– Здравствуйте! Я из уголовного розыска, – представился майор, протягивая хозяину кабинета служебное удостоверение. – Это я звонил вам.
– Здравствуйте, товарищ Ветров! – ответил начальник отдела кадров и возвратил Игорю Николаевичу удостоверение. – Я к вашим услугам.
– Николай Иванович, я хочу побеседовать о слесаре Николаеве. Не помните его?
– Николаев? Почему же, помню. Он у нас около года работает. Непонятный человек.
– Это почему же?
– Начальник цеха в нем души не чает, а товарищи по бригаде обратного мнения. Вы знаете, только что закончилась смена. В цехе теперь собрание идет. Там, насколько мне известно, и о Николаеве разговор пойдет. Если хотите, давайте сходим, послушаем.
Они вышли из заводоуправления и пошли по узкой, заросшей с двух сторон, аллейке. Игорь Николаевич задумчиво произнес:
– Осень скоро. Деревья в городе это чувствуют особенно: быстро желтеют. – И неожиданно спросил: – Не можете ли вы сказать, почему об одном и том же человеке два мнения появились?
– Трудно ответить. Мне кажется, что рабочие правы. Николаев умеет начальству пыль в глаза пустить. Там, где его заметит начальство, – трудится, там, где нет, – хоть кол на голове теши. Начальство не всегда все видит, а вот кто рядом работает – всегда.
– О чем говорят сегодня на собрании?
– О рабочей совести. Интересный разговор, наверное, идет. Я ожидал вас – не пошел. А очень хотел послушать.
Они подошли к двухэтажному корпусу и направились внутрь. Прошли по гулкому длинному коридору и вскоре оказались в небольшом помещении, на дверях которого Ветров прочитал надпись: «Красный уголок». На составленных в ряды стульях сидели человек сто. За столом президиума заняли места пять человек. Выступал пожилой рабочий. Ветров наклонился к начальнику отдела кадров и спросил:
– Кто он?
– Андреев, токарь. Уже около двадцати лет у нас работает. В этом году «Знак Почета» получил.
В этот момент оратор закончил речь и на смену ему вышел другой. Он снял с головы берет и, сжимая его в руке, обратился к собранию:
– Мне кажется, что если мы сегодня поведем откровенный разговор, то от этого выиграет не только каждый здесь присутствующий, но и весь коллектив. Вот вы, Александр Михайлович, все говорите – прогресс, прогресс! А как он достигается у нас?
– Кто это? – тихо спросил Ветров.
– Щербаков. Немного резковат, но справедлив. Послушайте его. Это он начальника цеха задирает, – пояснил начальник отдела кадров.
А Щербаков после некоторой паузы продолжал:
– Мы уже сколько говорим, что таскать на руках детали из нашего цеха в сборочный тяжело и по времени накладно. А как таскали на своем горбу или на носилках, так и таскаем! Уже на всех крупных предприятиях города, даже в некоторых мастерских, электрокары есть. А у нас? Мне кажется, что и вам, Александр Михайлович, пора перед администрацией завода вопрос ребром поставить. Это просто нерадивость со стороны некоторых наших руководителей мешает прогрессу. – Щербаков, выдержав еще одну небольшую паузу, повел речь дальше: – Конечно, главное, товарищи, зависит от нас. Но я не могу согласиться с тем, как мы понимаем подчас прогресс.
Из зала кто-то выкрикнул:
– А как понимаем?
– Прогресс в нашем цехе достигается так: сначала шумят, потом кричат, затем бьют невиновных, а потом, как говорится, награждают непричастных.
В зале раздался хохот, и Щербаков, стараясь перевести беседу в более серьезное русло, повысил голос:
– А разве не так? Вспомните, когда начальник цеха встретил Лойку на проходной. Выругал его, лентяем обозвал, премии лишил. А человек две нормы выполнил и хотел уйти с работы на десять минут раньше. Отца на вокзале нужно было встретить. А вот Николаев премию получил. А за что? За то, что перед начальством из кожи вон лезет, усердие свое показывает. Стоит уйти начальству, так он или в курилке часами пропадает, или какие-то свои дела в других цехах решает. Да, да! Ты не прячься, Николаев! Совести рабочей у тебя нету. Поэтому так себя и ведешь. Лентяй ты, и все тут! А лень всегда была матерью всех пороков.
Из зала раздался голос:
– Уважать каждую мать – наша обязанность.
Все опять рассмеялись. Щербаков сурово бросил:
– А вот ты уважаешь всякую, но не каждую.
– Где этот Николаев? – спросил Ветров.
– А вот – в третьем ряду. Второй справа сидит. Это он и выкрикнул. Видите, как голову за спину соседа спрятал?
– Как бы мне поговорить со Щербаковым?
– После собрания я приглашу его в кабинет. Там и поговорите.
– Хорошо, – согласился Ветров. – Давайте послушаем, о чем дальше разговор пойдет…
После собрания Щербаков пришел в кабинет начальника отдела кадров. Он очень удивился, когда узнал, что сотрудник уголовного розыска хочет с ним побеседовать. Ветров выждал, пока Щербаков устроится на жестком, скрипучем стуле.
– Я случайно оказался на собрании и слышал ваше выступление. Скажите, за что вы Николаева так критиковали?
– За дело. Я ведь стопроцентную правду сказал. Он действительно не тот человек, за которого себя выдает.
– Почему вы так считаете?
– На работе я это своими глазами вижу. Лентяй он и последний филон. После работы ресторанный завсегдатай. Вот только откуда у него деньги берутся? Со ста семидесяти рублей сильно не разгуляешься! Но дело, пожалуй, не в этом. Вижу, что он за человек.
– А откуда вы знаете, что Николаев часто в ресторанах бывает?
– Моя сестра в ресторане «Лето» работает администратором. Однажды со своим мужем она пришла в конце смены повидаться со мной. Я вышел из проходной. В этот момент появился и Николаев. Смотрю – сестра как-то подозрительно приглядывается к нему. Спрашиваю: «Что в нем заметила? Это наш рабочий». А она отвечает: «У вас он рабочий, а у нас – мешок с деньгами. Почти ежедневно в ресторане кутежи устраивает, червонцы да двадцатипятирублевки оркестрантам швыряет, музыку заказывает. Женщин, как перчатки, меняет. Каждый раз с новой приходит».
– Вы не говорили об этом с Николаевым?
– Нет.
– Скажите, товарищ Щербаков, вы не замечали, чтобы к нему кто-то из посторонних приходил?
– Нет, не замечал. Да и зачем кому-то ходить? Он сам из цеха то и дело выскакивает. В курилке пропадает. Там с кем хочешь можно встретиться, и никто на это внимания не обратит.
– Может, ножи или, скажем, отмычки изготовлял?
– Нет, и такого не замечал.
Ветров протянул Щербакову небольшой листок бумаги:
– Андрей Викторович, я хочу вас попросить: заметите что-нибудь подозрительное в поведении Николаева, позвоните, пожалуйста, по этому телефону.
– Он что – жулик?
– Не исключено, – ответил майор. – Не дадите ли вы мне координаты вашей сестры?
– О чем речь! Пожалуйста. Она – чем может, обязательно поможет.
Ветров поблагодарил собеседника и распрощался с ним…
Краб дает задание
Скалов только вышел из подъезда «своего» дома, как навстречу – Краб.
– Где Сашка?
– Дрыхнет! А что?
– Пошли в квартиру. Дело есть.
В квартире Краб бесцеремонно толкнул в бок Горелова:
– Вставай! Работа есть.
Горелов, растирая лицо руками, проворчал.
– На кой хрен мне работа! Ты лучше опохмелиться дай, голова разваливается, – он заглянул в стоявшую на столе бутылку от вина. – Хоть бы глоток остался!
Краб сел на диван и положил ноги на стул.
– Хочу вам обоим задание дать. Выполните – получите полсотни, а через пару недель возьму на большое дело.
– А деньги когда дашь? – спросил Горелов.
– Сегодня, когда сделаете одну штукенцию.
– А что надо? – поинтересовался Скалов.
– Мелочь. Вот вам ключи от автомашины «жигули», номер 99-17, цвет машины – зеленый. Ваша задача – ровно в шесть вечера быть у кладбища по Московскому шоссе. Туда на этой машине приедет молодой мужчина с одной кадрой. Машину он закроет на замок, а бабец уведет на кладбище. Вы должны своими ключами открыть машину. На сиденье увидите дамскую сумку. Оттуда достанете ключи – от сейфа и входной двери. Их всего три штуки. Сделаете отпечатки вот на этом пластилине. Ключи аккуратно положите на место. После этого закройте машину и сматывайтесь. Вечером я приду сюда. Вы мне пластилин, я вам – деньги. Идет?
– Х-ха! Х-ха! Он еще спрашивает! – воскликнул Горелов. – Конечно, идет!
– Тогда поторапливайтесь. Уже скоро надо быть на месте.
Вскоре Краб, что-то мурлыча себе под нос, вышел во двор, оглянулся и быстро скрылся за углом дома.
Его машина стояла невдалеке. Если бы Скалов и Горелов увидели дальнейшие действия Краба, то они бы очень удивились. А тот развернул машину, въехал на пустынный двор школы, остановился и, оглянувшись, снял с головы… волосы, затем отцепил бороду, усы. Взглянул в зеркало. На него смотрел симпатичный молодой человек. Он подмигнул сам себе и включил зажигание. Минут через десять Краб подъехал к проходной завода, где работала Борзова, остановил машину в стороне и стал ждать. А вот и Люда. Она буквально выскочила из заводской проходной и завертела головой. «Ишь ты! Ищет», – усмехнулся Краб и легонько нажал на сигнал. Борзова быстрым шагом подошла к автомобилю и открыла дверку:
– Привет! Давно ждешь?
– Привет. Почти час. Что сегодня делать будем?
– Сам решай. Ты же знаешь: с тобой – хоть на край света.
– Давай съездим на кладбище.
– Куда-куда?!
– На кладбище.
– Уж не собираешься ли похоронить меня? – рассмеялась Борзова.
– Нет. Считаю, что немного рановато, – улыбнулся Краб и уже серьезно добавил: – Хочу показать тебе могилу родителей. А потом прокатимся за город. Ночевать хочу у тебя. Не возражаешь?
– Нет, что ты!
– Ну, тогда поехали.
Болтая о чем попало, они немного прокатились по улицам, зашли на несколько минут в гастроном. После этого Краб повел машину к выезду из города. У входа на территорию кладбища находилась небольшая заасфальтированная площадка. На ней и поставил машину Краб. Деловито защелкнул задние дверки на замки и предложил: