{1091}. Нет сомнений, что, говоря о перспективе возможной казни за упущения в расследовании, Вилим Геннин имел в виду судьбу следователя М. И. Волконского, расстрелянного в Санкт-Петербурге 9 декабря 1717 года. Не исключено, что Вилиму Ивановичу довелось присутствовать на приведении в исполнение «кары маеору Волконскому», лично видеть, как после залпа в упор безжизненно обвис привязанный к столбу князь Михаил Иванович.
В том же 1723 году В. И. Геннину довелось в очередной раз запечатлеть свое имя в анналах отечественной истории. В марте на реке Исеть началось строительство завода и небольшой крепости, которым очень скоро Вилим Иванович придумал название. В письме императрице Екатерине Алексеевне от 12 июня генерал-майор сообщил — с присущей ему прямолинейностью, — что «крепость и завод осмелился именовать до указу Катериненбурх, а заводы Катериненбурские, в память высокославного имяни вашего величества»{1092}. Нечего и говорить, что инициатива Вилима Геннина встретила полную поддержку в столице. Так на карте России появился город Екатеринбург.
В первые годы строительство Екатеринбурга было организовано точно так же, как и Санкт-Петербурга (хотя в закладке новой столицы и ее начальном возведении Вилим Геннин участия не принимал). Для осуществления строительных работ были переброшены воинские части из гарнизона губернского города Тобольска. Работы по расчистке строительной площадки и подвозу строительных материалов исполняли мобилизованные крестьяне четырех казенных слобод: Камышловской, Красноярской, Ощепковой и Тамакульской{1093}.
На протяжении марта 1723 года на берега Исети двумя партиями прибыли восемь гарнизонных рот. В апреле подразделения были сведены в полк, наименованный Тобольским командированным гарнизонным полком. Его командиром стал Иоганн Брикгаузен{1094} (Casper Johan Brockhausen), бывший прапорщик Ярвиско-Виеруского ландмилиционного полка шведской армии, плененный в августе 1704 года при взятии Нарвы, в 1712 году перешедший на русскую службу и в 1720-м дослужившийся до майора{1095} тобольского гарнизона.
Основные работы по возведению крепостных объектов завершились к ноябрю. Были сооружены более чем двухметровой высоты вал, шесть бастионов, деревянный палисад высотой 3,5 метра. На зиму на льду Исети были также оборудованы заграждения из деревянных рогаток{1096} (военная угроза Екатеринбургу исходила от не принявших российское подданство башкир). В июне 1724 года большая часть военнослужащих командированного полка была возвращена к месту постоянной дислокации в Тобольск, а в Екатеринбурге осталась пехотная рота, которая впоследствии стала ядром формирования горнозаводских войск{1097}.
Между тем следственная деятельность В. И. Геннина на Урале продолжилась, причем уже по его собственной инициативе. Пользуясь высоким служебным статусом, Вилим Иванович попытался «навести порядок» в органах власти западных уездов Сибирской губернии, пресечь преступную деятельность представителей низового звена местной администрации. Для начала внимание генерал-майора привлекли судебный комиссар Уктусского дистрикта В. Ф. Томилов и земский комиссар Каменского дистрикта Ф. Ф. Фефилов. Впоследствии Вилим Иванович возбудил уголовные дела также в отношении судебных комиссаров Гавриила Черкасова, Матвея Головкова и Федора Протопопова, подьячего Андрея Гобова{1098}.
Что касается Венедикта Томилова, то он обвинялся в нанесении «мужикам великих обид и разорения, и волокит». Кроме того, судебный комиссар подозревался в присвоении изъятых у задержанных воров и разбойников краденых вещей и необоснованном (и явно небескорыстном) освобождении двоих из них из-под стражи. По степени криминальной активности от В. Ф. Томилова не отставал и Федор Фефилов: на него было подано 10 исковых челобитных, в которых он обвинялся в вымогательстве взяток с применением насилия на общую сумму в 248 рублей.
Получив сведения о криминальных деяниях В. Ф. Томилова и Ф. Ф. Фефилова, Вилим Геннин незамедлительно распорядился арестовать комиссаров, а затем основал следственную канцелярию во главе с первостроителем Екатеринбурга майором И. Брикгаузеном. Согласно распоряжению В. И. Геннина от 12 июля 1723 года, Иоганну Брикгаузену (совместно с одним-двумя строевыми офицерами) надлежало в кратчайший срок осуществить предварительное следствие («изследовать… наискорее») по делам В. Ф. Томилова и Ф. Ф. Фефилова. Будучи допрошены в канцелярии И. Брикгаузена, комиссары незамедлительно дали признательные показания, объяснив свои преступные деяния «простотою и недоумением»{1099}.
Не вызывает сомнений, что, будучи осведомлен о формах организации предварительного следствия, которые получили развитие во второй половине 1710-х годов, Вилим Геннин в 1723 году создал уральский аналог не раз уже упоминавшихся «майорских» следственных канцелярий. Расследованные дела он предполагал затем передать на судебное рассмотрение в располагавшийся в Москве Преображенский приказ, являвшийся, как уже говорилось, специализированным судом по государственным преступлениям.
Проблема заключалась, однако, в том, что юрисдикционные полномочия главы уральского горного правления В. И. Геннина не распространялись на должностных лиц местных органов власти, а потому, возбудив в отношении их уголовное преследование, он юридически значительно превысил свои должностные полномочия. По этой причине вопреки инициативе В. И. Геннина уголовные дела коррумпированных комиссаров были направлены в производство не Преображенского приказа, а Тобольского надворного суда.
Стремясь сохранить контроль над судебным рассмотрением возбужденных им уголовных дел, В. И. Геннин попытался давать руководящие указания никак не подчиненному ему надворному суду. Так, 30 января 1724 года он направил президенту суда князю С. М. Козловскому письмо с грозным напоминанием, что «всем известен эксемпель, который учинен князю Гагарину»[189], и с требованием, чтобы «вы… безделников[190], сковав, держали и по челобитным и доношениям безволокитно следовали, дабы бедной народ не вовсе разорился и могли б свои подати платить на содержание флоту и армеи»{1100}.
Однако все усилия В. И. Геннина по искоренению коррупции оказались тщетными. Тобольский надворный суд для начала освободил всех обвиняемых из-под стражи, а затем принялся всячески затягивать рассмотрение дел. В итоге уголовные дела по обвинению В. Ф. Томилова, Ф. Ф. Фефилова и других мздоимцев так и не были доведены до приговора. В частности, о необходимости завершить разбирательство дела комиссара М. Головкова упоминалось еще в указе Сената от 21 февраля 1727 (!) года{1101}.
Как «вышний горный командир» В. И. Геннин организовывал и борьбу с шайками разбойников, угрожавших металлургическим заводам. Так, летом 1724 года, узнав о намерении группы разбойников совершить нападение на поселок Ягошихинского медеплавильного завода[191], Видим Иванович организовал против них войсковую операцию. После того как захваченные разбойники под пытками признали вину, В. И. Геннин приговорил шестерых из них к смертной казни через повешение за ребра и через колесование{1102}.
Помимо участия в уголовном преследовании коррумпированных комиссаров и разбойников, в первые годы пребывания на Урале В. И. Геннин выступил с рядом инициатив по совершенствованию судебного устройства Сибирской губернии. Сохранив неприятие европейской идеи суда, независимого от администрации, Видим Иванович в письме кабинет-секретарю А. В. Макарову от 1 февраля 1724 года высказал мысль о необходимости сосредоточить всю полноту власти в регионе в едином органе: «Чтоб… был бы один главнейший камандир, которой бы всех сибирских камандиров, надворной суд и камерира[192] мог бы ведать и штрафовать, а не так как теперь, что всякой болшой»{1103}. Столь емко сформулированная Видимом Генниным идея о «главнейшем камандире» в полной мере воплотилась в жизнь уже после кончины Петра 1 в связи с изданием закона от 24 февраля 1727 года о реорганизации системы местного управления{1104}.
Еще одной проблемой, с которой столкнулся Видим Геннин на Урале, являлась практика объявления осужденными лицами «слова и дела» (извета) с обвинениями различных должностных лиц в совершении государственных преступлений. В соответствии с тогдашним уголовно-процессуальным законодательством изветчик и оговоренный (независимо от их служебного и процессуального статуса) подлежали незамедлительному этапированию в Преображенский приказ. Подобная практика изрядно дезорганизовывала работу местной администрации. Так, согласно данным Сибирской губернской канцелярии, только за 1723 год в связи с объявлением «слова и дела» на должностных лиц из губернии в Преображенский приказ было отослано 116 человек, причем ни один извет так и не подтвердился{1105}.
В связи с подобной ситуацией В. И. Геннин предложил учредить в Сибирской губернии представительство Преображенского приказа. В письме императору от 22 октября 1723 года он высказал просьбу, чтобы для разбирательства дел по государственным преступлениям прислать «ис Преображенска афицера… кому изволишь верить», который «в Сибири бы жил»