Серёжа взял со стола толстенький томик и протянул барону.
— Полистай от нечего делать. Там есть и про морских партизан, вроде нас с тобой.
Барон с подозрением посмотрел на однокашника — в глазах у того прыгали весёлые чёртики.
— И главный герой тоже остался с культяпкой вместо руки?
— Нет. Он впадает в зачарованный сон, и в нём ему видятся семь смертных грехов.
Греве рассеянно пролистнул несколько страниц.
— Зачарованный сон, говоришь? Мерзость какая… И ты решил подсунуть это несчастному калеке в качестве духоподъёмного чтения?
— Почему бы и нет? История-то со счастливым концом. Уленшпигель очнулся от летаргии, схватил под мышку свою Нелле и…
— …и с тех пор они жили долго и счастливо?
Серёжа покачал головой.
— История об этом умалчивает. Но ты, если хочешь, можешь додумать её со своей сахарной вдовушкой. Она ведь, кажется, родом из Фландрии?
Барон скривился, будто откусил лимон.
— Доложили уже?
— Слухами кают-компания полнится. Но ты не переживай, будет чем заняться в отставке. Не гусей же тебе, в самом деле, пасти в своём остзейском имении!
И поспешно закрыл за собой дверь, оставив багровеющего от возмущения приятеля в одиночестве.
XI. «Не валяй дурака, Америка…»[14]
Атлантический океан,
у берегов Новой Шотландии
…декабря 1878 г.
— Ну, что скажете, господа?
Старший офицер зашуршал газетой. Это была «Нью-Йорк геральд», взятая утром со встречного парохода германского «Ллойда». Судно третьего дня вышло из Нью-Йорка, так что сведения, изложенные в газете, можно было считать свежими.
— «Нота, переданная послу Великобритании в Вашингтоне, — прочёл он. — Конгресс Североамериканских Штатов выражает крайнюю обеспокоенность событиями в канадской провинции Квебек. И предупреждает, что в случае кровопролития Соединённые Штаты окажут народу Квебека любую помощь — оружием, снаряжением, добровольцами. В крупнейших городах, Нью-Йорке, Бостоне, Филадельфии, идёт запись франкоязычных волонтёров в народную милицию Квебека. В штате Луизиана сформирован трёхтысячный отряд из американцев французского происхождения. В ближайшее время они будут переброшены пароходами в Бостон и далее, к границе Квебека…»
— Похоже, мы шли в тихую гавань, а вместо этого рискуем угодить в самое пекло.
— Вы же, Геннадий Семёныч, там бывали? — спросил Повалишин. — В Североамериканских Штатах, я имею в виду.
Он налил себе чаю из большого серебряного самовара с гравированным изображением «Клеопатры» на пузатом боку. Подарок купеческого собрания Кронштадта к отплытию фрегата.
— Было дело, — ответил старший офицер. — Перед самой войной, на фрегате «Светлана». Но ведь и вы, если я не ошибаюсь, бывали — в шестьдесят третьем, с эскадрой Лесовского?
Повалишин кивнул.
— Да, славные были времена! Я тогда был вроде вас, вчерашний гардемарин…
Он ободряюще улыбнулся мичману, отчего тот зарделся в смущении.
— Я тогда год как выпустился из морского училища. И, представьте, повезло, попал на корвет «Витязь», в американскую экспедицию адмирала Лестовского.
Он откинулся на спинку стула и заложил руки за голову, что редко позволял себе в кают-компании.
— Мы пришли в Новый Йорк в конце сентября шестьдесят третьего. Тогда в разгаре была гражданская война, рейдеры южан «Алабама» и «Самтер» терроризировали прибрежное судоходство. А в канадском Эксмольте стояла британская эскадра, и все ждали, что англичане вот-вот открыто выступят на стороне конфедератов. Если бы не наше прибытие — может статься, так бы оно и вышло.
— А своего флота у северян не было вовсе?
Вопрос задал мичман-артиллерист — пухлощёкий юноша, всего полгода как споровший с рукава нашивки гардемарина, смешался.
— Эх, молодёжь! И чему вас учат? — добродушно посетовал Повалишин. — Небось, спали на занятиях по истории?
— Нет, я…
— Иначе должны были бы помнить, что у аболиционистов во флоте были по большей части вооружённые пароходы и старые парусные фрегаты.
— Были ещё мониторы, — пришёл на помощь юнцу старший офицер. — Самый первый, который так и назывался «Монитор», северяне опробовали ещё в шестьдесят первом, в бою с броненосцем южан «Виргинией». Тот, правда, имел другую конструкцию, казематную. Результат пришёлся обеим сторонам по душе, и они кинулись наперегонки строить броненосцы — новой, сугубо американской системы. Они и сейчас основа их броненосного флота.
— А о квебекских инсургентах, из-за которых теперь весь сыр-бор, слышать приходилось?
Вопрос задал не молокосос-мичман, а старший механик «Клеопатры» — человек немолодой, основательный, редко участвующий в кают-компанейских беседах.
Повалишин задумался.
— Было что-то. На «Витязе» тогда гостил американский морской офицер, француз по происхождению. Я с ним довольно близко сошёлся, много о чём беседовали во время вахт. В том числе и о Квебеке, откуда он родом.
— Так поделитесь с молодёжью, Иван Фёдорыч, — попросил старший офицер. — Нам, судя по всему, предстоит расхлёбывать эту кашу: если американцы и вправду предъявили господам просвещённым мореплавателям ультиматум — жди в гости британскую эскадру. И хотелось бы понимать, из-за чего сыр-бор.
Дверь кают-компании распахнулась.
— Вашбродие, вахтенный офицер срочно просют на мостик! — задыхаясь, выпалил вестовой. — С зюйд-веста виден дым и мачты. Их благородие господин мичман говорят — военный корабль!
Повалишин торопливо встал. За ним задвигали, застучали стульями остальные офицеры.
— Что ж, посмотрим, кого там нелёгкая принесла. А к разговору о Канаде мы, господа вернёмся позже.
И вслед за вестовым заторопился к трапу.
Обе колонны сбросили ход и теперь едва ползли на трёх узлах. Визитёр, изящный трёхмачтовый клипер, двигался на траверзе «Минина». С мостика «Клеопатры» было отчётливо видно, что бутаковский флагман и гость торопливо семафорят друг другу флажковой азбукой.
— Из третьей серии, построен на Охтинской верфи в Петербурге, — уверенно заявил старший офицер. — Деревянный, близнец «Алмаза», который состоял с нашим «Витязем» в эскадре Лестовского. Но точно не он — у «Алмаза» в шестьдесят четвёртом стеньгу поменяли, она так и осталась кургузая.
— «Жемчуг» в октябре затонул у Мадагаскара после боя с британскими крейсерами, — сказал Повалишин. — «Изумруд», как я слышал, сильно потрепало штормом у Фолклендов — они зашли в Рио, чтобы починиться, да так там и стоят по сей день. Остаётся «Яхонт».
— Он самый и есть, — кивнул старший офицер. — Командир — капитан первого ранга Курош. Любопытно, какими судьбами их сюда занесло?
— Не волнуйтесь, батенька, скоро узнаем.
На стеньге «Минина» взвилась гирлянда пёстрых флажков.
— Сигналец, что там?
— Эскадре следовать прежним курсом. Ход девять узлов, — бодро отрапортовал сигнальный старшина. — «Яхонту» встать мателотом за «Скоморохом».
— Вот и отлично! — Повалишин зябко потёр посиневшие от стужи руки — он так и не надел перчатки, поднимаясь на мостик. — Через сутки, много через двое, будем в Нью-Йорке, там всё и выяснится.
— Что ж, Иван Фёдорыч, пойдёмте в кают-компанию. Вы, кажется, обещали рассказать о Квебеке? Аудитория у ваших ног.
— А стоит ли, Геннадий Семёныч? — сощурился Повалишин. — Я уж, право, подзабыл… Скоро будем в Нью-Йорке, а там, к гадалке не ходи, все газеты полны подробностями канадских событий, и нынешних, и того, что творилось раньше. Вот и прочтут, а заодно свой аглицкий подтянут. Полагаю, мы в Америку не на один день — пригодится.
— Нет уж, вы, голубчик Иван Фёдорыч, пожалуйста, не манкируйте. Газеты газетами, а надо и самим составить мнение. Мало ли что американцы понапишут?
Кают-компания «Клеопатры»
Двумя часами позже
— Всё началось, когда жители Нижней Канады, к которой относился и Квебек, подняли вооружённый мятеж, — рассказывал Повалишин. — Население провинции состоит по большей части из потомков французских колонистов — нетрудно догадаться, как они «любили» англичан. В памяти свежи были наполеоновские войны, к тому же живы были ещё и те, кто застал Семилетнюю войну между Францией, Англией и Североамериканскими Штатами и падение в тысяча семьсот шестидесятом Монреаля и Квебека.
Повалишин сделал паузу и отодвинулся от стола, давая место буфетчику с огромным жестяным чайником. Тот подлил в кают-компанейский самовар кипятку, расставил по столу хрустальные вазочки с вареньем (эх, ненадолго хватит домашних заготовок, о которых позаботились жёны офицеров!) и скрылся за дверью.
— Так вот. Канадские французы не оставляли мысли добиться, по примеру южных соседей, независимости от Британской империи. В тридцать четвёртом, если мне память не изменяет, году парочка тогдашних политических деятелей — один из них носил фамилию Папино — сочинили декларацию, в которой объяснили, почему они больше не доверяют британским властям. Те в ответ прислали в Квебек высокопоставленного эмиссара. Переговоры тянулись два с лишним года и закончились ничем — в тридцать седьмом Квебек взялся за оружие. Их поддержали и англоязычные инсургенты из Верхней Канады.
Мятеж продолжался больше года и получил название «Восстание патриотов». Повстанцы, как водится, заявили о создании независимой республики и, заручившись поддержкой САСШ, провозгласили гражданские свободы: равные права для французского и английского языка, свободу вероисповедания, отделение церкви от государства и прочее в том же духе.
— В нашем благословенном отечестве это кое-кому не понравилось бы… — криво усмехнулся мичман-артиллерист, но был немедленно прерван настойчивым звоном чайной ложечки о стакан.
— Прошу не забываться!
Старший офицер глядел на провинившегося без следа отеческого добродушия, какое он демонстрировал во время недавнего разноса.