пертую решетку. И главное – цель! Не желание скрыться от правосудия, а, напротив, стремление добиться справедливости, а для этого сдаться в руки областным властям.
Вопросы?
– На чьё имя писать?
– Начальнику УВД. Ему, если что, и передам.
Я перевёл взгляд на Бероева.
– Завтра на месте разберёмся.
Показал на часы, – за окошком, в ночи, завывала вьюга. Заметало в щелястую дверь. Занесённый снег тут же расплывался лужей у гнилого порога.
Пока Микушев, покряхтывая, черкал бумагу, перекусили. До знакомства с Пёрышкиным я мечтал порасспрашивать его об искусстве отлова диких зверей. Это могло бы стать самостоятельным – и очень выигрышным – разделом пособия или статьёй для журнала «Охота и рыболовство». Да и охотинспектор – один противостоящий браконьерскому клану – фигура эпическая. Для хорошего повествования. Эдакий Бероев районного разлива.
Но после случившегося всем было не до трёпа. Потому поужинали коротко.
Бероев выложил перед Пёрышкиным карту. Ткнул:
– Вот тут Репнин ждёт. Сможешь Егоршу к нему забросить?
Пёрышкин охотно закивал:
– Так а чё? Я завтра с эвенками рыся брать пойду. Недалёко выйдет.
Прислонившись к согретым доскам, слушал я завывание пурги в вершинах кедров, надрывное бурление ручья, тужащегося пробить сковавшую его наледь. И сделалось мне от этого так тепло и уютно, что незаметно задремал.
Растолкал Бероев. Не судьба мне оказалось переночевать в зимовье. Освободив квартиру хозяину, перебрались в «скит». Уснул я, едва рухнув на нары. Последнее, что увидел, – в зелёном небе как раз загорелась первая звезда.
Пробудился от постороннего шума. Выглянул. В светлеющем небе догорали последние звёзды. Снегохода уже не было. Дверь зимовья, вновь подпёртую ухватом, припорошило. Возле домишки разглядел звериный контур.
– Бимбо, – объяснил проснувшийся следом Бероев. – Жаль, уезжать пора. Познакомил бы.
– Бимбо?
– Оленёнок. Перышкин его приручил так, что с рук ест. Вообще лесной дикарь доброго человека чует.
Зверёк ткнулся в пустую кормушку, недоумённо заглянул в тёмное окошко. Постучал носом.
Выехали затемно. По низинам древесных стволов ещё стелился редеющий туман. Но тайга уж пробуждалась.
В глубине постукивал дятел. Бедолага истово прорубался сквозь промёрзшую кору к личинкам. Где-то в вышине, у верхушек, стоял гуд – гулял ветер. Порой спускался пониже. И тогда машину окатывало сполохами снега. Как же мне вчера не хватало этих простых звуков. Звуков жизни.
Выглянуло солнце. Поползло, подсвечивая складки плоских гор. На одной из верхушек озолотило пушистого от росы тура. Неподвижный, вытянутый в струнку зверь насторожённо приглядывался к машине внизу. Это вам не простодушный олень! Не подступишься.
Что-то на обочине привлекло внимание Следопыта. Он остановился. Включил мощную поисковую фару. Направил на чащу. Мы успели разглядеть силуэты шарахнувшихся зверей.
– Косули! – пробормотал Бероев. – И сильно напуганные.
– Думаешь, браконьеры? – У меня занялся дух.
– А откуда бы протекторы «Беларуси» взялись? И кажется, совсем свежие.
В самом деле, с дороги на боковую тропу уходили следы широченных колёс.
Бероев заглушил двигатель. Достал из «скита» «тозовку», протянул мне.
– Пошли. Если повезёт, накроем.
Я неуверенно принял.
– Ты что? Стрелять не доводилось?!
– Только из пистолета.
Рядом с бывалым охотником чувствовал я себя полным неумехой.
– Тогда повесь на плечо для виду, – посоветовал Бероев.
Вскинув карабин, шагнул в сугроб и, пробивая наст, пошёл в сторону от дороги. Я двинулся следом. Вчерашний ужас поутих, тем более был я не один. Но всё-таки невольно жался к своему проводнику.
Бероев расхохотался.
– Затопчешь, подполковник!
Через пару сотен метров обнаружили на снегу следы крови. По окровавленному следу дошли до лежащей в кустах туши изюбра. Бероев склонился:
– Вот тебе побочный эффект охоты вслепую. Палят куда ни попадя. После подранок, даже если ушёл, погибает.
Зашагали дальше.
Вскоре уловили запах дыма. Вышли на широченную поляну, испещрённую следами протекторов.
– Точно! Ночная охота! И – обрати внимание, как снег перемололи. Не просто подъехали и поставили машину в сторонке. А именно гоняли зверьё на транспорте! – подтвердил свою догадку Бероев. – Причём специально приспосабливают его под слепую охоту. Самое подлое дело! В чём её опасность для зверя? Фара парализует. Зверь застывает. Бей – не хочу!
На снегу дотлевал костёр. Как раз рядом с местом разделки добычи.
– Лосиха с телёнком, – с ходу определил Бероев. Вгляделся в следы. – Двое. По повадкам – матёрые браконьеры. А наследили-то!.. Даже не уберут за собой, беспредельщики! Сразу видно – привыкли к безнаказанности.
Глаза его загорелись азартом. Осмотрелся, примериваясь. Выдернул из заплечного баула и протянул мне несколько целлофановых пакетов, следом – к моему удивлению – милицейский бланк протокола осмотра места происшествия.
– Будешь записывать и раскладывать вещдоки, – распорядился он. – Сначала привяжем к местности…
Осмотрелся в поисках надёжного ориентира. Похлопал по толстому стволу старого дуба.
– Метров триста до дороги. Назад пойдём, перемерим точно.
Не раз мне доводилось осматривать место происшествия. Бывало, наблюдал за работой элитных следователей и экспертов. Следопыт оказался из лучших. Разбив, как положено, поляну на сектора, он сноровисто передвигался из одного в другой, в каждом находя что-то примечательное. То, что могло послужить доказательством, фотографировал и передавал мне – для пакования и внесения в протокол. При этом вслух комментировал то, что обнаружил, рассуждая, что и откуда могло взяться. Смотреть за этим было фантастически интересно. На моих глазах не просто множилось число вещдоков, а с каждой находкой приближалась разгадка. Начали мы с кострища и с останков туш. Срезы с зазубринами от плохо наточенного топорика. Липкая бутылка из-под горькой настойки. Примятый бычок «Казбека» и извлечённый из-под обгорелого полена озадачивший нас окурок сигаретки с золотым ободком. Но без следов помады. Всё становилось предметом анализа и цеплялось одно за другое.
Вскоре поляна была осмотрена. Продолжая вслух рассуждать, Следопыт двинулся дальше. Я ступал след в след.
После осмотра найденных на поляне следов Бероев уже не сомневался, что браконьерил кто-то из леспромхозовских. Но кто именно?
Обнаружили место, где на время разделки поставили трактор. К этому времени снег, поначалу чуть порошивший, повалил густо и грозил завалить всё вокруг. Я сгрёб с шапки нападавший снег, показал Бероеву.
– Если хочешь зафиксировать, поторопись.
Бероев поспешил к припорошенным следам протектора.
Принялся обдувать. Будто заправский эксперт-криминалист, извлёк из баула кисточку для обработки поверхности, гипс. Вообще удивительный кожаный баул всё больше напоминал мне безразмерный акушерский чемоданчик Остапа Бендера.
Вдвоём кое-как очистили след.
– Лапа! – воскликнул Бероев. Торопясь, сфотографировал. Ткнул для меня пальцем в один из фрагментов.
– Это Лапа, точно! Я ему ещё полгода назад говорил, чтоб заменил колесо. Но – ленив не в меру. Видишь пузырь? Здесь резина как будто надорвана! Зацепил на лесопогрузке. Так и не сменил колёса, лоботряс! Но к чему? – вопросил он недоумённо самого себя. – Ведь завтра Большунов поведёт команду в заповедник. А уж Лапа в этой команде первый загонщик. И для чего-то накануне уезжает! С какой-то импортной сигареткой. В самоволку, что ли? Не понимаю. Просто не вяжется!.. Погоди! Насколько мы от них отстали? – Мысли его обратились на другое. Он заново поворошил угли в костре. – Всего с час-полтора как отъехали! А если попробовать срезать через Малое море? Может, успеем перехватить, пока они на «Беларуси» чапают?!
– Но даже если не успеем? – Торопливость его была мне непонятна. – Раз уж ты и посёлок, и самого Лапу вычислил, в посёлке и накроем. Дом обыщем! Да и на бутылке – рупь за сто – следы пальцев, на окурках слюна!
– Да ты что, подполковник?! Забыл, где мы? У тебя даже понятых нет! Дойди до суда – окажемся против них двое на двое. И поди докажи, что бутылку не у пивной подобрали. А от прочего они ещё перед посёлком избавятся!.. Рвём, Семён! – Бероев подхватил баул, карабин. Устремился к машине, договаривая уже на бегу: – Ты представляешь, Лапу с поличным повязать? Это, считай, самого Большунова за вымя взять. Заодно и Микушева разом обелим! Всё в одном клубке получается.
Машину он рванул с места, будто на ралли. Да, собственно, это и было ралли. От прежнего неспешно-снисходительного, всеведущего аналитика не осталось и следа. Теперь по следу шёл нетерпеливый опер. Поначалу я пытался запоминать направление. Какое там? Мы петляли, разворачивались. Вскоре я вовсе потерял представление, в какую сторону едем.
Пытался заговорить с Бероевым, но он навалился на руль, будто пытался телом придать машине дополнительное ускорение, и, не отвлекаясь ни на что, стриг взглядом дорогу. Дворники натужно разметали лобовое стекло.
Наконец мы взобрались на очередную сопку, и – я ахнул. Внизу раскинулась широченная, теряющаяся в тумане водная гладь.
– Байкал?! – выдохнул я.
Бероев кивнул. Машина понеслась вдоль Байкала по накатанной дороге. Её слегка водило. Но увлечённый гонкой водитель, кажется, этого не замечал.
– Не выбросит нас на такой скорости? – Я с опаской поглядывал на озеро.
Мой намёк не был услышан.
– Сейчас ещё подсократим, – пообещал Бероев.
Он прижал ГАЗон правее, к краю ледяной гряды, круто обрывавшейся прямо в воду.
– Водичка какая прозрачная, – заискивающе произнёс я. – В такую не дай бог угодить. Пять минут, и ты – на дне.
– Минуты хватит, – уточнил Бероев. Я поёжился.
И тут всё случилось.
Правое колесо «закусило» кромку. Водитель, выравнивая, крутнул руль. Хватил по тормозам. Бесполезно. ГАЗон уже выбросило с дороги.