глянувшись, предложил: – Сорвись на пару минут, поговорить надо.
– Хорошо. Жди в сквере напротив.
Лева пришел через несколько минут. Улыбаясь, спросил:
– Что, уже успел выступить, раз обо мне вспомнил?
– Догадливый ты парень, как я посмотрю. Да, надо отсидеться, вот и решил по старой дружбе к тебе податься.
– А что ты там отколол?
– Взяли магазин, тир, готовились на кассу, но на хвост наступили. Пришлось одного тихаря убрать. Какой кипеж после этого поднялся! Кстати, сюда должен Петька Логацкий приехать.
Лицо Левы сделалось озабоченным:
– Куда бы мне тебя пристроить? К себе не могу, месяц как женился. А ксивы есть?
– Какие там! – Карпов рассказал, как добыл паспорт на имя Лапцевича.
– Ладно, не дрейфь, что-нибудь придумаем, – махнул рукой Белькевич. – У меня тут есть надежные люди. Пристроим, да и Петьку примем. Пусть приезжает. Идем. Познакомлю с одним человеком.
И они направились к ресторану.
Жигальцова
Тростник пришел в цех, где работали Балашова и Жигальцова, после обеда. Начальник цеха, посмотрев удостоверение, встал из-за стола.
– Раков Сергей Алексеевич, – представился. – Присаживайтесь, товарищ майор.
Сели друг против друга за приставной столик. На мгновение возникло неловкое молчание.
– Сергей Алексеевич, хочу поговорить с вами о работницах Шигальцовой Анне Петровне и Балашовой Ирине Михайловне. Они давно у вас работают?
– Да, порядком. Балашова лет пять, Жигальцова чуть позже пришла. Работала в первом цехе, затем попросилась к нам. Тогда еще Балашова за нее просить приходила. Подруги. Ну, что о них сказать? По работе претензий нет. По характеру отличаются друг от друга. Ирина – своенравная, неуравновешенная, я бы даже сказал, вспыльчивая. Живет с родителями. Отец работает где-то в торговле, мать – почтальоном. Ирина с их мнением не считается. На все случаи у нее свои взгляды. К сожалению, чаще ошибочные. Что касается Жигальцовой, то, мне кажется, она попала под влияние подруги. У Анны в семье сложные отношения. Отец пьянствует. На этой почве происходят скандалы и даже драки.
– А где отец работает?
– Завхозом в школе.
– А мать?
– Точно не помню, кажется, в типографии. – Раков на минуту задумался. – Я давно присматриваюсь к этой девушке. Во всем подражает Балашовой. Та начала курить – и она потянулась к сигаретам, стала Балашова хуже относиться к работе – и Жигальцова тоже. Если вы что-то плохое заметили за этими девчатами, то корень зла нужно искать в Балашовой.
– А кого из них можно на откровенный разговор вызвать?
– Конечно, Жигальцову. Она хотя и пытается дерзить и спорить, но не от убеждений. Все это наносное. В душе она не такая.
Тростник поблагодарил начальника цеха. Остановился у проходной, чтобы подождать Жигальцову. Не зря он изучал фото девушек. Как только они вышли с завода, сразу узнал их. Но подходить не стал. Решил подождать, когда Жигальцова останется одна.
Девушки о чем-то оживленно разговаривали. Они медленно дошли до своей улицы, остановились у дома, расположенного на углу. Тростник находился невдалеке и хорошо слышал, как Балашова сказала:
– В общем, Аня, ты жди, я схожу к Тане, а затем заскочу за тобой, – и, махнув рукой, перебежала на противоположную сторону улицы.
Жигальцова направилась к своему дому. У самого подъезда ее и окликнул Тростник. Девушка, удивленно глядя на него, остановилась. Тростник предъявил удостоверение.
– Не могли бы вы уделить мне несколько минут для разговора?
– А в чем дело? – растерянно спросила.
– Скажу. Но сначала нужно решить, где мы будем разговаривать.
– Может, у меня дома? – неуверенно предложила она.
– Конечно, можно и дома, но вы уверены, что нам не помешают?
– Тогда где же?
– А давайте прогуляемся и заодно поговорим.
– Пожалуйста.
Они направились во двор школы. Жигальцова – среднего роста, с длинными волосами, голубыми глазами – привлекала внимание. Но все в ней было броским, вызывающим: и обильная тушь на глазах, и яркая помада, и короткое декольтированное платьице. Тростник успел заметить и другое: девушка смущалась и, когда они сели на скамейку, пыталась незаметно натянуть подол на колени.
Спросил, где работает она. Ответила сухо и односложно. Это не удивило опытного Тростника. Осторожно, слово за слово, вовлекал он девушку в беседу. Постепенно исчезла скованность, настороженность. Аня охотно рассказала о себе.
Неожиданно хлынул дождь. Побежали к дому, где жила Жигальцова. Остановились у подъезда. Девушка старалась не смотреть на Тростника, отворачивала в сторону лицо, по которому текли черные от туши ручьи.
– Понятно теперь, почему мужчины против обилия красок? – улыбнулся Тростник и серьезно добавил: – Послушайте, Аня, мы разговор продолжим в другой раз. Но вам мой совет: не ходите с Балашовой сегодня, отдохните лучше и о нашей встрече не говорите. Завтра после работы приходите в Управление внутренних дел, 81-й кабинет. Я буду ждать.
На даче
Логацкий нервничал. Придут дружки или не придут? Если нет, значит, взяли. Тогда ему надо бежать. Но где взять денег? Без них до Ялты не доберешься. Можно, конечно, с оружием добыть деньги, но одному сделать это намного сложнее.
Лишь когда на лес и сады опустилась мгла, пришел Бусел.
– Что так долго? Я уже думал, что всех повязали.
– Как только пацан забежал, сразу же смылся. На транспорте ехать боялся, а пешком, сам знаешь, сколько махать. Хорошо, попутная попалась – километров пятнадцать проехал. Я пацану наказал передать всем, чтобы из города пешком, через старые окраины, уходили. Так что ждать придется еще не один час.
И действительно, собрались к полуночи. Не было Черепнина. Логацкий сообщил о звонке Карпова. И только теперь Костылецкий и Герцович узнали об убийстве работника милиции.
– Трепачи, кричали уйти на дно, затихнуть, выждать! А сами такой кипеж упороли! – зло бросил Герцович.
– Заткнись, – прервал его Логацкий. – Легавый, пока Карп по городу разгуливал и ко многим из нас заходил, на хвосте сидел. Вот и пришлось убирать. Делить, кому больше, кому меньше достанется, нет смысла. Все одной веревочкой связаны. Вместе и думать будем. Нас мог заложить Хвост. Если Махно и взяли, не расколется. Мы с Буслом его хорошо знаем. Он – железный. А Хвостов может сказать только про того тихаря. Значит, искать будут кого? Карпа, меня и Бусла. Махно они ничего не докажут. Кот и Гера тоже не на крючке.
– Все равно, надо рвать подальше отсюда, – перебил его Костылецкий. – Я у женки последние тридцать рублей из горла вырвал, чтобы на билет хоть куда-нибудь хватило. Она, стерва, кричит: «Чем детей кормить буду?» Потом разберемся, говорю. Не мог же ответить, что разбираться ей самой придется. Ох и надоела она мне по горло! Наплодила выводок и, как волчица, за мной следит, чтобы лишнего шагу не сделал.
– Плодили вместе, – прервал его Логацкий. – Надо было делать так, как мы с Люськой.
– Делать, делать. Я же думал уже завязывать, да вот не получилось. Чего мы выжидать на этой даче должны?
– Как чего? – удивился Петька. – А кассу кто будет брать?
– Да они в любом городе есть.
– Нет, просто это не делается. Здесь мы уже, считай, все разведали. Знаем работников в лицо, да и Люська нам поможет. Предлагаю отсиживаться здесь и ждать Махно. Кот и Гера будут в город потихоньку ездить, заодно и за кассой приглядывать. Через пять-шесть дней все пойдем. Добудем машину, берем кассу. Башни поровну, а затем кто куда.
Бусел, разливая по стаканам водку, проговорил:
– Где же Махно? Я ведь у него дома спрятал пушку.
– Придет, – заверил Логацкий. – Выпьем и будем ложиться спать.
Я обо всем подумала…
Жигальцова не находила места. Чего она только не передумала, когда ушел работник милиции! Нет, в ее короткой жизни не было ничего, что могло заинтересовать уголовный розыск. Сославшись на плохое самочувствие, отказалась идти с Ирой гулять.
На следующий день, после работы, Аня поехала в Управление внутренних дел. Робко постучала в дверь нужного кабинета, нерешительно вошла.
– Входите, входите, Анна Петровна. Присаживайтесь.
Тростник заметил, что краски на ее лице почти нет.
– Ну, как спалось после вчерашнего душа?
– Нормально. Главное, на работу не опоздала.
– Видели Балашову?
– Да, она вчера приходила ко мне домой, в парк приглашала. Я отказалась. Сегодня мы вместе на работу шли, но я ей ничего не сказала.
– Не догадываетесь, о чем у нас разговор пойдет?
– Нет, честное слово. Я об этом уже сутки думаю.
– Аня, если вы согласитесь на полную откровенность, то разговор у нас будет серьезным и, как говорится в дипломатических кругах, полезным для обеих сторон.
– Я согласна, – тихо ответила девушка.
– Нас интересуют парни, с которыми вы и Ирина встречаетесь и проводите время.
– Какие парни? – покраснела Аня.
– Те, с которыми недавно в лесу были.
– А, Петя и Леня, – протянула девушка и продолжала: – Но я, честное слово даю, больше к ним и не подойду. Это все Ира, говорит, парни что надо. Тоже мне парни!
– Вы давно их знаете?
– Месяца полтора. Ирка познакомилась, а потом и меня втянула в компанию. Я вчера и сегодня долго думала о своей жизни, и теперь мне стыдно, очень стыдно! – Девушка заплакала.
Тростник не стал успокаивать ее. Он молча сидел за столом. Как иногда рушится молодая, да и вся дальнейшая жизнь вот у таких девчат! Симпатичная, неглупая, а дала себя втянуть в тину, поступилась девичьей гордостью. И вот горькая расплата. Правда, у этой жизнь еще может наладиться. Похоже, что она, хотя и с опозданием, опомнилась. А многие так и прожигают годы, здоровье.
Наконец Жигальцова успокоилась, взглянула на Тростника:
– Извините, мне стыдно.
Аня чувствовала, что ее судьба небезразлична этому человеку. Она прониклась к нему доверием и, когда он спросил, знает ли она фамилии Петра и Леонида, ответила сразу: