Самое худшее положение было у экипажа БМП 536. Он состоял из рядовых и сержантов срочной службы. В подобной ситуации бойцы оказались впервые. Как только БМП втянулся в тоннель, экипаж практически потерял видимость. Триплексы были разбиты или закрыты наброшенной на них одеждой. Прервалась и связь с командиром. Люди снаружи повредили антенный ввод, рация перестала работать.
«Ослепший» БМП все еще пытался двигаться. Толпа продолжала осыпать машину камнями, подсовывала в траки металлическую арматуру… Находившийся среди людей военный корреспондент одной из газет призвал накидывать на смотровую щель брезент. Молодежь запрыгивала на БМП, расстегивала штатные брезентовые тенты, находившиеся на корпусе машин, и закрывала ими обзор экипажу.
Кто-то придумал сливать из автомобильных баков бензин. Люди все больше поддавались настроению «ломать и крушить». Агрессия объяснялась вполне банально. В лучших советских традициях «общественное мероприятие» для многих стало очередным поводом выпить. Некоторые люди находились вне дома вторые, а то и третьи сутки. Усталость, опьянение, эйфория от того, что они являются участниками исторических событий, кружили голову. Заполыхала броня сначала на одной, а потом на другой машинах. Бутылки с бензином полетели в стоявшие в баррикаде троллейбусы. Горящий бензин стал разливаться по асфальту. Ночная улица осветилась сполохами огня, послышались призывы жечь машины, расправляться с солдатами…
Из материалов следствия:
«Одну из БМП накрыли брезентом Комарь и Чурин. Но она прошла заграждение и вырвалась из каменного мешка. Молодые люди, один из которых проходил службу в Афганистане и знал устройство боевой машины, сумели запрыгнуть на броню и накрыть корпус БМП брезентом. Но закрепить брезент все же не удалось. Механик-водитель Булычев, маневрируя, сбросил людей с машины, а оператор-наводчик Нурбаев, вращая башню, сумел сорвать брезент. Но и после этого у механика-водителя не улучшилась видимость. Кто-то разбил триплексы, а смотровую щель закрыл одеждой. Во время маневров БМП врезался в колонну тоннеля. Удар был такой силы, что сломался замок тяжелых сейфовых дверей десанта. Этим воспользовался Дмитрий Комарь. Молодой человек догнал БМП и запрыгнул в правое десантное отделение, в котором не было членов экипажа».
Представьте на минуту ночной тоннель: крики людей, звон разбитого стекла и глухие удары по металлу, рев надрывающихся двигателей боевых машин, полыхающие баррикады и черный удушливый дым, временами застилающий все вокруг…
Из материалов следствия:
«Автоматчик, находившийся в левом десанте, увидел, что Комарь сорвал со стены ломик и пытается нанести им удар. Ситуация усложнялась тем, что БМП продолжал маневрировать, чтобы закрыть дверь десанта. Боец предупредил нападавшего, что будет стрелять. Тот не прореагировал и продолжал махать ломиком. Автоматчик выстрелил в воздух.
Комарь отпрыгнул, но не удержался и выпал из десанта БМП назад головой…»
Тело повисло на люке машины. Голова Дмитрия Ко-маря касалась асфальта. Раздались крики: «Мужчины, снимите его. Неужели некому помочь?»
Позже следствие установило, что молодой человек погиб на месте от черепно-мозговой травмы после падения на асфальт. Это подтвердили и многочисленные свидетельские показания, и медицинская и баллистическая экспертизы.
Понимали ли бойцы смысл происходящего? То, что они были испуганы, находились в состоянии сильнейшего стресса, вполне объяснимо. Любой на их месте испытал бы то же самое. Они видели людей, бегущих следом за БМП, слышали крики: «Убийцы! Фашисты!» Возможно, если бы в то мгновение бойцы десанта дрогнули, поддались бы панике, число жертв исчислялось бы десятками, а может быть, и сотнями…
Опасаясь повторения ситуации, боец направил автомат в проем люка. Убедившись, что в нем никого нет, десантник произвел второй выстрел в воздух. Он не предполагал, что из-за разрушения стопора правой кормовой двери десанта незафиксированная стальная панель люка пересечется с траекторией пули.
Из материалов следствия:
«В результате разрушения оболочки пули огнестрельные ранения различной тяжести получили Хрюнов, Эстров, Вере-тильный, Чурин, Рыбарж, а Владимир Усов получил смертельное ранение в голову, и уже мертвым был раздавлен гусеницами БМП 536».
«Мы горим, выпрыгивай!»
Экипаж не мог понять, что люди, бежавшие следом за БМП, пытались снять безжизненное тело Комаря, свисавшее из люка десанта. Машину закидывали бутылками с зажигательной смесью. БМП вспыхнула, огонь стал прорываться во внутренние отсеки, где находился боекомплект. Бойцы задыхались от едкого дыма. Командир машины сержант Семеняга отдал команду: «К машине!» Этот приказ на гражданском языке означает примерно следующее: «Выпрыгивайте из машины, занимайте круговую оборону!»
Больше всего досталось механику-водителю. Как только он распахнул люк и выбрался на воздух, на него тут же выплеснули бензин и подожгли. Комбинезон вспыхнул, как факел… Подоспевшие товарищи сбили огонь и спасли бойца. Тем не менее, он получил серьезные ожоги рук и предплечий и позже проходил курс лечения в больнице. Пострадали и другие члены экипажа БМП 536. Бойцы пытались объяснить, что в машине находится боекомплект, который в любой момент может взорваться. Но их голоса тонули в криках возмущенной толпы.
Не выдержав натиска, экипаж БМП 536 стал отходить к другим машинам. В солдат полетели камни, бутылки, металлическая арматура. Экипаж сожженной БМП, как его учили, двигался тесным кольцом, занимал оборону «спиной к спине» и производил предупредительные выстрелы в воздух. Вокруг было много корреспондентов телевидения, журналистов, людей с видеокамерами. Позже детали происходящего можно было увидеть на экранах.
Один из стоявших неподалеку молодых людей, Илья Кричевский, бросил камень в БМП, сделал шаг вперед с поднятыми вверх кулаками и упал как подкошенный. Случайная пуля попала ему в голову. Смерть была мгновенной… Гибель Кричевского немного охладила наиболее агрессивно настроенных людей. Солдаты прекратили стрельбу, отошли в тоннель, а затем к зданию Верховного Совета РСФСР.
— Дело о гибели Комаря, Усова и Кричевского было необычным, — вспоминает то время старший следователь прокуратуры Москвы Валентина Фокина — самый информированный об этом деле человек. — Во-первых, никогда раньше мы не сталкивались с такими объемами работы. Сотни людей были свидетелями гибели парней. Нам звонили по телефону, приезжали в прокуратуру, присылали письма и телеграммы. Мы опросили более двухсот свидетелей, чьи показания легли в основу расследования. В распоряжении следователей были фото- и видеоматериалы. Проводились следственные эксперименты, медицинские, баллистические и военно-уставные экспертизы. Требовалось выяснить соответствие действий военнослужащих существующим законам.
По крупицам, с большим трудом, составлялась картина происшедшего. Но следствие проходило в крайне нервозной обстановке. В стране де-факто было двоевластие: не имеющий реальной силы Горбачев и поддерживаемый большинством россиян Ельцин. Размежевание продолжалось, люди все еще находились в напряжении. Арестованные члены ГКЧП сидели в камерах следственного изолятора «Матросская тишина»… В такой ситуации решение по делу о гибели трех парней в трагическую ночь 21 августа приобретало политический смысл. Оценка действий военных могла стать катализатором нового противостояния в обществе, привести к непредсказуемым последствиям.
— Были звонки с угрозами, — вспоминает Валентина Николаевна, — скрытыми и вполне реальными. У входа в прокуратуру на Новокузнецкой улице возникали митинги, выставлялись пикеты. В какой-то момент мне стало не по себе. Выходила из метро «Павелецкая» и оглядывалась по сторонам, на всякий случай… Тогда у меня впервые возникло чувство, что за спиной никого нет. Оступись, сделай ошибку, и все — поддержать некому. Я одна и могу рассчитывать только на свои силы.
Из материалов следствия:
«При общей оценке действий военнослужащих в той сложной обстановке военно-уставная экспертиза пришла к следующим выводам: «Хотя имели место отдельные незначительные нарушения и отклонения от требований руководящих документов по организации, подготовке и практическому выполнению задач первого мотострелкового батальона, в то же время офицеры и личный состав действовали в соответствии с ранее разработанными планами, приказами и распоряжениями своих командиров и старших начальников, а также согласно предусмотренной этими планами и приказами, предшествующей событиям 19–21 августа 1991 года подготовкой.
Имея крайне ограниченную информацию о ситуации и политической обстановке в городе Москве, военнослужащие, верные Военной присяге, действовали в целях защиты интересов Советского государства, обеспечения правопорядка, своих законных прав и обязанностей по исполнению служебного долга. В критической ситуации в ночь с 20 на 21 августа личный состав отражал нападение наиболее активных гражданских лиц, которое не прекратилось даже после применения военнослужащими боевого оружия.
Кроме того, нельзя не принять во внимание душевное волнение молодых офицеров и солдат, вызванное внезапным нападением и агрессивным поведением граждан, которое мешало точно определить характер и степень опасности и выбрать соответствующие средства и способы защиты».
Валентина Фокина сделала вывод: в действиях экипажа БМП 536 нет состава преступления, военнослужащие невиновны. Следователь принял решение «уголовное дело № 6323 по факту гибели Комаря, Усова, Кричевского и причинения телесных повреждений военнослужащим, а также Головко, Веретильному, Эстрову, Чурину, Рыбаржу, Хрюнову, по факту уничтожения троллейбуса, поджога БМП 536 прекратить в связи с отсутствием состава преступления в действиях гражданских лиц и военнослужащих».
Это решение было воспринято по-разному. Большинство выражало благодарность за то, что наконец-то Фемида не отыгралась на стрелочниках, не нашла виновных среди тех, кто не смог бы себя защитить. Но были и другие письма, требовавшие совсем иных выводов от следствия. Наверное, и сегодня найдутся люди, имеющие разные взгляды на те давние события и их оценку.