– Слово, – заверил Олег.
– Тогда вот что: обнаружишь понягу – оставь себе на память. Подарок!
Подошла проститься Танечка:
– Эдька, милый! Вернёмся в Чару, первым делом тебя сыщем… И спасибо тебе за всё. А Алексей Павлович – чтоб ты не думал – тоже очень высоко о тебе как о таёжнике отзывается. Просто зациклился на тропе этой своей, чёрт знает почему, вот и сорвался… И письмо в милицию, что обещал, напишет.
Разглядела на лице калеки недоверчивую усмешку. Ноздри её затрепетали:
– Во всяком случае, письмо будет!
Эдик сжал на прощание огрубевшую в походе ручку:
– Игорёшке привет! Он хоть и хиляк, но мужик настоящий!
Запунцовевшая Танечка сделала жест погонщикам. Олени запрядали ушами. Санитарный поезд ушёл в сторону Чары.
К вечеру с ледника возвратились Челягин с Тимашевым. Время оказалось потеряно впустую – из-за тумана съёмка не задалась.
То ли из-за этого, то ли из-за потери оленей с погонщиками выглядел руководитель экспедиции раздражённым. К трагедии, случившейся с проводником, кажется, остался безразличен.
Олег подошёл отпроситься на охоту. Челягин равнодушно разрешил. Над лагерем повисла беспросветная хмарь. В такую погоду не до съёмок.
Рано утром Олег ушёл из лагеря – искать заветную тропу.
Под вечер, раскрасневшийся, взъерошенный, ворвался в штабную палатку. Челягин, склонившийся над походным столиком, нервным движением руки прикрыл его штормовкой. Корпевшая в уголке над банками с тушёнкой Танечка подняла удивлённые глаза.
– Никак снежного барана нашёл, – предположил Челягин.
– Не-к-ка, – Олег отрицательно мотнул шеей.
– С росомахой сцепился? – пошутила Танечка.
– Вот ещё глупости.
Олега распирало. С шумом кинул никитинскую понягу.
– Откуда? – не поняла Танечка.
– С тропы на перевал! – выпалил Олег. Терпеть больше он не мог. – Эдик Никитин тропу на Средний Сакукан обнаружил!
Челягин поперхнулся.
– Я по его наводке по склону Ледниковой прошёл. Там, где скалистый каньон. Наверное, там он и сорвался.
– Покажи! – потребовал Челягин. Резким движением сбросил штормовку. Под штормовкой обнаружилась карта-километровка Кодара. Та самая, что Олег безуспешно пытался выпросить в спецотделе. Не веря своим глазам, он перевёл взгляд на руководителя.
– Но откуда?.. – пробормотал он.
– Со временем сам научишься добиваться своего без лишнего шума. В общем, академик Поженян поделился. Но никому ни слова! «Режимники» пронюхают, вони на всю Москву поднимут… Покажи же! – Он нетерпеливо постучал по карте. Передал карандаш.
Олег склонился, примерился. Провёл линию.
– Здесь! – определился он. – В принципе проход удобный. Категория А1. Даже кошек не надо.
Челягин закинул руки за голову. Торжествующе выдохнул.
– Кто ищет, тот обрящет! – изрёк он. Всмотрелся в непонимающие лица. Вывернутые, обветренные губы его раздвинулись в широкой, неотразимой улыбке.
– Вы хоть знаете, что мы теперь с вами изобразим? – обратился он к Олегу.
– Поищем снежных баранов в Мраморном ущелье? – предположил Олег.
– Если подвезёт, то и бараны. Ущелье! И – бараки ГУЛАГа с Борским урановым рудником! Вот главное! – Челягин порывисто притянул к себе за талию Танечку. – Ребятки! Делаем документальный фильм!
Он вскочил. Принялся расхаживать по палатке, в азарте размахивая длинными ручищами.
– Никто и никогда ничего похожего не снимал. Вникните! Панорама. Долина горной речушки Средний Сакукан, затерявшейся среди южных отрогов Кодарского хребта. Печально знаменитая как Мраморное ущелье! Зона вечной мерзлоты. Борский «Кодарлаг». Зэки, бывшие фронтовики, переброшенные из гитлеровских лагерей в сталинские. Заживо гниющие в руднике. Беспросвет. И вдруг – освобождение, реабилитация! Почему, не знаю. Сталину ли шлея под хвост попала, в международных ли отношениях что-то продемонстрировать понадобилось. Главное – возвращение смертников к жизни. Крупным планом: законсервированный рудник, опустевшие лагеря и распахнутые настежь ворота. Как предтеча ломки всего ГУЛАГа. Символ освобождения. Не только их! Всех нас – возвращение к нормальной жизни! Пара цитат – к месту – из двадцатого съезда. И концовка – вмонтируем кадры из фестиваля пятьдесят седьмого года. Братающаяся на улицах Москвы молодёжь. Ошалелая от свободы страна. Спутники, устремившиеся в космос! Торжество гуманизма!
Танечка и Олег слушали, заворожённые. Первой очнулась Танечка.
– Но как же снимать? Если там радиация! – спохватилась она.
– Сказка для отмазки. – Челягин фыркнул. – Я перед отъездом специально к физикам ездил, консультировался. Нет давно никакой радиации. Ну, может, чуть-чуть. Фоном. Да и Никитин, с его слов, многажды бывал.
– Алёша! – вклинилась Танечка. – По возвращении надо перед Эдиком извиниться. И ходатайство, что обещал, непременно…
– Да-да, напомнишь! – Мысли Челягина были захвачены иным. – Пару недель под «рудниковые» съёмки выделим. Танечка в лагере прикроет… Но чтоб никому!
– Так нас в верхнем лагере осталось-то всего ничего: мы да Тимашев!
Снаружи донёсся шум сгружаемой аппаратуры – с ледника вернулся Игорь. Челягин заметил, как оживилась Танечка. Нахмурился.
– Ни-ко-му! – жёстко подтвердил он.
В палатку втиснулся Игорь. С усталой и блаженной физиономией потянулся.
– Ох, ребятки, если б видели, на какие породы я вышел. Пальчики оближешь. Лёд в глубоких трещинах. Заглянешь – центр земли виден. А поднимешь голову – вершины, как пики. Надо бы занести в журнал данные. Но ухайдакался! Мочи нет, в люлю хочется.
– Поужинай сперва, – предложила Танечка. – Я тебе кастрюльку в свитер укутала. Хочешь, разогрею?
Игорь отмахнулся.
– Вы хоть представляете, что здесь за материал для гляциолога? Находка на находке. Если так и дальше пойдёт, к осени, считай, – готовый диссер. Останется месяц-другой, чтоб в корки завернуть. И – выноси на учёный совет. Пам-пам-параба! – пропел он.
Выбрался наружу. На выходе его шатнуло.
– Да прежде сдохнешь от истощения! Думаешь, кто пожалеет? – крикнула вслед Танечка.
Под усмешливым взглядом Челягина смутилась.
– И как таких доходяг в горы пускают? – буркнула она.
Челягин выглянул в слюдяное окошко.
– Да уж все глаза высмотрел, – опередил его Олег. – Ни единого светлого пятнышка на небе. Сплошная хмарь.
– А под дождём не больно поснимаешь, – согласился Челягин. – Эх, нам бы сейчас Мабуку этого, чтоб хоть на неделю погоду дал! Весь спирт, что остался, не пожалел бы. Бог с ним, с солнышком, но хотя б без дождя!.. В общем, ждём на низком старте. Первые проблески, и – бросок на Средний Сакукан. Ах, ребятки мои! Что это выйдет за фильмище! – Он мечтательно сощурился. – Я его вижу, будто отснятый. Такой сделаешь, и – можно дальше не жить!
Челягин обеспокоенно ткнул пальцем в Бероева.
– Олег! Перепроверь всё тщательно: сборка-разборка…Штативы. Чтоб ни одной мелочи не упустить. Запомни: наш брат-оператор, как разведчик…
– Прокалывается на деталях, – не сговариваясь, подсказали Олег и Танечка. Таким счастливым руководителя экспедиции Бероеву видеть не приходилось.
Танечка и Олег выбрались к костру. Танечка слабо улыбалась чему-то своему.
– Дух захватывает, правда? – Олегу необходимо было поделиться с кем-то впечатлениями.
– Запомни на будущее, Олежка, – произнесла задумчиво Танечка. – Мужчина должен иметь фишку. Такую, что у других нет. Тогда женщина за ним куда хочешь пойдёт.
– А если фишка сразу у двоих? – не удержался Олег.
– Нос не дорос судить, малолетка! – услышал он в ответ.
Погода с утра не переменилась – всё та же непроглядная хмарь. Однако Олег, не откладывая, принялся готовиться к экспедиции. Перебрал снаряжение. Произвёл полную сборку-разборку «тозовки». Проверил патронташ. И – перешёл к главному. Расположился посреди палатки с киноаппаратурой. Тщательно задраил вход, чтобы при замене объективов мошка не набилась на матрицу.
Вынул из кассет отснятый материал, поставил чистую плёнку, задал профилактику кинокамере «Конвас». Подтянул ящик с телеобъективом МТО-500 и его платформой. Принялся собирать на штативе.
Светящийся Челягин то подходил помочь, то, увлечённый фантазией, убегал в штабную палатку дополнить рождающийся сценарий. Танечка спустилась на сутки в нижний лагерь – отобрать дополнительное оборудование для горного похода. Игорь, как обычно, ушёл на ледники. Всё шло своим чередом.
Но в тот же день стряслась беда. Экспедиция лишилась аккумулятора. По указанию Танечки аккумулятор погрузили на единственного оставшегося оленя. Почему погонщик не привязал навьюченного зверя, кто и чем испугал его, неизвестно, только олень ломанулся с валуна в полноводную реку. Споткнулся. Кое-как выбрался на сушу. Но аккумулятор, как оказалось, скверно закреплённый, свалился в воду и был увлечён бурным потоком. Новость принесла убитая горем Танечка.
Победное возбуждение схлынуло разом. Без аккумулятора дальнейшие панорамные съёмки были невозможны.
– Может, я спущусь на «подножку»? Попробую пройти по течению. Вдруг где застрял? – предложил Олег. Предложил от отчаяния. И так ясно: если и впрямь аккумулятор чудом зацепился за какую-нибудь корягу, надежды реанимировать его после многочасового пребывания в воде не было никакой.
Да и Танечка, прежде чем сообщить, сама прошла по течению несколько километров.
Руководитель экспедиции в горячем, но бестолковом обсуждении участия не принимал. Поначалу полные губы его задрожали в негодовании. Казалось, вот-вот сорвётся на крик. И сорвался бы, если б к инциденту не была причастна Танечка. А так сдержался. Пасмурный и подавленный, натянул плащ, на голову нахлобучил свою шляпу-тарелку и выбрался под дождь.
Проводили его сочувственными взглядами. Это его мечту подсекла роковая неосторожность.
Спустился с ледника Игорь. Узнав о потере аккумулятора, вскользь посочувствовал. Но через минуту забыл. Наскоро перекусив, принялся заносить свежие данные в таблицу наблюдений. Для его целей аккумулятор не требовался.