Юлдашев не ответил, только недовольно дёрнул щекой.
…Ги-ги-ги… нашёл, о чём горевать!
…Брысь!
Раздался звонкий щелчок. Крышка портфеля распахнулась. Внутри он действительно был туго набит бумагами — пакетами из провощённой коричневой бумаги, в которых обычно возят дипломатическую почту, тетрадями в дорогих сафьяновых переплётах, листами, листиками, аккуратно сложенными записками.
Моряк извлёк один из пакетов. Для этого понадобились некоторые усилия — документы были буквально вбиты в тесное кожаное вместилище.
— Канцлеру Германской империи О́тто Эдуарду Леопольду фон Бисмарк-Шёнхаузену, — прочёл он. — Похоже, это личный архив канцлера.
— Кто же решился его похитить? — осторожно осведомился Венечка. Не то чтобы он рассчитывал получить ответ, но…
Юлдашев извлёк из бювара фотографическую карточку.
— Этот?
На карточке был изображён мужчина в длинном сюртуке, с тростью, в цилиндре.
— Вроде похож… — неуверенно ответил Остелецкий. — Только тут он помоложе и бороды почти нет.
— Неудивительно — снято почти десять лет назад, когда он ещё не числился на дипломатической службе. А вот шпионом он был уже тогда. Вы, молодой человек, отправили на тот свет не кого-нибудь, а самого сэра Ричарда Фрэнсиса Бёртона, рыцаря-командора ордена Святого Михаила и святого Георгия. А также — путешественника, исследовавшего Великие Африканские озёра, поэта, гипнотизёра, отчаянного авантюриста, который, прикинувшись арабом, проник в священный для мусульман город Харрар и саму Мекку. Даже, говорят, обрезание для этого сделал!
— И при всём при том, — добавил моряк, — сей господин был редкостным прохвостом и чрезвычайно опасным негодяем.
Он по одному вытаскивал из портфеля пакеты и тетради и аккуратно, рядами раскладывал их на столе.
— Надо же, и переписка с австрийским графом Андраши тоже здесь. Любопытно, чрезвычайно любопытно! Похоже, князь Бисмарк не знаком с пословицей насчёт яиц и корзины…
— Не клади яйца в одну корзину? — спросил Юлдашев.
— Иначе говоря — распыляй свои интересы и средства. Так говорит дурак. Умный же человек скажет: «Клади все яйца в одну корзину, но береги корзину!»
— Занятно… — прокомментировал граф. — Я бы сказал: достойно пера господина Пруткова. Но что-то я у него такого не припомню…
— Не угадали, Александр Евгеньич. Сие высказывание принадлежит перу одного североамериканца. Пока он не слишком известен в литературных кругах, но, поверьте, это скоро изменится.
— Вы бывали в Североамериканских Штатах? — решился спросить Остелецкий. — Видимо, с эскадрой Бутакова?
— Нет, раньше, во время их Гражданской войны. Я тогда работал на серебряном прииске в Неваде, там и познакомился с тем господином. Звали его, если мне память не изменяет, Сэмюэль Клеменс, лет тридцати или около того…
Венечка подавился очередным вопросом. Работа на серебряном прииске в Америке — занятие, мягко говоря, не самое типичное для русского офицера.
— Ладно, вернёмся к нашим баранам, то есть к покойному сэру Ричарду, — продолжал как ни в чём не бывало моряк. Голос у него был глубокий, бархатный. — Вы не представляете, юноша, до чего приятно говорить об этом господине в прошедшем времени. Кстати, в числе прочих своих гнусностей он был буквально помешан на самом грязном разврате. Представьте: основал в старушке-Англии некое «Общество Камасутры», чтобы издавать в обход закона о непристойных публикациях порнографические книжонки. Что до опасности — видели у него на щеке шрам?
— Что-то такое было, — припомнил Венечка. — Я, правда, хорошо не разглядел, было темно.
— Рассказывают, он несколько дней шёл по саванне с дротиком, который пробил ему одну щёку и вышел из другой.
— Кстати, если когда-нибудь окажетесь при дворе Мохаммеда Рашида-паши, губернатора Сирии, — добавил с усмешкой Юлдашев, — имейте в виду, сей могущественный вельможа обещал за голову этого господина немалую сумму, тут ваш взломщик нисколько не соврал.
— Да, юноша, — снова заговорил кавторанг, — и вы, и этот пруссак… как там бишь его?..
— Обер-лейтенант цур зее Фолькмар Отто Эрдман фон Арним.
— Считайте, что вы оба сегодня заново родились. Уложить такого матёрого зверя простой садовой лопатой! Рассказать кому — нипочём не поверят! Кстати, вы, молодой человек, надеюсь, понимаете, что рассказывать об этом никому нельзя? Разумеется, сверх того, что входит в официальную, так сказать, версию?
Венечка согласно наклонил голову. Они с Юлдашевым уже успели обсудить, что отвечать на вопросы о ночном происшествии.
— Ричард Бёртон на протяжении всей своей карьеры работал на британскую разведку, — продолжал моряк. — Англичане, крайне недовольные тем, что их обошли приглашением, собирались похитить переписку германской делегации, чтобы с помощью этих документов поссорить участников конференции — скажем, Германию и Францию.
— Судя по тому, что я уже успел увидеть, — это было бы нетрудно, — заметил Юлдашев. Он один за другим вскрывал пакеты и бегло просматривал их содержимое.
Моряк кивнул и разрезал перочинным ножиком конверт, украшенный замысловатым гербом.
— Видимо, джентльмены из Форин Офис сочли это дело особо важным, раз уж поручили его такой акуле.
Юлдашев оторвался от бумаг и поднял глаза на Остелецкого.
— Да вы садитесь, Вениамин Палыч, в ногах правды нет.
Венечка обнаружил, что всё это время стоял чуть ли не вытянувшись во фрунт. Он торопливо пододвинул стул и сел.
— Говорите, фон Арним слышал слова взломщика о заказчиках нападения?
— Конечно! Он же сам его и допрашивал.
— Отлично, — удовлетворённо кивнул граф. — Завтра на утреннем заседании должен обсуждаться вопрос о компенсации британцам за аннулированные акции канала. Нападение на иностранное дипломатическое представительство — готовый казус белли. Посмотрим, найдутся ли желающие возвысить голос в защиту англичан…
— Кстати, молодой человек, — спросил моряк, — зачем вы погнались за Бёртоном, если портфель уже был у вас?
Венечка замялся.
— Я подумал, что вам, ваше превосходительство, — почтительный кивок Юлдашеву, — а также канцлеру Горчакову будет любопытно в него заглянуть. А законным, так сказать, владельцам совершенно незачем знать, что он уцелел.
— Потому вы и потопили шхуну, хотя вполне могли её захватить?
— Да, я решил, что это тот самый случай, когда концы в воду — самое надёжное. К тому же он убийца, чего жалеть?
Кавторанг кивнул, соглашаясь.
— Он действительно вас ранил?
— Во время нашей схватки Бёртон выхватил из рукава нож, но острие, по счастью, только скользнуло мне по рёбрам. Да я бы, наверное, и внимания не обратил, но решил отвлечь внимание пруссака, чтобы он, не дай бог, портфель этот искать не начал.
— А вы быстро соображаете, капитан-лейтенант. А о сэре Ричарде жалеть незачем — уж и не знаю, что бы мы делали с сэром Ричардом, попадись он к нам в руки живым.
Он рассеянно перебрал бумаги.
— Кстати, его тело нашли? — негромко осведомился Юлдашев.
Остелецкий мотнул головой.
— Один из матросов сказал, что, когда началась погоня, англичанин заперся в своей каюте и больше оттуда не выходил. Так, наверное, и потоп, если раньше снарядом не убило.
Юлдашев и моряк многозначительно переглянулись.
— Ладно, этот вопрос мы попробуем прояснить. В конце концов, пятнадцать саженей — не так уж и много. А пока…
Он посмотрел на Юлдашева. Тот чуть заметно кивнул, и кавторанг повернулся к Венечке.
— Поговорим о вас, господин Остелецкий. У меня будет к вам неожиданное предложение… Весьма, должен сказать, неожиданное. Возможно, поначалу оно покажется вам странным, даже оскорбительным, — но прошу вас, сначала выслушайте до конца и только потом принимайте решение.
XIII. Сила на силу
Чесапикский залив,
военный корабль САСШ «Алерт»
…декабря 1878 г. 12:25 по Нью-Йорку
— Лиселя ставить! — распорядился контр-адмирал Дэвид Портер. — И скажите в машину меньше дымить, тогда нас, может, и не сразу распознают.
Последнее распоряжение было, пожалуй, лишним — кочегары канонерки и так едва-едва поддерживали пар в котлах. Машина же не действовала — её блестящие, залитые зелёным маслом шатуны замерли в ожидании, винт был поднят в специальную шахту, чтобы не создавать помех стремительному бегу под парусами.
Этим меры предосторожности, предпринятые по приказу адмирала, не ограничивались. Вместо звёздно-полосатого флага вздёрнули под гафель треугольный — синий с красным крестом и белой звездой вымпел Нью-Йоркского яхт-клуба. Расчёт на то, что британские сигнальщики не заподозрят боевого корабля в изящном, похожем на яхту богача-аристократа судне — остроносом, с изящно изогнутым корпусом, наклонёнными к корме мачтами и раскинутыми, словно крылья морской птицы, полотнищами лиселей. В дополнение к этим мерам, орудия на палубе (одиннадцатидюймовку и две девятидюймовки системы Дальгрена) было велено укрыть чехлами — а заодно и обмотать парусиной дымовую трубу. Сливаясь со снежно-белым корпусом, эта «бутафория» до неузнаваемости меняла облик судна.
Канонерская лодка «Алерт», вступившая в строй всего два года назад, имела железный корпус (нечастое явление для американского флота) и начинала свою карьеру на Североатлантической станции. За недолгое время службы она побывала на Средиземном море, в водах, омывающих Японию и побережье Китая, послужила учебным судном, принимая на борту курсантов Аннаполиса. А когда в Европе начали сгущаться тучи, «Алерт» вернули домой и включили во вновь сформированную эскадру Чесапикского залива в качестве авизо — посыльного и разведочного судна.
Каковую роль она сейчас и выполняла.
— Ну, что скажешь, Эндрю, сынок?
Коммандер Анри Сен-Брийё чуть заметно скривился. Контр-адмирал Дэвид Портер — высокий, широкоплечий, с окладистой, чёрной как смоль бородой, был прославленным героем Гражданской войны. Выходец из самой именитой семьи в американском флоте, он был известен грубовато-покровительственной манерой общения с подчинёнными. Например, он легко позволял себе искажать имя и фамилию коммандера на вульгарное англосаксонское «Эндрю Санбер» — так переиначили их много лет назад матросы военного шлюпа «Могикан», где он начинал морскую карьеру зелёным мичманом. Дальше была Гражданская война, служба на речных канонерках Фаррагута, несколько месяцев стажировки на кораблях русской эскадры, явившейся тогда на помощь аболиционистам. Помнится, тогда он сдружился с русским офицером с труднопроизносимой фамилией Povalichinn… Затем — годы мира, новые корабли, новые звания, недоумение, с которым Сен-Брийё наблюдал за упадком американского военного флота… Сейчас он командовал флагманом Портера, однобашенным монитором «Лихай». И на правах флаг-офицера и советника сопровождал контр-адмирала в рекогносцировочной вылазке на «Алерте».