– Впрочем, нет. Не у любого. Не надо спрашивать у Крокета.
– А кто это – Крокет?
– Родственник их. Он во второй половине дома проживал с ними. Все недоволен был: то ему огорода мало, то они ему худшую часть жилья отдали. А ведь дом-то Рогальские сами построили. Крокет в сорок восьмом в город приехал. Тогда у него ни кола ни двора не было. А они пожалели бедненького родственничка, поделили дом поровну, вторую половину ему отдали – на свою голову. Прожил с ними год, женился, а потом и началось. Господи! Что он выкомаривал! Бывало, даже с топором гонялся. Померла Лена – за Андрея взялся. Тот и так от горя на ладан дышал. Помог бедному человеку в могилу сойти. Не успели мы похоронить его, а он уже стену сломал и весь дом занял.
– Дети у Рогальских были?
– Дети были: двое сыновей на фронте погибли, а дочку в сорок втором похоронили. Не повезло людям. Ох как не повезло!
Хозяин замолчал и, подавленный воспоминаниями, низко опустил голову. Его большие натруженные руки нервно подрагивали на коленях.
Ветров поднялся со стула:
– Спасибо вам. Извините за неожиданное вторжение.
– Да чего уж! – махнул рукой хозяин. – Вы извините старика… Разнюнился.
Ветров и Майский вышли на улицу.
– Все ясно, Игорь Николаевич. Можем дальше и не ходить. Детей у Рогальских нет. Тот хлюст сына лейтенанта Шмидта сыграл.
– Знаешь, Саша, давай зайдем и к Крокету.
– На кой ляд он, Игорь Николаевич! Мало ли мы всякой дряни повидали?
– Дряни, говоришь? Нет, Александр, мы с тобой чаще видели испорченных людей, а дрянь надо тщательно изучать. Мне просто необходимо поговорить с этим Крокетом… Заглянуть поглубже в его нутро.
– Уйдя на пенсию, хотите мемуарами заняться?
– Молодец! Идею подсказал.
Они направились к дому номер восемь. Калитка была заперта. Майский постучал. Во дворе сиплым басом гавкнула собака.
Через минуту послышались шаги, и мужской старческий голос спросил:
– Кто там?
– Милиция, откройте!
– Что случилось?
– Да вы сначала откройте, тогда и побеседуем.
Какое-то время за калиткой слышалось невнятное бормотанье. Казалось, что калитка так и не откроется. Но вот послышался лязг металла, отодвинулся один засов, второй. Калитка отворилась. Перед оперативными работниками стоял высохший, костлявый старик. Напрягая зрение, он пытался рассмотреть незнакомых ему людей. Майский достал из кармана фонарик и осветил свое удостоверение.
– Мы из милиции. Разрешите войти?
– Да, да. Входите, пожалуйста.
Вошли в большую комнату. Красивая хрустальная люстра заливала мягким светом все это уютное помещение. За столом сидела дряхленькая, подслеповатая старушка. Она с таким любопытством смотрела на вошедших, что даже не сразу ответила на их приветствие. Поведение хозяина выдавало, что приход работников милиции его взволновал. Старик суетливо передвигался по комнате.
Майский и Ветров присели на предложенные стулья и, выжидая, когда хозяин успокоится, рассматривали комнату. Все здесь говорило о достатке.
– Сколько в доме комнат? – спросил Ветров.
– Семь, – ответил хозяин, пододвигая под себя стул.
– Сколько человек здесь проживает?
– Вот мы со старухой. Раньше родственники проживали, а когда умерли – остались одни.
– Квартирантов имеете?
Старик смутился:
– Жалко стало нам молодых-то… Вот и пустили несколько студентов.
– И сколько же их?
– Да немного…
– А все-таки?
– Человек шесть-семь…
– Покажите, пожалуйста, домовую книгу.
Хозяин поднялся со стула и, подойдя к шкафу, достал истрепанную домовую книгу, подал ее Ветрову. Перелистав ее, майор заметил:
– Странное дело: у вас никто не прописан?
– Так ведь временно живут…
– Сколько же вы берете с них?
– Что с них можно взять? По пятерке. Студенты…
– По пятерке, говорите? Скажите, у Рогальских дети были?
– Нет, не было… Собственно, были, конечно… умерли…
– Умерли, говорите. Причина смерти?
– Не знаем. Наверное… от болезней.
– Что же вы – родственники, а не знаете?
– Как-то не интересовались.
– Ну что же, – сказал Ветров, поднимаясь со стула. – Покажите свой дом.
И они втроем направились на другую половину. Старуха осталась сидеть за столом.
Зашли в одну комнату, во вторую, третью. В каждой стояло по три-четыре кровати. В последней комнате застали трех девушек. Одна из них гладила платье, вторая читала, третья складывала в чемодан какие-то вещи. Поздоровались. Девушки с любопытством смотрели на вошедших. Неожиданно Ветров спросил, обращаясь к той, которая занималась утюжкой:
– Скажите, сколько вы платите за квартиру?
– Двадцать рублей.
– Это втроем – за комнату?
– Нет, каждая – по двадцать за кровать, – ответила девушка, с укором посмотрев в сторону старика. – Хозяин считает, что мало с нас берет, так еще дрова заставляет пилить и колоть. Вот Таня уходить собралась, и мы скоро уйдем. Найдем более подходящее жилье и уйдем. Где это видано, чтобы в наше время такую обдираловку можно было устраивать!
– Не нравится – уходите, – не выдержал хозяин. – Силком вас не держу!
– Уйдем, дедушка, уйдем. Только стыдно с людьми так обходиться.
– Как же прикажете с вами обходиться? – злобно бросил хозяин. – Сам из-за вас терплю, во всем ущемляю себя, а ты стыдить меня собралась, соплячка.
– Пусть соплячка. А вы, дедушка, – живодер. Вот кто! И мы уйдем от вас. Найдем место лучше…
Ветров спросил у девушки:
– Сколько вас здесь живет?
– Двенадцать человек. В малюсенькой комнатке по три-четыре человека ютятся. А он сегодня объявил, что еще троих парней берет.
– Хорошо, – сказал Ветров, – мы поручим участковому инспектору разобраться и принять необходимые меры.
Ветров и Майский попрощались с квартирантками и возвратились, в комнату, где по-прежнему сидела за столом хозяйка. Хозяин вошел следом, плотно закрыв за собой дверь:
– Возмущаются… Не нравится – пусть уходят. Людям добро делаешь, а они…
– Они все прекрасно понимают, – перебил старика Ветров. – Вы же, попросту говоря, занимаетесь незаконным обогащением.
– Каким обогащением? Товарищ начальник! Хочу копейку собрать… родственникам бедным памятник поставить.
– Каким родственникам?
– Лене и Андрею Рогальским. Они в этом доме жили…
Ветров перебил его:
– Не надо врать! Не дождутся они памятника. Вы, пожалуй, забыли, где их могила находится. А памятник там стоит. Соседи поставили. Скажите лучше, кто из молодых мужчин на этой квартире проживал?
– Что вы! Никого не было и не будет. Я откажу и тем хлопцам… которым пообещал.
Ветров коротко простился с хозяевами и, пропустив впереди себя Майского, вышел из дома.
На улице оба вздохнули с облегчением. Шли молча. И только когда сели в машину, Игорь Николаевич проговорил:
– Не помню, кто сказал: «Прожили два человека свои жизни. И за это им на кладбище поставили памятники. Одному – на добрую память, что он жил, другому – для сведения, что умер». Не трудно догадаться, какой памятник поставят этому хозяину.
Машина неслась по темным, умытым дождем улицам.
Хватит! Отбегался
Скалов сидел за столом рядом с Гореловым и делал вид, что пьет наравне со всеми. Напротив сидели трое – молодые мужчины, рядом с ними – совсем окосевший Батурин. По материалам уголовного розыска Скалов знал, что Батурин – «специалист» по очистке квартир. И то, что сегодня случай свел оперативного работника с этим вором, было неплохо.
Батурин подозревался в нескольких крупных квартирных кражах. Скалов хорошо помнил, как чертыхался Тростник, когда рассказывал о Батурине. Тростнику удалось выяснить, что последний причастен к этим кражам. Брать его без достаточных улик не было никакого смысла. Добиться от него правдивых показаний просто невозможно. Тростник более десяти дней пытался установить, с кем Батурин ворует и где прячет краденое. Казалось, все места возможного сбыта похищенного уже удалось выявить. Но поймать преступников оказалось делом нелегким.
Тростнику доставалось и от начальства. И действительно, среди похищенного имущества наряду с мелкими предметами и ценностями были крупные вещи, особенно ковры, сбыть которые почти на виду у работников милиции было невозможно. Сколько ни бился Тростник над разгадкой, где воры устроили тайник, ничего утешительного добыть не мог. И вот Батурин сидит вместе со своими друзьями за одним столом с оперативником и, не зная того, упивается хвастливыми речами:
– Что мне деньги?! Вчера в ресторане червонцем дал прикурить Сане.
Сидевший напротив, уже изрядно пьяный, Саня подтвердил:
– Точно-о… Официантка от удивления ч-чуть ноги не о-ошпарила.
Скалов постепенно все больше и больше накапливал сведений о друзьях Батурина. Маленький магнитофон во внутреннем кармане пиджака Скалова четко фиксировал весь разговор. Нужно только умело направлять ход воровской беседы. Скалов вспомнил о спрятанных коврах и решил попытаться выяснить, где их укрыли Батурин и его друзья.
Лейтенант придвинулся к Батурину и заплетающимся языком сказал:
– Ты, кореш, молодец! Был у меня друг – копия ты. С таким – готов куда угодно. Жаль – погорел. И главное, обидно: заделал квартиру, золотишко, хрусталец, башни взял. Я помог ему красиво сбыть. А его, фраера, опять на ту же хату потянуло. Вспомнил, что уж больно красивый ковер имеется. Отговаривал его, отговаривал, а он мне: «Ничего… никто не рассчитывает, что я опять в ту же квартиру пойду. Понимать надо… психология». Ну и пошел. Взял коврик – и в комиссионку. А оказалось, что, как только он из квартиры с ковриком вышел, тут же и хозяин пришел. Кипеж поднялся. Контора приехала. Пустили собаку, а она, сволочь ушастая, прямо к комиссионке и приперла. А там кореш мой уже коврик какой-то мадам загоняет. Так, бедняга, и погорел.
Батурин засмеялся:
– Мы делаем иначе. От ковров тоже не отказываемся. Но только загонять их не спешим. Нашли, так сказать, великолепное место для временного хранения. – Он достал из кармана пиджака паспорт и вынул из него несколько квитанций. – Вот они – коврики мои. Видишь? В кармане помещаются. Ни один барбос своим носом не учует.