— …Здесь полно бандитов, мошенников и прочих лихих людей. В иные кварталы даже полиция старается не заходить. До перестрелок дело доходило, до уличных боёв, особенно когда власти стали силой набирать рекрутов в армию северян по бедным кварталам.
— Чисто как у нас на Хитровке, — шепнул соседу матрос в первом ряду, судя по «акающему» выговору, родом из Первопрестольной. — Туда тоже окромя тамошнего околоточного никто заходить не решается.
И немедленно заработал тычок кулаком в рёбра от стоящего рядом кондуктора: «Не болтать в строю, лярва худая!» От Повалишина мимолётный непорядок не укрылся — он смерил виновника ледяным взглядом, отчего тот словно усох, и продолжил:
— Вы, ребята, сейчас непременно двинетесь по кабакам. Ничего против не имею — ваше полное право, заслужили после стольких-то недель в море. Но когда занесёт вас на Уотер-стрит — а вас туда занесёт, уж поверьте! — ушки держите на макушке. Тамошние кабаки самые скандальные и известны тем, что в них орудуют отъявленные мерзавцы. И ладно бы они просто грабили пьяных матросов — это вам было бы только на пользу, меньше выпьете виски, — так нет, ещё и продают обманным путём на иностранные суда. Подсядет эдакий сладкоречивый, нальёт стаканчик, а очнёшься ты уже на неизвестно чьей палубе, и назад дорога заказана. Всё ясно?
Он оглядел строй тёмно-синих, тщательно отутюженных голландок.
— Вот тебе, Кочергин, понятно?
— Так точно, вашбродие, хас-спадин каперанг! — браво гаркнул квартермейстер с нашивками механической части на рукаве. — Как мы есть расейские матросы, то в обман не дадимся и проходимцев всяких сразу будем бить в самую ихнюю бесстыжую харю!
— Только в харю — этим, пожалуй, не обойдёшься, — буркнул Повалишин. Видно было, однако, что ответ унтера ему понравился. — Вот что, Геннадий Семёныч, распорядитесь, чтобы на берег отпускали группами по пять человек, при унтер-офицере. Нижним чинам выдать абордажные палаши, а унтерам — револьверы.
По строю пробежали недоумённые шепотки, матросы запереглядывались — такого не мог припомнить никто. И тут же принялись лютовать боцманы, наводя порядок.
— А стоит ли, Иван Фёдорыч? — вполголоса, чтобы никто не слышал, спросил старший офицер. — Напьются, буянить станут, не приведи Бог…
— Стоит, голубчик, стоит. Вы-то в Новом Йорке совсем мало пробыли, не то что я. И помню, какой это скверный городишко, куда там Марселю или Гамбургу! Не знаю, как сейчас — а тогда, в шестьдесят третьем, здесь было полно враждующих банд. Ирландские эмигранты-католики, местное ворьё, даже, кажется, итальянцы… Ежели наши молодцы кому из этой швали кровянку пустят — местные власти нам только спасибо скажут.
Старший офицер пожал плечами. Было видно, что командир его не убедил.
— И вот ещё что вбейте себе накрепко в головы, ребята, — Повалишин опять возвысил голос, обращаясь к матросам: — Обходите девчонок, торгующих варёной кукурузой. То есть купить-то можете сколько угодно, а вот заигрывать или там по заднице шлёпнуть — даже и не думайте! Эти девчонки у здешних сорвиголов вроде романтических фигур, даром что босиком по улицам расхаживают со своими ящиками под мышкой. Из-за них здешние бандиты дерутся, ножиками друг друга пыряют. За самыми знаменитыми красавицами толпами ходят поклонники — только и делают, что высматривают, кто на их зазнобу не так поглядел. Так что не нарывайтесь, душевно вас прошу! И к седьмой вечерней склянке — чтоб как штык на пирсе возле барказа!
Старший офицер сдержал скептическую улыбку. Наверняка после обозначенного срока боцманам с нарядами вооружённых матросов придётся пошарить по кабакам да борделям, разыскивая задержавшихся.
— Ну что, всем всё понятно? — закончил выступление командир. — А коли так — боцман, свистать по шлюпкам!
Он повернулся к старшему офицеру.
— Вы, Геннадий Семёныч, с первым барказом на берег?
— Подожду, пожалуй, Иван Фёдорыч. Вместо меня вон политик наш отправится. Пущай привыкает…
И кивнул на зардевшегося мичмана.
Лишь под Рождество, когда эскадра снова пришла в Нью-Йорк, Повалишин узнал, что опасения его были напрасны. Узнав о предстоящем визите русских, которые намерены воевать с ненавистными англичанами (в самых крупных бандах заправляли выходцы из Ирландии), главари местных шаек собрались на сходку. И постановили, чтобы никто и помыслить не смел тронуть русского матроса, хотя бы он и валялся пьяным на мостовой перед борделем с карманами, полными денег.
Едва барказы с отправляющимися в увольнение отвалили от борта «Клеопатры», Повалишин велел подготовить капитанскую гичку. И, пригласив старшего офицера и штурманского лейтенанта — «А что, господа, не изобразить ли нам катающуюся публику на Неве?», — отправился поглазеть на американские корабли, выстроившиеся в линейку на Ист-Ривер.
Прогулки, однако, не получилось — завидев на корме гички Андреевский флаг, офицеры на кораблях принимались кричать и размахивать руками; на одном фрегате скомандовали построение, с другого выпалили из лёгкой пушки. Матросы на всех судах приняли в процессе встречи живейшее участие: взбирались на ванты, кидали вверх свои смешные, плоские, как блин, бескозырки, наперебой орали что-то русским офицерам, призывно демонстрируя бутылки с ромом и виски.
— А немаленькую они эскадру собрали! — сказал старший офицер, когда гичка огибала корму очередного судна. — Когда мы заходили в Новый Йорк в семьдесят седьмом, тут стояли только колёсная канонерка да древний парусный фрегат «Конституция». А сейчас два винтовых фрегата, шлюп, несколько канонерок, да ещё и монитор!
— У американцев с флотом полный швах, — произнёс Повалишин, задумчиво разглядывая колёсную канонерку, мимо которой как раз проходила гичка. — После приобретения в 1867 году нашей Аляски британские владения в Канаде оказалась под угрозой удара с двух сторон — вот в Вашингтоне и убедили себя, что англичане отныне будут вести себя тише воды, ниже травы. Они и правда, как могли, старались наладить отношения со своей бывшей колонией — вот Конгресс и принялся урезать кораблестроительные программы. Заложенные ещё в ходе Гражданской войны корабли замораживали на верфях, а те, что успели достроить — выводили в резерв и разоружали. В итоге у них на оба побережья едва-едва полсотни вымпелов, и это считая колёсные канонерки и прочие раритеты времён Гражданской войны. С трудом сумели поставить в строй несколько деревянных винтовых фрегатов, вот таких, как этот…
Каперанг кивнул на корабль, мимо которого проходила гичка.
— Ходоки, конечно, неплохие, что под парусами, что под машиной. Флаг демонстрировать в заграничных портах или, скажем, туземцев пугать, как коммодор Перри в пятьдесят восьмом в Японии, — лучше не придумаешь. А вот как боевые корабли, извините-с, хлам. Про артиллерию я вообще молчу — дульнозарядные гладкие пушки системы Дальгрена, позавчерашний день.
— Ну, у нас-то тоже дульнозарядные, системы Армстронга.
— Да, британское наследство, — вздохнул Повалишин. Артиллерия «Клеопатры» была его больным местом. — Собирались ведь заменить на крупповские, но нет — скорей-скорей, не поспеем… Хотя в сравнении с дальгреновскими клистирами прогресс огромный.
— Вроде на «Трентоне» стоит пара погонных нарезных, системы Паррота.
— Бросьте, Геннадий Семёныч, что это меняет?
— Выходит, американцам нечем встретить британскую эскадру? — спросил штурман.
— Ну, кое-что всё же имеется, — подумав, ответил старший офицер. — Их главная сила — мониторы, но о них вам лучше у Ивана Фёдорыча расспросить — он командовал одним из наших американцев, «Стрельцом».
Повалишин кивнул.
— Да, башенные броненосные лодки класса «Ураган» построены по доработанному проекту мониторов класса «Пассаик». Американцы вообще увлеклись мониторами — заложили несколько серий, двух— и даже трёхбашенных. Но их всё равно не хватало. По большей части броненосцы северян защищали крупные порты или же действовали на реках, на той же Миссисипи. А на западном побережье — туда, кстати, тоже пришла наша эскадра под командованием контр-адмирала Попова — вообще был один-единственный, «Команч». Да и тот недостроенный. Его, видите ли, решили доставить к месту службы морем, в разобранном виде — мореходность-то у этих плотов с банками из-под сыра годится разве что для Финского залива, но никак не для океана. Но парусник, на котором его везли, потонул прямо в гавани Сан-Франциско, и пришлось вылавливать монитор по частям из воды и кое-как собирать.
— И что же у них теперь в наличии здесь, на Атлантическом побережье?
Повалишин задумался.
— В Новом Йорке стоит монитор «Уайандотт». Он относится к типу «Каноникус», прямой потомок знакомых нам «Пассаиков». Ничего особенного, ход больше на узел, да броня чуть потолще. В общем и целом — антиквариат. Ещё здесь винтовые фрегаты «Миннесота» и «Трентон», а также канонерская «Энтерпрайз» и несколько старых колёсных канонерок.
— А в Чесапикском заливе? — спросил старший офицер. — Главная военно-морская база у американцев там, в Норфолке.
— Устье реки Элизабет стерегут два монитора — однобашенный «Саугус» и двухбашенный «Миниатомо». Но проку от них немного — суда едва выведены из резерва, некомплектные, команда с бору по сосенке. Прикроют на какое-то время вместе с береговыми фортами минные банки от траления — и на том спасибо.
— Значит, мины у американцев есть?
— Есть, и даже много. Они активно использовали это оружие во время Гражданской войны — и мины заграждения, и минные катера, и даже подводные лодки. Уверен, получив известие о возможном набеге британской эскадры, они сразу же завалили минами устья реки Элизабет и Потомака, на котором стоит их столица, Вашингтон. Там, кстати, тоже стоит монитор, «Пассаик», и то ли три, то ли четыре колёсные канонерки.
— Что же, выходит, в Чесапикском заливе всего три монитора, из которых два негодные? — удивился штурман.
— Не торопитесь, друг мой, — улыбнулся Повалишин. — Основные силы американцев сведены в броненосную эскадру под командованием адмирала Дэвида Портера. Это шесть однобашенных мониторов: «Аякс», «Каноникус», «Маопак», «Лихай», «Диктатор» и «Кэтскил». Ещё есть таранный миноносец «Индепид», но его сложно назвать полноценной боевой единицей — скорее уж технической нелепицей, включённой в состав боевой эскадры в угоду общественному мнению.