На мостик взбежал египетский офицер. Колвилл козырнул, приветствуя союзника, тот ответил на отличном английском. Египтянина интересовали в первую очередь другие канонерки — где они, сильно ли отстали? Узнав о печальной судьбе остатков речного каравана экспедиции, он сокрушённо покачал головой.
— Мы поможем вам переправить судно через пороги. В Каире с нетерпением ожидают подробностей вашей экспедиции. Что, генерал Гордон у вас на борту?
— В последний раз я видел генерала, когда он поднимался на борт «Тамаи». Боюсь, не стоит рассчитывать на то, что он жив.
Египтянин кивнул и отвернулся — на миг Колвиллу показалось, что во взгляде его мелькнуло удовлетворение. Или просто отблеск солнца от нильской глади?..
— Что касается подробностей — насколько мне известно, генерал отправил детальнейшее донесение сушей, с конными нарочными. Они давно уже должны были добраться до Каира. Неужели им что-то помешало?
— Возможно, возможно… — сухо ответил египетский офицер, и Колвиллу снова почудилась мимолётная радость в его глазах. — Берега Нила кишат головорезами-махдистами.
По трапу застучали тяжёлые башмаки — на мостик карабкался египетский унтер-офицер. Залез, вытянулся во фрунт перед начальством и что-то протараторил.
Лейтенанта словно громом поразило. Хоть он и не знал, как покойный гусарский ротмистр, турецкой речи — но уж отличать её от арабского мог. Всё ещё не веря собственным ушам, он перевёл взгляд на офицера-стрелка — и увидел, как хищно заострилось его лицо, как рука скользнула к кобуре на поясе.
Физиономию «египтянина» исказила гримаса досады. Он гортанно выкрикнул команду и без замаха, коротко, умело ударил Колвилла в живот. Несчастный согнулся вдвое и упал на колени, и это помешало ему увидеть, как унтер ударом приклада сбил с ног пехотного лейтенанта, а когда тот растянулся на палубе — с размаху пришпилил его штыком к доскам. Как хлынули на палубу солдаты из лодок, как замелькали клинки в их руках, как брызнула кровь. Последнее, что он увидел в своей жизни, был высверк лезвия кривого турецкого ножа, перехватывающего ему гортань. Колвилл ещё был жив, когда двое солдат перевалили его через леера, и он рухнул в нечистую воду, подняв фонтан брызг — одно из многих окровавленных тел, сыплющихся с борта захваченной канонерки.
Средиземное море,
где-то на подходах к Александрии.
Броненосный таран «Гамидие»
— Вашбродие, с «Хера» репетят: «Стоп машины».
Капитан второго ранга Бирстром, не удержавшись, рассмеялся:
— Сколько раз тебе, братец, повторять: «Мукаддеме-и-Хаир» зовётся сия посудина! Никак не выучишь? А ещё сигналец!
— Так ить, вашбродие, оченно уж мудрёные у турок названия. Помнить-то помню, а вот выговорить — никак. Да и длинно, вашбродие!
— Зубри, братец. Случись баталия — нам в твоих херах разбираться? В другой раз спрошу, чтоб от зубов отскакивало!
— Так точно, вашбродие, — уныло отозвался сигнальщик. Уверенности в его голосе не ощущалось.
Карл Романович Бирстром ещё месяц назад командовал броненосцем береговой обороны «Новгород». Обе «поповки» всю турецкую кампанию простояли в Одессе, совершив всего три вылазки — в Киликийское гирло Дуная, в Очаков, да рискнули разок выйти на ходовые испытания после переборки машин. А когда возникла нужда укомплектовать российским экипажем британский трофей, Бирстром отправился вместе с половиной своей прежней команды, принимать «Хотспур». В полном соответствии с секретными статьями союзного соглашения между Россией и Турцией.
Венечка Остелецкий — вернее, лейтенант Вениамин Остелецкий, старший артиллерийский офицер броненосца, — поёжился. Ветер был промозглый, какой нечасто дует в этих местах в октябре. Средиземное море, до Александрии каких-нибудь пять часов хода.
— Карл Романыч, а почему Хасан-паша не решился зайти в гавань первым?
— Надо полагать, ждёт, когда англичане туда сунутся. Хочет зажать Бошамп-Сеймура между береговыми батареями и эскадрой.
Остелецкий задумался.
— Что ж, может, и получится. Правда, батареям придётся часа два противостоять бриттам в одиночку, а им этого вполне хватит, чтобы разнести всё на берегу по камешку.
— А хоть бы и разнесут — туркам-то что за печаль? — пожал плечами кавторанг. — Небось, на батареях сплошь египтяне. А бритты снаряды по ним порастратят, на долю турок меньше останется.
— Довольно циничное рассуждение, согласитесь.
— Как есть, батенька, как есть, — покачал головой Бирстром. — Это война, это турки.
— Знаете… — лейтенант чуть помедлил. — У меня всё в голове не укладывается: османы начали войну, имея мощный броненосный флот, не чета двум нашим «поповкам». И — такой ничтожный результат!
Бирстром поморщился — тема была ему знакома. В кают-компании нелепого круглого броненосца, любимого детища вице-адмирала Попова, только об этом и говорили.
— Да ведь они, друг мой, создавали свой флот для эскадренных сражений. Правда, не очень понятно с кем — у нас-то, как вы изволили заметить, на Чёрном море шиш с маслом. И когда османы оказались перед необходимостью действовать против берега, да ещё и столкнулись с нашими минами, — сразу растерялись.
— То есть вы хотите сказать, что турки готовились именно к таким сражениям, какое нам сейчас предстоит?
— Примерно так. Хотя вряд ли рассчитывали встретиться с британцами.
— Это уж точно, — хохотнул Венечка. — Слон и моська!
— Не скажите, Вениамин Палыч, не скажите. У турок не такой уж маленький флот. Особенно теперь, когда англичане лишились эскадры Мраморного моря.
— А заодно отослали несколько броненосцев на Балтику, — добавил лейтенант. — И заметьте, далеко не самых слабых. Да, тут туркам, можно сказать, повезло.
Бирстром поднял воротник шинели — было зябко. На траверзе колонны шли, вспарывая воды Средиземного моря, броненосцы первого отряда, казематные «Мессудие» и «Ауни-Аллах». За ними — броненосный корвет «Асари-Тевфик». Замыкали колонну идущие в некотором отдалении старички, «Османие» и «Махмудие».
— Знаете, как в народе говорят: кому повезёт, у того и петух снесёт. Везение тут ни при чем, просто турки точно выбрали время для своих действий.
— Выбрали! — скептически скривился Остелецкий. — К гадалке не ходи, из Санкт-Петербурга им подсказали.
— Это уж наверняка, иначе нас с вами тут не было бы, — не стал спорить Бирстром. — А всё же османы — известные хитрецы. Вон как ловко они всё устроили в Египте! Подбили суданских дервишей на мятеж, дождались, когда англичане и лучшие войска хедива уйдут вверх по Нилу, потом самым российским манером подкупили кого надо в столице — и готово, приходи кума любоваться!
— Говорят, в Каире и Александрии случилась страшная резня. Газеты пишут, улицы трупами завалены, европейцев ловили и с живых кожу сдирали.
— Что ж вы, батенька, хотите? Восток…
Кавторанг поднял бинокль, рассматривая броненосцы второго отряда.
— Турки стянули сюда всё, что у них есть, — негромко заметил он. — Весь броненосный флот, до последнего вымпела. Это я называю — поставить всё на карту!
— Всё, да не всё, — ответил после недолгой паузы Остелецкий. — «Асари Шевкет» и «Неджми Шевкет» по сию пору отстаиваются в Трапезунде.
— Да, казематные броненосцы второго ранга. Французской постройки, с центральной блиндированной батареей. Слышал, наши предлагали вывести их из Чёрного моря и присоединить к эскадре. Так турки не согласились — наплели сорок бочек арестантов про какие-то там поломки.
— Не доверяют нам?
— А вы бы на их месте доверяли?
— И то верно.
Бирстром перевёл бинокль на идущий впереди «Хотспура» «Мукаддеме-и Хаир» — казематный броненосец, близнец «Ауни-Аллаха», заработавший у русских сигнальщиков столь непочтительную кличку.
— Вот, значит, эти два в Трапезунде. До сих пор не вошёл в строй броненосный корвет «Фетхи-Буленд» — никак не может опомниться от тумаков, которыми угостила его наша «Веста». Ну и «Оркание» и «Азизие», однотипные с концевыми первого отряда «Османие» и «Махмудие», стоят на приколе в Искендеруне. Эти исправны, но без команд — турки их сняли, чтобы укомплектовать британские трофеи. По мне, так и невелика потеря.
— Почему же? — удивился Остелецкий. — Всё же броненосные единицы!
— Проку от них, голубчик! Эта четвёрка — ровесники балтийских «Первенцев». Деревянные корпуса, железная броня… э, о чём тут говорить? Как суда береговой обороны, может, куда-нибудь и годятся, но в эскадренном бою — увольте-с! Только и пользы, что команды сняли для укомплектования британцев.
— Да, второй отряд получился не в пример сильнее, — подтвердил лейтенант. — «Мукаддеме-и Хаир», «Иджлалие» и трофеи, «Султан», «Темерер», ну и наш «Хотспур». Вот где мощь!
— Что же вы, батенька, так непочтительны к обычаям наших новых союзников? — усмехнулся кавторанг. — Нет чтобы называть корабли новыми именами!
Венечка пожал плечами.
— А какая разница? Да и привык, признаться, пока зубрил по справочникам характеристики британского флота… К тому же наш сигналец прав: язык сломаешь, пока выговоришь.
— Да, с этими новыми названиями сплошная ерундистика получается. К примеру, вы знаете, что у нас в эскадре один броненосец назван в честь прежнего, зарезанного султана, а другой носит имя его брата, занявшего место невинно убиенного?
Остелецкий озадаченно покосился на собеседника.
— «Мехмед-Мурад» — это, я понимаю, бывший британский «Свифтшур». А прежний-то где? Его ж, если меня память не подводит, звали Абдул-Гамид?
— Не подводит. В честь него, если вы не в курсе, англичане назвали свой «Султан». Но, видать, Фортуне не понравилось, что эти двое идут в одном строю — вот она и подгадила «Свифтшуру-Мехмед-Мураду». Уж сколько намаялись с ним турки: сутки, не меньше, потеряли из-за постоянных поломок, то и дело тормозили эскадру. И всё напрасно: не дойдя до Дарданелл, пришлось поворачивать назад, в Измит.
— А прочие трофеи чьи имена носят? — осторожно спросил Венечка. Не хотелось показывать перед начальством свою неосведомлённость.