Переполненный актовый зал гудел – в ожидании драчки.
Редко бывает, чтоб противников настолько легко можно было различить, словно солдат враждующих армий.
В основном набилась разношёрстная публика, с багровым отливом на усатых и бородатых лицах, – егери, охотоведы, охотинспектора. В мешковатых костюмах, вероятно, извлечённых из дальних углов платяного шкафа, или в пиджаках, натянутых поверх джемперов. Многие просто – в свитерах, унтах. Те, кому не хватило мест, теснились вдоль стен.
Возле подоконников собралась молодёжь – должно быть, студенты и преподаватели сельхозинститута. Среди них я обнаружил и вчерашнюю Бирюсинку. Она что-то втолковывала сгрудившимся вкруг неё парням. Глазастая девчонка, в свою очередь, заметила меня и, к моему смущению, шутливо погрозила пальчиком.
Приглашённый совпартактив занял передние ряды. Подстриженные, гладко побритые, в костюмах с ромбами, орденами и планками, руководители районов и предприятий всем снисходительным, усмешливым видом показывали, что съехались, подчиняясь начальственному указанию. Но затеянное мероприятие полагают пустой тратой времени.
Будто дамбой отделили они ревущий поток от президиума.
В президиуме, за столом красного сукна, сидели несколько человек. В центре, с микрофоном под рукой, навис светло-русый, с проседью, одутловатый пятидесятилетний мужчина, с раздражением косившийся на трибуну. Над трибуной возвышался молодой долговязый очкарик с вздыбившимся воротничком накрахмаленной рубашки. Он что-то говорил. Но за общим гулом слабый его, пришепётывающий голос совершенно терялся. Пунцовый докладчик от этого сердился и бессмысленно щёлкал по барахлящему микрофону.
Когда мы вошли в зал, аудитория при виде полковника милиции выжидающе притихла.
Председатель собрания тоже увидел Шебардина, с удивлённым видом кивнул.
– Первый зампред облисполкома Портнягин. Курирует экологию, – шепнул мне Шебардин. – Слева от него – начальник управления охотничье-промыслового хозяйства области Вележной. Как раз тот, кто вам нужен. Сегодня он главный организатор.
Он помахал рукой. Узкоплечий человек с вытянутым вялым лицом кивнул в ответ.
– Можем пройти в президиум, – предложил Пал Евгеньич. Ответить я не успел, – получил тычок под бок. К нам пробралась Бирюсинка.
– Так ты, выходит, мент! – Она повела глазами на полковника милиции.
– Выходит, – признал я. Поспешил сменить тему. – Покажи своего Следопыта.
– Да вот нету, – уныло ответила Ксанка. – Ломаем-ломаем бошки. А без него как бы не замылили тему. Вот побожусь – замылят!
Гул меж тем вновь усилился. Портнягин пригасил его постукиваниями карандашика. Раздражённо обратился к докладчику:
– Ну, наука! Говорите, наконец!
– Так мы не молчим, только нас не слышат, – осторожно огрызнулся тот.
– И не услышат, если будешь шепелявить! – Портнягин заглянул в протокол. – Аспирант Каисин! Не соизволили хотя бы доцента прислать?
– Так это моя тема! – пискнул Каисин.
– Тема! У нас годовое совещание! Со всей области людей от дел оторвали. И – для чего, спрашивается? Можно было бы, казалось, подготовиться.
– Так вот у меня… – Каисин продемонстрировал сколотые листы. – Просто шумят все! И этот ещё! – Он в сердцах пристукнул микрофон.
Портнягин скосился на Вележного.
– Почему не явился директор ВНИИ?!
– Выехал с группой под Ангару. ЦБК опять сточные воды в Байкал спустил.
– Знаю. После обеда сам туда лечу. – Портнягин поморщился. – А почему не вижу ректора сельхоза?
– Сердечный приступ.
– Мы все здесь скоро с сердцем от таких невдалых докладов сляжем! – Портнягин не отказал себе в удовольствии уесть потерянного докладчика – под смешки в зале. – И где, наконец, главный докладчик – ваш хвалёный Бероев? Затеял кутерьму – срочно закрывай охоту чуть ли не во всем Забайкалье! Весь график наперекосяк. А сам не соизволил явиться! Как облисполком должен это понимать?!
Зал моментально притих. Кажется, вопрос висел в воздухе.
– Сам в недоумении! – Вележной обескураженно пожал плечом. Узкое плечо задралось, будто угол вешалки. – Три дня назад в тайгу ушёл. Под Листвянку. Свежая информация по воздушному браконьерству появилась. Хотели прямо к совещанию.
– Новое блюдо к столу, – неулыбчиво пошутил Портнягин. – И где оно? Нету. А значит, получается разгильдяйство.
– Бероев – он ответственный, – хоть и с опаской, но вступился Вележной. – Раз до сих пор не доехал, стало быть, что-то чрезвычайное. Рано ли поздно обязательно добудет материал.
– Дорого яичко к Христову дню. – Портнягин провёл пальцем по списку записавшихся. – А вот вижу, в качестве содокладчика помечен охотинспектор из Качугского района Ми-кушев. Пусть хоть этот пока заменит… Микушев, вы готовы выступить?!
Он обвёл взглядом зал.
– Тоже не явился. Как раз разбираемся, – выдавил из себя Вележной. – Вроде как, извиняюсь, накладка.
Портнягин демонстративно присвистнул.
– Это не накладка. Это безалаберность, – процедил он. Гневно откинул список. Повёл рукой вдоль рядов. – Гляньте, сколько народу съехалось. И что с этим прикажете делать?
– Продолжать! – выдавил запунцовевший Вележной. Отступать ему было некуда. Не срывать же вовсе совещание. – Статистика для обсуждения у нас собрана!.. Продолжайте же! – раздражённо поторопил он докладчика. – Только можно без каши во рту?!
– Можно! – Обиженный Каисин прокашлялся. Набрал воздуху.
– Косуля в опасности! – выкрикнул он, дав петуха, под общий хохот. И удивительно – хохот этот его раскрепостил. – Смешно вам? А вот и не смешно! Я уже приводил цифры нашего ВНИИОЗ[1]. Если бы не галдели, услышали б. Но и без цифр скажу. Положение с популяцией косули, да и изюбра, в Слюдянском, Усть-Удинском, Усть-Ордынском районах, Бурятском округе чрезвычайно тревожное… И уж совсем скверно обстоят дела в Качугском районе.
– Опять наш район не угодил! – перебил с места колоритный усач с бритой шишковатой головой, со звёздочкой Героя Социалистического Труда.
– Прохор Матвеевич! – Портнягин постукал карандашиком. – Желаете выступить, запишитесь.
– Я уж с места. В порядке, так сказать, реплики. – Усач грузно поднялся. – Сколько можно воздух сотрясать! Чуть что – Качугский район. Выбрали себе козлов отпущения, и ну трындеть по трибунам. Или наши охотники лицензии не получают? Взносы не платят? А я полагаю, если без вранья: труженик имеет право охотиться. Что у лесорубов, что у сплавщиков много ли развлечений? Закроете у нас охоту, а нашу косулю будут отстреливать в других районах. Тогда уж вовсе закрывайте – повсюду. И чем, собственно, провинились? Что дичи без счёту?
Он уселся.
– Как раз посчитали! – задиристо возразил докладчик. – Резко сократились заготовки, что пушных, что копытных. Ещё три года назад отряд «Службы учёта» из Москвы рекомендовал срочно закрыть охоту в Качугском районе. К нам тогда исполком не прислушался. И что? Прошло три года, и всё так же бьют дичь!
– Раз бьют, значит, есть что бить, – осклабился бритоголовый – под одобрительные смешки соседей. – Стало быть, и панику зря поднимали.
– Товарищ Большунов! – Портнягин вновь постучал карандашиком. Но на лице его промелькнуло снисходительное выражение.
– Так, Сергей Герасимович! Тут же слепому видно. – Большунов подпустил ироничную слёзку. – Им по должности положено паниковать! Вот и гонят волну. Дай волю, на тайгу замок бы амбарный повесили!
Зал негодующе зашумел.
– Это что ж за перевёртка такая? Мы ещё и виноваты, – растерялся Вележной. – С больной головы, получается, – на здоровую.
– Вякнуть что угодно можно. И тут же наперегонки обобщать, – добавил напору Большунов. – Один-два бурята косулю хлопнут, чтоб мясца на зиму запасти. Так уж весь район норовите замазать. Да нацменьшинства испокон веков охотились. Что ж их теперь за это – по тюрьмам да по каторгам?
– Вы, Прохор Матвеевич, на нацменьшинства всё подряд не валите! – разволновался Вележной. – По подсчётам Бероева, именно среди ваших, леспромхозовских, больше всего случаев.
Большунов громогласно расхохотался:
– Вот уж известный сказитель! Только где сам-то? Застыдился, должно, в глаза. Мы в этой тайге испокон живём. И нужды её не хуже вашего знаем.
– Так вошь тоже на теле живёт! – раздался голос из президиума. Принадлежал он невысокому рябенькому мужчине лет под шестьдесят – слева от Вележного. Дотоле он, казалось, подрёмывал, равнодушный к происходящему.
Зал зашумел, захлопал.
– Репнин! Правая рука Бероева.
– Ловко ты, Большунов, приспособился. – Репнин подрагивающей рукой огладил редеющие волосы.
– В рамках, Георгий Вадимович, в рамках! – почуял недоброе Вележной.
– Так я и так в рамках! – Репнин выровнял дыхание. – Ловко, говорю, он пристроился. Чуть что – прыг – и за нацменьшинства. Ты лучше объясни людям, почему едва не каждый леспромхозовский вездеход оборудован запрещённой фарой! Опять нацменьшинства виноваты?! А с воздуха зверя бить начали! Тоже нацменьшинства в складчину на вертолёты скинулись?! Лицензиями он здесь липовыми машет. Кому очки втираешь?! Да на каждое выданное разрешение добывается по десятку копытных. Ширма для браконьерства они! Или директор крупнейшего в области леспромхоза об этом не слыхивал?
Подзабытый на трибуне докладчик воодушевился.
– Кстати, наземные учёты и аэровизуальные оценки численности косули на зимовках!.. – Он принялся суетливо перебирать листы с текстом.
– Отдохни, Славка! – осадил его Репнин, не давая себя сбить. – Недавно побывал в Магданском заказнике. В заказнике! Зверь при звуке мотора срывается с места. Боится. В прошлом на закрайках полей даже днём встречал косачей, куропаток, коз. Гуляли себе! А ныне оголодавшие браконьеры палят по ночам – слепят фарами с тракторов. И бьют! Без счёта и продыху! А охота – это спорт! Значит, должна, как в спорте, вестись по правилам. Чтоб у дикого зверя тоже шанс был. Потому что цена – его жизнь!