Бероев быстро зашагал к брошенному ГАЗону. За эти два дня я настолько привык ходить по его следам, что, не спрашивая согласия, потрусил сзади.
– Доедем до администрации. Если не вернулась, придётся людей на розыск поднимать. Вот-вот завьюжит, – прикинул Бероев.
Он старался выглядеть спокойным. Но голос побулькивал.
Через несколько километров из ореховой рощицы, мимо которой проезжали, донёсся собачий лай. Мы остановились. Выскочили лайки. Следом из-за деревьев показалось несколько конных. Впереди на крепкой кабардинке ехал в своём треухе разрумянившийся Лёша Пёрышкин. У седла трепыхался кожаный мешок.
При виде знакомого ГАЗона замахал рукой.
– Палыч! Мы рыся взяли, – издалека похвастался довольный Лёша. – И не токо. Ещё, глянь, чего добыли. Хорошо, что состыкнулись! Ногу подвернула, дурёха. Еле брёдала.
На последней лошади восседала Ксана Бирюсинка. Увидев Бероева, пришпорила.
– Олежка! – забыв об осторожности, закричала она. Прямо с седла свалилась ему на руки, едва не повалив.
– Что с ногой? – спросил Бероев, строгостью тона напоминая Ксане, что они не одни.
– Да нога как нога. Пройдёт! Олежка! Я чужого едва не взяла! Выстрелила в воздух. А он на снегоходе стал уходить. Но там куда уходить? Справа-слева глухняк. Только на Хрустальные скалы. Думаю, в них-то тебя, субчик, всё равно зажму. Вышла на скалы – и никого. И как может быть? Не испарился же!
– С утра вертолёт Ми-2 лётал, – припомнил Пёрышкин. – Я ещё думаю – откуда. Потом гляжу, за горами пропал.
– Он ещё вот обронил.
Оксана залезла в карман. Передала Бероеву. Тот глянул. Переменился в лице.
Нахмурившись, достал карту.
– Покажи, где его увидела.
– За хуторком, – ткнула пальчиком Оксана. – Видный такой. Не похоже, чтоб браконьерить. Тогда зачем удирал? Только не разглядела. Далеко больно. Ещё туман поутру…
Бероев ухватил собственный нос. Потрепал, будто задался целью оторвать.
– Вот что, Лёша, – обратился он к Пёрышкину. – Сажай на лошадь Семёна Александровича. И вместе с Оксаной – до администрации. А мне тут кое-что проверить надо до темноты!.. Через часик буду!
Прежде чем кто-то из нас успел возразить, Бероев впрыгнул в кабину и – скрылся за поворотом.
– О! Ещё один. Только это, кажись, гаишный. – Пёрышкин показал на небо. Где-то в районе здания администрации заповедника опускался милицейский вертолёт.
Когда мы добрались до администрации, вертолёт стоял на поляне. С крыльца сбежал полковник Шебардин. Рыскнул глазами.
– Где Бероев?! – кинулся он ко мне.
– Должен скоро быть.
– Я опергруппу с собой прихватил и прокурорского следователя.
Здание на сей раз было ярко освещено. В кабинетах вовсю шли следственные действия.
Вернулся Бероев. Шебардин, пребывавший в нетерпении, настойчиво подхватил его под локоток, завёл в свободный кабинет. Кивком пригласил меня.
– Так что, на месте? – обратился он к Бероеву.
– Что именно? – тот отстранился.
Шебардин упруго прошёлся по кабинету.
– То, что неделю назад арестовали Фоминых, вам известно, конечно?
Дождался подтверждающего кивка.
– Но Фоминых не знал, где именно спрятано самородное золото. А то, что вчера арестован Ватута, тоже знаете?
– Я передал, с ваших слов, – вмешался я.
– Их поместили в одну камеру, – уточнил Шебардин.
Я встрепенулся, изумлённый:
– Чтоб подельников в одну камеру?
– Вроде по недогляду. – Шебардин подтверждающе усмехнулся. Волнуясь, хрустнул пальцами.
– То, что скажу, должно остаться меж нами. После ареста Фоминых завербовали. Ватута об этом, конечно, не знает. Зато Фоминых ему сказал, что самого его выпускают за недостатком улик. А значит, Ватута по логике должен сообщить другу, где золото. Просто чтоб тот отвёз его в Москву. Потому тот же вопрос, Олег Павлович, – на месте ли самородное золото, что вы с Ватутой перепрятали?! Вы ж понимаете, что без него мы не выйдем на прииск, а значит, цепочка левых поставок опять оборвётся.
– Почему я должен вам верить? – процедил Бероев.
– Да потому, что именно я больше всех рискую! Как говорится – пан или пропал! – в сердцах выкрикнул Шебардин. – Вы хотите освободить вашего друга? А можно опоздать так, что и освобождать будет некого. Генерал Кузьмак на два дня вызван в Москву. Вот эти два дня у нас в запасе. Можем прямо сейчас поднять опергруппу и лететь на Ангару. По экспертизе во ВНИИ геологоразведки есть договорённость. Но – нужны образцы. Ну же! Вертолёт под боком! В какую часть тайги летим?! Да поймите вы, упрямая башка, может, в эту минуту, пока время теряем, кто-то заветное золотишко как раз изымает.
– Уже пытались, – процедил Бероев. Мы оба – и я, и Шебардин – встрепенулись.
Бероев решился:
– Золото есть. И как раз неподалёку. Сегодня хотели вывезти на вертолёте. Чуть не успели. Девчонка – внештатный охотинспектор – в последний момент спугнула. Стала преследовать. Вот что обронили!
Он раскрыл ладонь. На ладони лежал наборный, из янтаря, мундштук. Мне доводилось видеть подобные штучные мундштуки, ножи, авторучки. Их изготовляют заключённые в колониях – для вертухаев.
Видел их, конечно, и Шебардин.
– Кузьмак-младший! – без тени сомнения рубанул он. – Начальник СИЗО-1. Туда как раз обоих – и Фоминых, и Ватуту – доставили. По Кузьмаку ещё два года назад оперативная информация «понизу» шла. И получается – срослось!
Требовательно глянул на Бероева:
– Олег Павлович! Вот при товарище обещаю: назначат начальником УВД – пробью тебя главой облприроднадзора. Хватит пацаном с ружьишком бегать. Иркутский край – вот масштаб по тебе! Бок о бок станем за экологию радеть!
На лесть Бероев не повёлся.
– Отдам только под гарантию! – объявил он. Откровенно, лоб в лоб, посмотрел на меня.
Шебардин, на удивление, обрадовался:
– Так и я этого хочу! Мне самому без московской поддержки никак – затопчут и следов не оставят!..Вы, Семён Александрович, – учёный – не учёный, – но в этой истории не посторонний. Фоминых и Ватуту арестовали как раз после вашего прилёта – из страха.
Он придвинул ко мне телефон.
Я набрал номер начальника методического отдела ГСУ.
– Доюморился, остряк-самоучка? – спросил я Тельнова. – Теперь будешь расхлёбывать. У меня рвёт трубку первый заместитель начальника УВД Павел Евгеньевич Шебардин. И похоже, после разговора с ним тебе придётся мчать по начальству.
Трубку Шебардин схватил обеими руками сразу. А я пошёл по кабинетам – не терпелось поучаствовать в допросах пойманных браконьеров.
Минут через сорок меня разыскал Шебардин – в накинутом тулупе.
– Москва дала добро! Немедленно вылетаю с опергруппой в Братск! – азартно объявил он. – Бероева забираю с собой. Чудный мужик, чудный!
От полноты чувств он потряс мою руку.
В искренность Пал Евгеньича отчего-то не верилось. На всякий случай придержал ладонь.
– Имейте в виду! Олег Павлович будет утверждён рецензентом по пособию. А ближе к осени пригласим его основным докладчиком на совместную конференцию МВД и Главохоты. Так что – берегите его.
– А то! Такого-то человека! – заверил Шебардин на ходу.
Я собрался проститься с Бероевым. Но не успел: когда, накинув дублёнку, выскочил из здания, вертолёт уже взлетал.
На другой день я вернулся в Иркутск. За оставшееся время предстояло подбить итоги командировки.
Перед самым отъездом в аэропорт в номере меня застал звонок Тельнова.
– Здравствуйте, Сванадзе! – ехидно произнёс Игорь. – Докладываю: с вашей лёгкой руки завтра с утра в Иркутск вылетает комплексная милицейско-прокурорская бригада. Куда и меня, бедолагу, втиснули. Говорят – инициатива наказуема. Так что за кефир вам отдельное спасибо!
– Себя благодари, – буркнул я.
Бероева до отъезда я так и не увидел. А по возвращении был откомандирован в составе аналитической группы в Тамбов – количество укрытых от учёта преступлений в области на порядок превысило среднестатическую норму.
Бывая в министерстве, узнавал вскользь о событиях в Иркутске. Новое расследование оказалось по последствиям разрушительнее первого. Массовые отставки в УВД. Массовые посадки среди партхозактива.
В повседневной текучке я то и дело вспоминал Бероева. Пытался связаться. Но в тайге телефона нет. А написать руки всё не доходили.
Через год получил от него письмо:
Дорогой Семён! Хорошие встречи остаются в памяти навсегда! С полгода помогал по возобновлённому Большому делу. Даже схлопотал благодарность от вашего министра. Но – что важнее – добился освобождения Ватуты. Многих воров удалось посадить. В том числе памятного тебе Большунова – за хищения в особо крупных размерах. Многих поувольняли. Впрочем, по большому счёту ничего не изменилось – разве что фамилии на руководящих кабинетах. Шебардин, назначенный вместо Кузьмака начальником УВД, и думать забыл о своих экологических мечтаниях. Даже просто попасть к нему на приём ныне совершенно нереально.
Так что по-прежнему мотаюсь по тайге и – тем доволен.
Пособие твоё к нам поступило. Вполне дельное. Но только – есть пособие, нет пособия – заставить милицию расследовать дела по браконьерству по-прежнему невозможно.
За 13 лет моей работы оперативником всего один раз удалось уговорить следователя выехать на место происшествия. Да и то он был сыном моих друзей.
Зато мне фартит – лезут в руки крупные «застарелые» дела по копытным и соболям. Видимо, моя планида такая – крутить не по свежим следам, а раскапывать – подобно археологу. Правда, тешусь мыслью, что такие запутанные преступления никому другому оказываются не под силу. Что поделаешь – слаб и тщеславен человек.
Другая, худшая напасть на нас свалилась.
Охотнадзор в рамках перестройки додумались объединить с производством. И конечно, первым же делом сократили больше чем наполовину. На всю Иркутскую область оставлено 23 охотоведа. Так же обошлись с егерями. Вот уж раздолье браконьерам. Да и в других отраслях, куда ни глянь, то же самое. Сомневаюсь, не браконьеры ли перестройку затеяли? Грустно, девицы!