Шивене попросила Антоноваса вызвать снизу оперативных работников. Появился Буславичус. Свою ужасную шляпу он опять сбил на затылок. Еще через минуту вошел Репин. В прихожей они провели небольшое совещание.
— Что с женой Паламарчука? — спросила Шивене.
— В больнице, — ответил Буславичус, — в очень тяжелом состоянии. Врачи опасаются за ее жизнь.
— Мне кажется, Паламарчуку об этом лучше пока не сообщать, — подумала Шивене вслух. — Новостей никаких?
— Коллеги обходят квартиру за квартирой. Никто из жильцов никого подозрительного во дворе не видел. Служебно-розыскная собака довела до ближайшей троллейбусной остановки и потеряла след.
— Сил достаточно?
— Вполне.
— Важно как можно больше узнать о семье мальчика и о том, кто мог их посещать!
— У Паламарчуков под домом сарай, — сказал Репин. — Как и у всех, впрочем. В подвале. Хозяин не говорил?
— Нет.
— Весьма оборудованный. С такими же крепкими запорами, как и квартира.
— Интересно, — Генуте задумалась. — Пожалуй, спустимся туда. А как быть с Паламарчуком? Он рвется к жене. Кто-то должен его успокоить.
— Я позвоню ему, — сказал Репин.
— Дайте три гудка и положите трубку. Потом снова наберите номер, — предупредила Шивене.
— Вы не исключаете, что кто-то захочет связаться с Паламарчуком по телефону? — спросил инспектор.
— Не знаю. Но лучше все предусмотреть.
Репин позвонил через несколько минут.
— Женщине в больнице сделали укол, — доложил он. — Она спит. Будить врач не рекомендует... О сарае не забыли?
— Нет... Я передаю трубку ее мужу. Объясните сами.
Переговорив с Репиным, Паламарчук успокоился, но только на несколько минут.
— Могу я постоять у двери на площадке? — спросил он. — Так душно!
Антоновас открыл форточку, но Паламарчук больше не жаловался на духоту. У него появилась новая мысль:
— Я должен сам видеть, в каком состоянии жена! — он так и не успел окончательно протрезветь.
— Сейчас мы выйдем из квартиры, — сказала Шивене.
— Могу узнать, куда?
— В сарай.
— Зачем туда лезть? — он угрюмо взглянул на Шивене. — Там же пыль, грязь... И ничего ценного.
— Вы давно там были?
— Не помню... — он снял очки, протер толстые стекла. — Кажется, недавно. Но зачем? Не могу вспомнить...
В сопровождении оперативных сотрудников они спустились вниз. Подвал оказался длинным, с узким зигзагообразным проходом под всем домом. По обе стороны его тянулись двери клетушек-сараев. За Репиным шел Паламарчук, показывавший дорогу. Сзади гуськом тянулись остальные. Последней шла Шивене.
«Знаешь, о чем я всегда думаю перед началом осмотра? — сказал однажды Петраускас. — О том, что это не шахматы! Первый ход здесь делают черные. И тот, кто делает первый ход, обречен. Нельзя совершить преступление, не оставив следов. Но и мои ошибки — следователя — тоже начинаются здесь. Таково правило. «Не спеши, — твержу я себе, — как бы тебе ни хотелось ускорить события!»
«Кажется, пока я не успела сделать ни одной ошибки, — подумала Шивене. — Ничего еще не упустила. Главное теперь — не спешить...»
Наконец Паламарчук остановился, достал ключи. Замки на сарае оказались отечественными, но тоже повышенной секретности. Да, Паламарчук был человеком основательным и не любил, когда другие суют нос в его дела.
Он зажег свет.
— Сюда, по-моему, они не залезли. Все на месте.
— Может, мне поручите? — Антоновас окинул взглядом вечерний костюм Шивене, оседающую на свету кирпичную пыль и шершавые доски перегородки.
— Ничего.
Маленькое квадратное помещение оказалось наполовину пустым. Старая корзина, чемодан. На стеллаже — несколько трехлитровых банок. Консервированные овощи. Особняком лежал плотницкий инструмент: несколько топоров, пилы. Стена напротив — голая, в центре — крюк. «Здесь что-то висело...» — подумала Геновайте. На всем ровным слоем лежит пыль.
— А это? — у самого входа Шивене заметила сверток, обернутый тряпкой.
Паламарчук пожал плечами:
— Рабочий халат. Я им не пользуюсь.
— Давайте захватим с собой. Я хочу взглянуть.
«Перед приездом милиции преступник мог спрятать одежду со следами крови и другие улики в сарай, чтобы потом, выждав время, их уничтожить. В этом случае преступника не надо искать далеко...» — рассуждала Шивене.
Поднявшись в квартиру, расстелили халат в прихожей. Он выглядел почти новым. Геновайте уже отметила: обитатели квартиры, взрослые и мальчик, тщательно ухаживали за вещами. Все, до чего преступник не дотрагивался, было чисто, выглажено и тщательно сложено.
Пока Антоновас осматривал халат, Шивене занялась корзиной с домашней обувью: «Пятна могли попасть на подошву».
— Следователь, — сказал Паламарчук. — Прошу вас... Он больше не говорил ни «гражданин», ни «товарищ», но с пьяной настойчивостью возвращался все к той же теме. — Не говорите пока жене про Геннадия! Хотя бы несколько дней!
— Мы обсудим это.
— Геннадия ведь не вернешь! Так? А она не выдержит! — он бросил взгляд в коридор, потом нагнулся к ящику с обувью. — Обувь, по-моему, вся на месте, следователь.
Шивене держала в руке тапки с замшевым верхом, без задника, лежавшие на самом дне.
— Это мои. Жена привезла из Каунаса.
Она перевернула их. На передней части подошвы, ближе к середине, оказалось крохотное, с булавочную головку, пятно.
— Похоже на кровь, — она показала понятым.
— Было, наверное, так, — подумав, пояснил Паламарчук. — Порезался, когда брился, капнул в ванной. А оттуда уже попало на подошву.
— Какой бритвой вы пользуетесь?
— Как когда... И электрической, и безопасной.
— Генуте! — позвал Антоновас. Внешне спокойное, даже бесстрастное лицо его было изжелта-бледным. — Смотри...
В центре халата на синем фоне виднелось несколько хорошо заметных бурых пятен.
— Итак, начните сначала. По моим данным, четырнадцатого марта вы на работе отсутствовали.
— Нет, следователь... Четырнадцатого я весь день вкалывал. У нас на работе строго. Прогулял — принеси оправдательный документ. Я работал. Можете проверить. А потом... Забурил, одним словом.
— И все-таки на работе вы не были. Дело в том, что вместе с вами в цехе работает табельщицей ваша родная сестра. Она допрошена. Показала, что поставила в табеле рабочий день по вашей просьбе. Вот протокол допроса.
— Разрешите? Где это?
— Второй абзац.
— «Накануне просил меня, чтобы в табеле...» Что ж! Все правильно... Одному удивляюсь. Что за люди!
— Она сказала неправду?
— Чистую правду.
— Объяснитесь, пожалуйста.
— Что получилось, следователь? Я вынужден вводить вас в заблуждение, бросить тень на себя, чтобы не подставить под удар сестру, а она тем временем... Да я бы сразу признался! Нет резона скрывать. На работе я не был. Но это не имеет никакого отношения к тому делу. Сейчас вы убедитесь.
— Записываю.
— На четырнадцатое марта я отпросился у начальника смены — Титова Александра Аркадьевича. Можете проверить. Отпросился по настоянию жены. Хотя отношения у нас с нею не ахти... Особенно в последнее время, в связи с моими выпивками. Но когда надо помочь, я как пионер — всегда готов! Можете у нее узнать. Я предупредил на работе, что не выйду. Сестре сказал, чтобы поставила в табеле рабочий день. Все равно отработаю в конце месяца.
— Дальше.
— А жена накануне все отменила. Можно было, конечно, с утра выйти на работу... Но знаете, как бывает? Настроился на выходной день. Мальчишка уже спал, когда жена позвонила. Он тоже думал, что не пойдет в школу. Обрадовался. Уроков, конечно, не готовил...
— Дальше, пожалуйста.
— Вот вы слушаете меня, а смотрите на все, так сказать, сквозь призму убийства Геннадия... А вы на минуту взгляните по-простому. Как бывает? Появилась возможность отдохнуть в середине недели. Встали с сыном уже где-то к обеду. Вместе вывели собаку. Стали готовить яичницу. Вдруг звонок. Сосед с верхнего этажа: «Выручайте, братцы, ни одной сигареты!» Это все можно будет проверить. Не сомневайтесь!
— Вы коротко знакомы с соседом?
— Посторонний человек. До этого никогда не разговаривали. Знал только, что он работает преподавателем по спорту в ПТУ. И еще несколько раз видел в машине во дворе. У него своя «Волга». Солидный товарищ. Врать не будет.
— Фамилию знаете?
— Хомутов. Александр Захарович.
— Продолжайте.
— Оказалось, что с четырнадцатого он в отпуске. Жена в командировке, должна со дня на день приехать. Дали мы ему с сыном сигарет, предложили яичницу. У меня было граммов сто спирта, на компрессы. Разлили... Успеваете записывать?
— Вполне.
— Поднялись к нему. Посмотрели рыбок. У него аквариум с этот стол... В баре нашлась сувенирная бутылочка коньяка, сто граммов. Выпили и ее.
— В какое время это было?
— Наверное, часа в два. Не помню... День был серый, я говорил. Но к обеду разгулялось. Решили проветриться. Мне надо было в библиотеку, на Озо. Я потерял книгу. А Хомутову — на платную стоянку — насчет машины. С него дважды получили плату за февраль. Взяли собаку, пошли. А сына оставили во дворе.
— И все время вы были вместе с Хомутовым?
— На стоянке вместе. В библиотеку я заходил один. Хомутов оставался с собакой. Библиотекарша должна была видеть. Мне нечего темнить...
— В какое время вы были в библиотеке?
— Примерно в половине четвертого. Или чуть раньше. Кажется, в половине четвертого я брал вино в магазине на Космонауту.
— Дальше.
— Так и провели весь день. Поехали к другу Хомутова в Лаздинай. И собака с нами. Выпивали в квартире, в овраге у дома. Детали я плохо помню. У друга Хомутова дома была дочь, потом пришла жена... Помню, вечером друг Хомутова и его жена еще ездили со мной на такси в магазин...