.
26 сентября 1723 года Вышний суд направил Розыскной конторе распоряжение о скорейшем завершении находящихся в ее производстве уголовных дел, «особливо ж по делам на бывшаго обор-фискала Нестерова и на дьяков Преображенского приказу»{677}. Е. И. Пашков не затянул с выполнением этого распоряжения.
Уже в октябре глава Розыскной конторы направил в Вышний суд подборку итоговых процессуальных документов по М. В. Желябужскому, А. И. Никитину и С. Ф. Попцову. Составление документов по Алексею Нестерову было отложено, вероятнее всего, до времени новых допросов бывшего обер-фискала Петром I. Каковые состоялись только в январе 1724 года.
Помимо традиционных «выписок» (и их сокращенных версий — «экстрактов»), содержавших выстроенные по пунктам эпизоды обвинения по соответствующему фигуранту, в Розыскной конторе были впервые подготовлены принципиально новые процессуальные акты. В этих документах, подписанных Е. И. Пашковым, оказались соединены: краткое изложение эпизодов обвинения, квалификация этих эпизодов по действовавшему законодательству, а также предложения о назначении меры наказания. Такой документ, являвшийся с точки зрения обобщения материалов следствия шагом вперед по сравнению с «выпиской» и «экстрактом», явился отдаленным прообразом современного обвинительного заключения, оформляемого следователем при передаче дела в суд.
Подобные обвинительные заключения были в итоге составлены Егором Ивановичем по М. В. Желябужскому, А. Я. Нестерову, А. И. Никитину, С. Ф. Попцову{678}. Согласно выпискам и обвинительным заключениям, Алексею Нестерову было вменено 39 (!) эпизодов преступной деятельности (главным образом получение взяток), Алексею Никитину — пять эпизодов (исключительно получения взяток), Михаилу Желябужскому — два эпизода (подлог завещания и лжесвидетельство по этому поводу).
Что касается исходного фигуранта «дела фискалов» Саввы Попцова, то ему Розыскная контора вменила в итоге 11 эпизодов: от злоупотребления должностными полномочиями («имел съезжий двор, держал колодников многое число и… на разных чинов людей полагал штрафы») и казнокрадства до получения взяток (общая сумма которых была весьма внушительной — 6420 рублей). А вот длительно проверявшийся следствием эпизод о якобы совершенном С. Ф. Попцовым убийстве посадского человека Афанасия Жилина был при подготовке обвинительного заключения снят за недоказанностью.
В отношении мер наказания в обвинительных заключениях Е. И. Пашков предлагал санкции в основном в соответствии с действующим законодательством. Лишь к А. Я. Нестерову Егор Пашков предложил применить санкцию, прямо не предусмотренную ни в одном из законодательных актов, по которым были квалифицированы предъявленные бывшему обер-фискалу обвинения, — колесование{679}. Нельзя исключить, впрочем, что в данном случае при подготовке обвинительного заключения глава Розыскной канцелярии принял во внимание некую устно выраженную «рекомендацию» Петра I, весьма болезненно воспринявшего разоблачение криминальных деяний А. Я. Нестерова[137].
Вместе с тем Егор Иванович предпринял решительную попытку не допустить вынесения смертного приговора деятельно раскаявшемуся С. Ф. Попцову. По всей очевидности, обещавший Савве Федоровичу сохранение жизни в обмен на сотрудничество со следствием глава Розыскной конторы предложил в обвинительном заключении назначить бывшему провинциал-фискалу наказание в виде двух лет каторжных работ с последующей пожизненной ссылкой.
Столь либеральное (с учетом характера предъявленных обвинений) предложение Егор Пашков обосновал тем, что иные подследственные в дальнейшем «взирая на милостивое исполнение [сохранение жизни С. Ф. Попцову]… могли к показанию вин признатца существом»{680}. В данном случае остается только признать, что Е. И. Пашков предвосхитил институт «сделки с правосудием», появившийся в отечественном уголовном судопроизводстве лишь с изданием Федерального закона от 29 июня 2009 года № 141 —ФЗ «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации и Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации»{681}.
Последними досудебными действиями по «делу фискалов» явились проведенные в январе 1724 года лично Петром I допросы основных фигурантов дела. Имевший странную убежденность, что перед вынесением приговора (или даже после него) обвиняемые могут дать какие-то особенно ценные показания, первый российский император допросил под пыткой: 16 и 18 января 1724 года — А. Я. Нестерова (причем к применявшимся прежде дыбе и кнуту было добавлено жжение огнем), 16 января — А. И. Никитина и 18 января — С. Ф. Попцова{682}.
Допросы эти не дали, впрочем, никаких новых результатов, подследственные лишь подтвердили прежние показания.
Далее материалы «дела фискалов» были направлены в Вышний суд. Сообразно господствовавшей тогда разыскной модели уголовного процесса суд проходил без участия сторон и без заслушивания обвиняемых и свидетелей. В итоге судебное следствие свелось исключительно к ознакомлению судей с подготовленными Е. И. Пашковым выписками и обвинительными заключениями по делу.
Приговоры обвиняемым были вынесены 22–23 января 1724 года. Суд не принял во внимание заступничество Егора Ивановича за обвиняемого Савву Попцова. Бывшего провинциал-фискала осудили на смертную казнь. Не удалось Е. И. Пашкову убедить в своей правоте и императора, утвердившего приговор Савве Федоровичу без изменений[138].
А. Я. Нестеров был приговорен к колесованию. 24 января 1724 года состоялась описанная выше публичная «эксекуция».
Петр I счел «дело фискалов» столь общественно значимым, что в этот же день распорядился подготовить особый информационный листок с изложением «преступлений бывшаго обер-фискала Нестерова и протчих» и опубликовать его «для всенародного известия»{683}. Отпечатанное на листе большого формата «Объявление о бывшей эксекуции в Санкт-Питербурхе генваря в 24 день 1724 году» вышло в свет уже 4 марта{684}.
16 марта Правительствующий сенат указал разослать экземпляры «Объявления» по центральным и местным органам власти (для ознакомления прежде всего государственных служащих){685}. Так что успешно расследованное Егором Пашковым «дело фискалов» пригодилось еще и для правовой пропаганды и профилактики должностных преступлений.
Последовавшая 28 января 1725 года кончина императора Петра Великого привела к свертыванию деятельности Вышнего суда и его Розыскной конторы. Уже 2 февраля под подписку о невыезде были освобождены 13 из 15 содержавшихся на тот момент под стражей подследственных Розыскной конторы{686}. Формальное упразднение Вышнего суда произошло по указу императрицы Екатерины I от 14 марта 1726 года.
На состоявшейся 10 марта 1725 года в Санкт-Петербурге грандиозной церемонии погребения Петра Великого прокурору и гвардии капитану Егору Ивановичу Пашкову была отведена весьма почетная роль: он нес подле гроба имперскую регалию — один из четырех «государственных мечей с золотыми эфесами и з драгими каменьи». Острием вниз{687}.
После 1725 года недолго продлилась и прокурорская деятельность Е. И. Пашкова. Дело в том, что на протяжении 1726–1727 годов органы молодой российской прокуратуры подверглись постепенному упразднению. Причем в безуказном порядке. Черед прокуратуры Военной коллегии наступил весной 1727 года.
Именным указом от 13 марта прокурор Е. И. Пашков был определен на должность советника Военной коллегии{688}. Преемника ему назначено не было. Назначение Егора Ивановича на равностатусную должность в Военной коллегии свидетельствовало о том благоволении, которое ему оказывал президент коллегии А. Д. Меншиков, ставший к тому времени фактически вторым лицом в государстве.
15 мая 1727 года только что взошедший на престол император Петр II произвел Е. И. Пашкова в «полугенеральский» чин бригадира{689}. Позиции Егора Пашкова в среде высшей коллежской бюрократии казались незыблемыми. Однако уже в следующем году в его карьере произошла резкая перемена к худшему.
Бывшего следователя и прокурора едва не погубили излишние откровения о придворной жизни в переписке с давней приятельницей княгиней А. П. Волконской. Будучи выслана из Санкт-Петербурга в апреле 1727 года по предписанию А. Д. Меншикова, княгиня не была, однако, возвращена в столицу после ссылки самого Александра Даниловича (последовавшей в сентябре). Проживая во вполне комфортных условиях в подмосковном имении, Аграфена Волконская продолжала отслеживать придворные «конъюнктуры» и чем дальше, тем больше раздражалась, что о ней позабыли.
Дело закончилось доносом двух слуг, обыском в имении и выемкой обширной корреспонденции княгини. Пустяковое, по существу, дело стало, однако, предметом детального разбирательства в мае 1728 года в Верховном тайном совете{690}. Поскольку в домашнем архиве А. П. Волконской была между иного обнаружена подборка писем Егора Пашкова, он оказался среди фигурантов дела.
28 мая 1728 года Егор Иванович был отстранен от должности. Трудно сказать, кто именно из влиятельных лиц вступился за бригадира, однако он наименее пострадал из числа собеседников и корреспондентов княгини Аграфены Петровны. Именным указом от 5 июня Е. И. Пашков был определен вице-губернатором Воронежской губернии