– Так скоро в тайгу, – застенчиво оправдался он.
Наутро я попросил Шебардина организовать мне выезд по трассе в пределах ста километров от Иркутска – для встречи с егерями и охотниками из нацменьшинств.
Снайпер – снайпер во всём. С прогнозом Бероев попал снайперски точно: предложили именно бурятский посёлок Баяндай.
Начальник ХОЗО, тучный майор, лично спустился со мной на склад, придирчиво отобрал кальсоны с начёсом, помог подогнать по ноге «подбитые» валеночки и наконец извлёк из складских глубин пышную пожелтевшую доху. Огладил.
– Сам Сванадзе носил, – сообщил он растроганно. Будто орден повесил.
Весь вторник я безвылазно просидел в архиве, копаясь в уголовных делах.
В среду, затемно, ГАЗ-66 Бероева выехал из города в северном направлении и углубился в тайгу. Скрывшись от глаз, машина принялась круто забирать на юго-запад.
К девяти утра к гостинице «Ангара» подъехала «Волга» с дохой на заднем сиденье. К моему удивлению, из машины вышел Шебардин. Подхватив меня под локоток, завёл в гостиничную аркаду.
– Пришёл проводить. Знаю, что вы с Бероевым сдружились. Жаль, что он всю неделю на конференции занят. С ним-то в тайге побыть для вас очень бы познавательно. Интереснейший человек!.. А я ведь знал, что вы на него выйдете, – добавил он.
– Вот как?
Он остро глянул.
– А как же! Он ведь с группой Сванадзе по своей линии сотрудничал. Многих из местных привлекли тогда по Большому делу в помощь. Сванадзе, как знаете, искал связь между хищениями золота в Бодайбо и поставками леса в Финляндию. И ведь сильно продвинулся. Оставалось выяснить, с какого именно прииска оплата идёт. Дай образец самородного золота, которым рассчитывались, – и вся цепочка замыкалась. Там же по составу песка многое легко определить. Даже «купца» тогда нашли. Только уже убитым. И без золота. Кинулись искать. И тут дело посекли. И враз всё перевернулось.
Я вскользь глянул на часы.
Пал Евгеньевич заторопился. С его слов, после отъезда Сванадзе многих из местных милиционеров, кого тот привлёк к работе в опергруппах, поувольняли. В том числе двух оперуполномоченных с Ангары – Фоминых и Ватуту. А потом пошёл шепоток, что один из этих двоих это самое самородное золото, что все искали, нашёл и перепрятал.
– В общем, – Павел Евгеньевич понизил голос, – на днях был арестован Фоминых. Сегодня с утра арестовали и Ватуту.
– За что?
– Ну, Семён Александрович, найдите мне опера, которого не за что было бы посадить. А по существу: самородное золото, если и впрямь обнаружить, вывело бы на истинных организаторов… Те, что в прошлый раз «отскочили», этого боятся. Дела-то многомиллионные. Теперь Ватуту, понятно, прессуют.
– Зачем вы мне это рассказываете?
– Просто чем быстрей, тем лучше. Особенно для того, кто там. Сами знаете, как у нас в СИЗО колют.
Я поразился. Высвободил руку.
– Слушайте, Пал Евгеньевич! Странный разговор. Если человек и впрямь незаконно арестован, тем более если его прессуют в следственном изоляторе, кому и пресечь беззаконие, как не вам? Вы ж второй человек в иркутской милиции!
– Но не первый, – со значением ответил Шебардин.
Он отодвинулся, протянул с обычной благожелательностью руку:
– Короче. Если в тайге случайно наткнётесь на Бероева – мало ли что, – не сочтите за труд – поделитесь новостью. Она ему лишней не покажется. И с любым вопросом напрямую ко мне! Я предупрежу секретарей.
– Да с чем звонить? Всех дел – туда-обратно по трассе!
– Просто имейте в виду: счёт – куда качнётся – на часы пошёл! – коротко попрощался Пал Евгеньевич. Похоже, мне он не верил ни на йоту.
В 11 утра в 130 км от Иркутска «Волга» свернула с трассы и подрулила к зданию райотдела милиции сельского поселения Баяндай. Возле крыльца топталось с десяток бурятов с ружьями в чехлах, – собранные на встречу с московским представителем. Едва машина остановилась, на крыльцо выбежал ладный старший лейтенант милиции. Несмотря на мороз – налегке: в ловком на нём кителе, в чистеньких форменных ботинках. Вскинул руку к шапке, браво прищёлкнул каблуками:
– Товарищ!..
Бессмысленно поискал погоны на дублёнке.
– Подполковник, – подсказал я.
– Товарищ подполковник! Докладывает заместитель начальника райотдела по политико-воспитательной работе старший лейтенант Владыкин.
Прервав доклад, я постучал по кузову «Волги». Водитель неохотно выглянул. Прищурился на солнце, на которое набегали редкие кучевые облачка.
– Возвращайтесь в город, – приказал я.
Водитель так удивился, что выбрался наружу, на мороз.
– Но мне приказано быть в вашем распоряжении.
– Вот по моему распоряжению и возвращайтесь! – Я извлёк из машины доху. – У вас что, в управлении транспорт девать некуда, чтоб «Волга» без пользы простаивала целый день? Когда закончу, назад меня местные товарищи добросят… Добросите? – уточнил я у замполита.
Тот, явно проинструктированный, растерялся.
– Или самому попутку искать?
Выхода у старлея не было.
– Что вы? Как можно? Довезём, конечно, – заверил он. – Лично обеспечу.
«Волга» отъехала. Вместе с приглашёнными меня провели в Ленинскую комнату, обязательную для любого райотдела.
Я устроился со своими анкетками и опросными листами возле окна, из которого меж редкими соснами хорошо просматривалось шоссе на Иркутск.
Раздеться в отдельном кабинете отказался. Доху скинул на соседний стул.
Замполит устроился поблизости. Он вроде погрузился в свои дела. Но по рысьим, исподтишка взглядам я видел, что дело у него сегодня одно – предугадывать желания московского визитёра, а заодно приглядывать, чем именно он занят.
Потекла приевшаяся рутина. Опросы, заполнение анкет, свободное собеседование. Прошёл час-другой. Начиная с двенадцати я то и дело поглядывал на трассу. Из окна видел, что освободившиеся охотники не расходятся – толпятся у крыльца. Владыкин подошёл с предложением пообедать – в столовой неподалёку приготовлен отдельный зальчик. Я отмахнулся:
– О чем вы, старлей? Работа не закончена. Песню знаете – «Раньше думай о Родине, а потом о себе»?
Пристыженный замполит ретировался.
И тут с трассы свернул ГАЗ-66, тупорылый и лупоглазый: шесть фар над кабиной и одна, мощная, – боковая. Бликующие на солнце фары будто подмигивали, поторапливая.
Я с видимой неспешностью собрал материалы, пихнул в папку. Поднялся, потягиваясь, накинул доху.
– Что ж, спасибо за помощь! – Я пожал руку ошарашенному замполиту и вышел.
Быстрым деловым шагом спустился по лестнице, махнул повскакавшим милиционерам в дежурной части.
ГАЗ-66 парил у крыльца, правая боковая дверца была предусмотрительно распахнута.
Прямо с крыльца я запрыгнул в кабину. Но отъехать не успел. Следом выскочил опамятовавшийся замполит. С выпученными глазами бросился к машине.
– Товарищ подполковник! Куда это вы? – закричал он.
– В тайгу, как и планировал. Оглядеть охотничьи места, – объяснился я с важностью.
– Так вот же! – Он повёл рукой на сгрудившихся охотников. – Как раз собрали, чтоб вас сопровождать.
И тут узнал в водителе Бероева. Надо отдать должное замполиту – соображал он быстро. И понял главное: вверенный его опеке московский ревизор вот-вот ускользнёт. Реакция тоже оказалась хорошей: прежде чем я успел захлопнуть дверцу, замполит обеими руками обхватил мой валенок. Припал щекой.
– Не пущу! – прохрипел он. – Как хошь, не пущу!
Буряты-охотники, приоткрыв рты, наблюдали за диковинным зрелищем. Из окна дежурной части стали выглядывать милиционеры.
Положение становилось неловким.
– Отставить, старший лейтенант! Вы что себе позволяете? – гаркнул я тем начальственным тоном, какому он привык повиноваться. Хватка его ослабла. Кое-как я высвободил ногу.
– Долóжите в УВД, что я вместе с начальником опергруппы охотуправления отбыл в тайгу. Товарищ Бероев выделен в моё распоряжение. Он же и доставит меня в Иркутск. Приказ ясен?! Всё! Благодарю за организацию работы.
Я захлопнул, наконец, дверцу.
Машина тронулась.
– Уволят же! К беней фене уволят, – безысходно донеслось сзади. Когда я глянул в боковое зеркало, оплошавший замполит припустил в райотдел – информировать область.
Я представил физиономию Пал Евгеньича, которому сейчас доложат, что стрёмный «ревизор» вместе с «подозреваемым» Бероевым улизнул в тайгу.
Машина перевалила через шоссе, нырнула в сторону на первой же развилке, и через несколько минут посёлок Баяндай исчез из виду. Да и звуки трассы пропали. Мы ехали зимними дорогами, углубляясь в глухую пушистую тайгу.
За спиной водителя я заметил подвешенную кинокамеру в футляре.
– По привычке захватил, – объяснился Бероев. – Обычно документирую. В этот раз не успел зарядить плёнку. Пустышка.
Спустя время мы остановились перекусить. Вышли. Бероев распахнул дверцу кунга. Я про себя ахнул. Передо мной была обитая пенопластом опрятная жилая комната. С иллюминаторами по бокам и прорезанным окном в задней дверце. С тумбочками, с нижними сиденьями и подвесными полками над ними. Со стороны кабины – раздвижной столик с радиолой. Справа у двери – кухонный модуль, включая раковину и холодильник. Слева – чугунный бочонок с конфоркой и патрубком для дымохода – знаменитая печка-буржуйка. Пристёгнутая лесенка.
– Передвижной дом! – восхитился я. – В нём и заночуем?
– Только если не успеем добраться до зимовья.
– Зимовье?! – На меня будто пахнуло духом первопроходцев, осваивающих сибирские земли.
– Всё своими глазами увидишь! – Бероев запрыгнул в кузов, принялся шуровать у печки.
Я же отошёл. Отчего-то стало неловко справлять нужду на ослепительном снегу возле колеса. Да и размять ноги захотелось. Насвистывая, прогулялся по хрумкому снежку до поворота, свернул на боковую дорожку. Насвистывал, впрочем, недолго. Жгучий мороз живо слепил губы. Ещё поворот – чуть в сторону, по снежному насту, меж деревьев. Зажмурился, чтоб ничто не мешало слушать звуки тайги. Звуков не было. Только поскрипывание собственных валенок. Я замер. Скрип прекратился. Размежил глаза. Вокруг сгрудились стройные, мачтовые сосны со смоляными потёками на растрескавшейся коре и ветвями, набрякшими под гнётом толстенных снежных пластов, увесистых, как строительные плиты. И – полная, абсолютная тишина.