. — Мой друг. Очень хороший хлопчик. Внук пограничника. Сын пограничника. Будущий пограничник. Познакомься.
Аргон подал мальчику правую лапу, лизнул его в щеку.
— Вот и состоялось знакомство. Хочешь, он покатает тебя.
— Как?
— Садись верхом.
— А он не укусит?
— Давай садись.
Мальчик неуверенно, с опаской перекинул ногу, оседлал собаку, Ее спина не прогнулась, и ноги твердо стояли на земле.
— Шагом, Аргон — скомандовал Смолин. — Тихо.
Оглянулся на седока, поджал уши и осторожно, но уверенно пошел вперед. Пройдя метров десять, повернулся и пошел назад. Мальчик спрыгнул и захлопал в ладоши.
— Мама и папа не поверят, что я на Аргоне катался. Дядя Смолин, а еще что умеет Агрон?
— Выступать с трибуны как Гитлер. Знаешь, кто такой был Адольф Гитлер?
— Ага. Главный фашист. Фюрер.
При слове «фюрер» Аргон насторожился и вопросительно посмотрел на Смолина, но тот молчал.
— Фашисты моего дедушку убили на границе. Двадцать второго июня тысяча девятьсот сорок первого года. Теперь там памятник стоит. Я видел. Мы с мамой летом ездили к бабушке. И еще поедем. Дядя Смолин, почему Аргон не показывает, как выступал Гитлер? Скажите ему.
— Раздумал. В другой раз покажет.
— А сейчас можно?
— Ну, хорошо. Внимание, Аргон! Покажи, пожалуйста, как бесновался на трибуне фюрер. Фюрер! — властно повторил Смолин. — Фюрер!
Собака запрыгала на задних лапах и отрывисто, грубо залаяла.
Малыш залился смехом.
— А что еще он умеет делать?
— Плавать. Лазать по деревьям. Собирать оружие на поле боя. Вытаскивать раненых. Предупреждать пожар.
— Пожар?.. Как это?
— Почует дым и гарь — и со всех ног, с бешеным лаем несется к дежурному по заставе. И водолазом он может быть.
— Водолазом?..
— Ну. Надеваю ему на голову резиновую шапочку, чтобы уши не залило, и он ныряет. Все что хочешь найдет под водой. Вот пойдем с тобой купаться, так сам увидишь, какой он отличный водолаз. Внимание, Аргон. Слушай! Где сейчас бандеровцы? Бан-де-ровцы!
Собака стала неистово рыть землю и лаять.
— Понятно, Аргон. В схроне. Спасибо. Хорошо! Ну, а теперь марш на место.
Аргон даже повиноваться умел жизнерадостно: взвизгнул, лизнул Смолина и маленького Сашу и убежал за решетку.
— Дядя Саша, куда мы теперь идем? — допытывался Саша. — На озеро, да? Купаться?
— Нет, туда без спроса нельзя. Давай беги к папе и проси разрешения.
Мальчик убежал. Через мгновение выскочил из зеленого домика с ликующими воплями:
— Разрешил! Разрешил!! Разрешил!!!
На выходе со двора заставы Смолина и Сашу перехватил капитан Крыленко.
— Постойте, старшина! Вместе с вами прогуляются на Овальное Слюсаренко и Шорников. Те самые. Познакомитесь друг с другом и местностью. Искупайтесь. А ночью, сегодняшней ночью, пойдете в наряд.
— Хорошая мысль, товарищ капитан! Выговоримся среди дня, а ночью в дозоре будем молчать.
Из казармы скорым шагом вышли два парня, высоченные, плечистые, загорелые, в спортивных майках, в кедах, в тренировочных шароварах, с полотенцами в руках. Улыбаются и с превеликим любопытством вглядываются в знаменитого следопыта. Задолго до того, как попали на границу, еще в школе читали о нем на страницах «Пионерской правды» роман с продолжением.
Сразу как только спустились сумерки и над северным склоном гор зажглась первая зелено-серебристая звезда, усиленный наряд пограничников во главе со Смолиным залег в яме, вырытой семейством диких кабанов, — между отдельно стоящим дубом и берегом Овального озера, на пути предполагаемого движения нарушителей.
В эту ночь ничего не случилось. Даже звери не беспокоили. С вечера до рассвета было тихо. И вторая ночь была пустая и третья. И шестая.
И вот наступила седьмая. Все было как и прежде. Наряд занял свои позиции с вечера. Небо сияло звездами. Сдержанно шумели вершинами буки-великаны. Гремела в каменистом ложе речушка, впадающая в озеро. В прибрежных зарослях время от времени подавали голос непуганые кряквы — охота на границе категорически запрещена. Карпатские горы, черные, бесформенные, подпирали светлое небо позади, справа и слева. Пахло разогретой хвоей. На сопредельной стороне, в лесу, надрывалась выпь. Травы поблескивали первой росой. С той стороны, где была застава, из-за ближайшей горы доносились слабые, еле слышимые звуки музыки.
Шорников, лежавший справа от Смолина, беспокойно пошевелился в своем гнезде и, судя по голосу, улыбнулся.
— Это Люба не спит. Концерт из Львова слушает.
Он, видимо, хотел еще что-то сказать, но его не поддержали. Смолин и Слюсаренко молчали, не двигались.
— Чует мое сердце, и сегодня вхолостую просидим. Засекли нас лазутчики. Или другой маршрут облюбовали.
Ему опять не ответили. Слюсаренко умолк и молчал добрых пятнадцать минут.
Выпь перелетела в другое место. Теперь ее жуткое завывание — смесь истерического хохота и душераздирающих слезных воплей — слышалось на той узкой стороне озера, откуда обрушивается водопад в глубокое ущелье. Это совсем близко от границы, метров сто. Смолин мысленно проложил прямую линию от ночной птицы к себе и дальше и подумал: не условный ли это сигнал? Бывало и такое. Лазутчики иногда ловко подражают птицам.
С этого момента Смолиным овладело беспокойство. Он смотрел в наш тыл, на буковую рощу, на темное устье речушки, на густой кустарник и ждал отклика на голос выпи с той стороны.
Ребята поняли, что он не зря насторожился. И тоже во все глаза вглядывались в темноту, крепче сжимали автоматы.
Но в роще было тихо. Высокий ветер лениво перебегал с вершины на вершину. Отчетливо выделялись серые стволы на фоне гор и неба. Никого там нет. Подумав так, Смолин отвернулся. Но Аргон заставил его снова повернуться лицом к тылу. Подался вперед, натянул поводок и напряженно слушал. Нет, все-таки там кто-то есть, решил Смолин. Зверь? Человек? Свой, поверяющий, или чужой?