– Через балку быстрей выйдет! – подсказал Микушев.
Разойдясь на пару десятков метров, они побежали к поросшей кустами пади.
– Сразу не выскакивай! У кустарника затихни! Раздвинем – приглядимся, – предупредил Репнин.
Но когда до кустов оставалось совсем близко, оттуда вдруг выскочил Лапин с одностволкой наперевес.
Зыркнул на Микушева.
– Ты! – сладко произнёс он. – На ловца и зверь!..
Не целясь, выстрелил.
Микушеву ожгло плечо. Лапин принялся перезаряжать.
– Не стрелять! – к ним бежал Репнин. – Я начальник отдела охотуправления. Приказываю бросить оружие!
Он выстрелил поверх головы Лапина. Выпустив ружьё, тот зигзагом юркнул в кусты. Репнин добежал до Микушева.
– Как ты? Дай перевяжу!
– На каждую царапину время тратить! – Микушев подобрал карабин, ружьё Лапина. Азартно мотнул подбородком в сторону громких голосов. – Ну, смело мы в бой пойдём?!
Репнин улыбнулся ободряюще. Из кустарника, с другой стороны, раздался новый выстрел. Репнин качнулся, удивлённый, и рухнул лицом на снег. Микушев, не целясь, выстрелил на звук.
Опустился на колени над товарищем. Пуля, пущенная в спину, раздробила позвоночник. Перевернул. Широко открытые глаза смотрели на солнце. Старый охотовед больше не щурился. Мёртвые света не боятся.
Не веря, Микушев провёл по лицу пальцем, бессмысленно счищая первые снежинки.
– А-а! – заорал он в бешенстве. Подхватив карабин, ломанулся через кустарник.
В балке, возле запряжённых саней, сгрудились пятеро. На санях сидел Большунов. Рядом – тыча пальцем в кусты, что-то энергично говорил Лапин. Подле прикрывал шапкой кровоточащее ухо Жеребьев.
При виде охотинспектора с карабином наперевес Большунов грузно поднялся.
– Ты – беглый! – веско произнёс он. – Мы тебя разыскивали и теперь задерживаем!
Микушев, к испугу всех, засмеялся.
– Ой ли! – не поверил он. – Вы браконьеры! И убийцы! Только что убили человека! Товарища моего при исполнении убили! А вот давайте в игру сыграем! – Он осклабился. Повёл карабином, предупреждая попытку поднять оружие. – Называется – «О, счастливчик!». Вас, гляжу, пятеро. У меня в магазине и стволе четыре патрона. Разыграем, кому повезёт?.. Мне, беглому, по хрену метель! Ну! Оружие на снег! Или – начинаю отсчёт!
– А вот и первенький! – Он навёл карабин на побелевшего Жеребьева. – В спину ты, конечно, стрелял? Ты! Ты всюду в спину!
В горле Микушева клокотнуло. Палец на спусковом крючке забегал.
Жеребьев судорожно отбросил обрез одностволки со вкладышем от ППШ. Зачем-то показал пустые ладони.
Микушев широко осклабился – доказательство убийства лежало перед ним на снегу.
– Крыша пошла, – выдавил из себя Лапин.
Что взять с сумасшедшего? Следом побросали оружие остальные.
– Теперь шапки долой по покойному – и в сани! – потребовал Микушев.
Лапин и Жеребьев вопросительно скосились на пунцового Большунова.
– Послушай, Микушев! – выдавил из себя тот. – Никто не хотел… Это недоразумение. И вообще…
– Недоразумение! Вот это так съюморил!.. – Микушев показал большой палец. – Живо в сани! А то я до шуток нынче сам не свой! – Он показал на палец, нервно поигрывающий курком. – Вот всё решаю: может, лучше вас, паскуд, в самом деле перестрелять! И государству хлопот меньше.
Большунов нехотя опустился на солому, рядом, с краешку, притулились Лапин с Жеребьевым.
– Где остальные? – Микушев повел головой на осёдланных коней.
– Ищи-свищи! – хмыкнул Лапа. – Считай, не было никого больше.
– Разбежались! – смекнул Микушев. Подозвал струхнувшего бурята. Под его надзором тот принялся навешивать изъятое оружие на лошадиную холку.
– Прохор Матвеевич! – Лапа незаметно потеребил директорский рукав.
– Зачем убили, дурачьё! – процедил тот. Зыркнул на Жеребьева. – Ты?
– Я в Микушку целил!
– Да что теперь! – Лапа подсел поближе. – Теперь только решать!
Он скосился на отвлекшегося Микушева, прижался губами к директорскому уху. – Прохор Матвеевич! Его кончить надо!
– Да ты!.. Дурень! – вспылил Большунов. – С кем говоришь? Убийцу нашёл!
– Ты, может, и нет. А вот мы с Жеребой… Если что, нас под вышку подведут! А под вышкой – не обессудь – любой заговорит! Убийство не убийство. Но грехов на тебе – сам знаешь!
– Не пугай – пуганый!.. Да и народ!..
– Так уж разъехались все. Мы – последние! – горячо зашептал соблазнитель. – Петька-бурят! В глубинку его куда подальше переправишь, деньжат на новый дом кинешь, – вовек пасть не откроет… Их же двое всего было! Одного – хошь не хошь – уж нет. А Микуш – вглядись, кровища набухла. К тому ж – беглый! Мы с Жеребой на рывок навалимся. Финка-то в сапоге. Коснись чего, ты, как всегда, стороной!
Большунов потряс большой головой:
– Ой, связался с олухами!
– Ну же!.. Твоё слово! – поторопил Лапа.
– А сможете, чтоб чисто?
– Люди! Не стрелять! – донёсся пьяненький голос меж деревьев. – Не стрелять, люди! Это не лось, не кабан! Это к вам идёт обмороженный Александр Михайлович Голубович! Не стрелять!
В падь вышел розовощёкий мужчина в узких золочёных очках, в добротном тулупе и богатой беличьей шапке. В меховых сапогах поверх стёганых брюк. С инкрустированной «вертикалкой» за спиной.
– Вот вы где! – протирая запотевшие очочки, он направился к саням.
– Этот-то откуда? – простонал Большунов. – Его ж давно увезти должны были.
– Стою, стою на «номере»! И никого. Аж закостенел! Скверно гостей принимаешь, Прохор Матвеевич! Бросили, как цуцика какого! Срочненько налей.
Он нацепил на место очки, проморгался. Увидел Большунова в санях среди нахохлившихся подсобников. Разглядел наведённый на себя карабин.
– Что это значит? – спросил он Микушева.
– Ты задержан, – сухо объяснился тот. – Как соучастник.
– Соучастник чего? – Мужчина удивлённо глянул на угрюмого Большунова. Тот отвёл глаза.
Мужчина сбледнел.
– Это ерунда. Чушь какая-то несусветная. Послушайте… Меня пригласили. Наверняка есть разрешение. Прохор Матвеевич, вы чего отмалчиваетесь?.. И потом, почему в таком тоне? На «ты»? Вы хоть понимаете, с кем разговариваете?! Я – заместитель министра…
– Был. А нынче ты – соучастник убийства, – равнодушно возразил Микушев. – Вон вишь?
Голубович в самом деле разглядел, наконец, недвижное припорошенное тело.
– Как же это? – пробормотал он.
Микушев стянул с его плеча карабин. Показал на лежащего Репнина:
– Познакомься. Это был Георгий Вадимович.
Перевел дуло на бурята:
– А это Петя, возница. Поступаешь в его распоряжение носильщиком. Вместе перенесёте Георгия Вадимовича в сани. Живо!
Подгоняюще ткнул в живот. Из Голубовича с шумом вышел воздух.
Погрузили тело Репнина, расселись вокруг.
Микушев на лошади, обвешанной оружием, и с карабином на груди, подъехал к саням.
– Попробуешь погнать – пуля в затылок твоя, – предупредил он бурята.
Процессия неспешно потянулась в сторону администрации заповедника.
Голубович с пузырящимися губами яростно набросился на Большунова.
– Как это прикажете понимать?! Как кутят в повозке!.. Во что вы вообще меня впутали? Браконьерство, труп какой-то. Это называется – хозяин тайги? Да меня через неделю должны министром назначить. И что по вашей милости теперь?
– Вам же сказано: теперь вы – соучастник убийства, – угрюмо ответил Большунов.
– Как это? – Голубович растерялся. – Вы что, это серьёзно?! Вы-то знаете, что я никого не убивал!
– Может, и не убивал, – вяло согласился Большунов. – А может, и… Кто-то стрелял в спину. Почему не вы?
– Да вы… с кем это? Шантажировать, что ли? – Голубович набрал воздуху.
– Отдохни, министр. На параше наговоришься, – оборвал Лапин. Как и остальные на санях, он не отводил взгляда от слабеющего, обвисшего на лошади конвоира. Ткнул локтем директора. Вновь припал к уху:
– Матвеич, самое время.
Дорога как раз начала подниматься вдоль обрывистого горного кряжа, на верхушке своей достигавшего десяти метров высоты. Подножие хребта было усыпано острыми валунами.
– Даже ножом не придётся. Чуть подтолкнуть и… – Лапин засопел. – Тут же вернулись. Коней, прочее похватали, следы замели – и врассыпную. Тела мы с Жеребой заныкаем. Да хоть в топи. Как не было. Замучаются искать!
– А этот? – Большунов скосился на московского гостя. Замминистра раскачивался, тихонько подвывая.
– После обломаешь! Его-то интерес тот же самый – не засветиться. Не замазан – и не замазан. Отвезёшь в аэропорт, – и к ночи вылезет в Москве! Ещё и благодарен тебе по гроб жизни будет! Верёвки из него вить станешь. А оставишь как есть, он тебя насчет левых поставок при первом допросе с потрохами сдаст. Глянь – от него уж вонь пошла! А это тебе не браконьерство, а девяносто третья прим! Хищение в особо крупных масштабах. Ещё неизвестно, кого из нас первым к вышке подтянут. Ну же, Матвеич! Чтоб локти после не кусать.
С верхушки кряжа раздался выстрел. По горной дороге навстречу процессии спускался Бероев. Будто в ответ, вдалеке завыла милицейская сирена.
Мы с Бероевым подошли попрощаться с Микушевым. Пожали руки. Собрались отойти.
– Ксанка-то воротилась? – спохватился вдруг Егорша. Вытянувшееся лицо Бероева его испугало.
– Ну, Ксанка из Братска! Она с ранья приехала. Потребовала, чтоб включили в егерский обход. И так и сяк отговаривали. Но упёртая – ни в какую! Жора, чтоб под ногами не путалась, отправил отдельно, к Хрустальным скалам. Осмотреть Паленовский хуторок у Песочной бухты. Прежде-то там эвенки из прилегающих деревень баловали. А нынче тихо. Но – мало ли? Она на лыжах пошла. Неужто до сих пор?!