Его родич и безработный, по-прежнему рыдая, умудрились только застрелить друг друга. Ненароком, но все-таки они были мертвы.
Ну что тут скажешь?
Покойтесь с Миром.
Срочно
Четыре часа спустя Национальная гвардия отрядила на сражение с городом танки, бронемашины и артиллерию. Горожане отбивались с яростью зверей в капкане, тысячи вооружились автоматами.
Когда закончилась война во Вьетнаме, Национальной гвардии в штате позволили сильно опуститься. Их сборы и учения проходили весьма расхлябанно. И боевой дух тоже хромал. «Да какого хуя!» – вот такой боевой дух, малопригодное психическое состояние, когда внезапно сталкиваешься с тяжеловооруженным сбрендившим городком.
За очень краткое время Национальная гвардия понесла тяжелые потери. Весь штат погрузился в хаос: губернатор мертв, командующий силами полиции штата мертв, толпы хранителей правопорядка вдруг мертвы, а Национальная гвардия отступает по всем фронтам.
Пора было что-то предпринять. Сенатор от штата срочно позвонил президенту.
Президент спокойно слушал десять минут, затем сказал:
– Я пришлю федеральные войска. Мы сами все возьмем под контроль. У вас никакого представления, как или почему это началось?
– Нет, – сказал сенатор. – У нас есть кое-какие гипотезы, но пока ничего конкретного. Мы над этим работаем.
Разумеется, никаких гипотез у сенатора не было.
В вашингтонском аэропорту ждал самолет, который отвезет сенатора непосредственно на место событий. Сенатор ни в коей мере не догадывался, что за поебень творится. Знал только, что губернатор мертв, сотни полицейских и национальных гвардейцев убиты, а целый город спятил ни с того ни с сего.
– Спасибо за войска, господин президент.
– Если что – обращайтесь.
Репродукторы
Даже после того как на театр военных действий прибыли десантники, и войска специального назначения, и рейнджеры, и подразделения регулярной армии, город держался трое суток кровавой бани.
Во время одного затишья радиосеть включила трансляцию из Белого дома: президент умолял город сдаться.
Инженерные войска окружили городок репродукторами, которые несли послание президента к горожанам.
Боевые самолеты Соединенных Штатов, прежде бомбившие и атаковавшие городок, разбрасывали тысячи напечатанных в спешке листовок, суливших защиту всем, кто сдастся, и выражавших готовность выслушать любые жалобы народа.
До сих пор жители города контактировали с окружающим миром лишь посредством орудийного огня.
У них отсутствовали декларации или ультиматумы.
У них не было великой цели.
Кровь – вот чего они жаждали.
Кровь и получили.
Нанеся тяжелые потери трем различным группам нападавших, горожане и сами несли потерь немало. Особенно когда начались артобстрелы и бомбежки, но горожане были очень храбры и дальше сражались с теперь превосходившими их силами противника.
Эти горожане обладали подлинным мужеством.
Их мэр в народе прямо-таки прослыл героем. Он взял на себя военное командование и гениально ими руководил в отважной, однако обреченной, битве.
Теперь мэр лишь время от времени повторял номер своего авто и ни разу о нем не вспомнил, отдавая приказы. Примерно раз или два в час мэр повторял номер своего авто.
Люди из нежности придумали ему прозвище.
Называли его Генерал Номерной Знак Доблести.
Заголовки
– Все мы американцы, – вот как началась президентская трансляция. – Все мы отважные люди и преданы Америке. Наш долг – остановить пролитие американской крови, ибо мы не можем ее проливать – она слишком ценна. Ее священную силу должно использовать на благо всех американцев и во славу этой гордой земли.
И т. д.
Мировая пресса развлеклась за счет Америки по полной программе.
Заголовок в «Правде» гласил: «ФРОНТИР: НЕДОПОНИМАНИЕ».
«Синьхуа» (официальное китайское новостное агентство) назвало события «прискорбными, но американскими».
Заголовок в «Дер Шпигель» возвестил «АМЕРИКАНСКУЮ ТРАГЕДИЮ».
«Лондон Таймс» сообщила: «ЯНКИ ОПЯТЬ ЗА СВОЕ».
«Ле Монд» выдвинула теорию: быть может, это новый американский спорт, вроде футбола.
– Сложите оружие, – сказал президент ближе к концу трансляции. Он завершил трансляцию словами: – Давайте обнимем друг друга. Американец обнимет американца на глазах у всемогущего и всепрощающего Господа.
Горожане откликнулись сокрушительным орудийным огнем в любом направлении, где подозревали наличие репродуктора.
Листовками о сдаче, которые на бреющем полете тысячами разбрасывали самолеты, горожане подтирали жопы.
Сиеста
А что же сомбреро?
Оно с легкостью приспособилось к военному положению и дальше лежало посреди улицы, не замеченное обитателями городка и чудесным образом огражденное от военных операций, которые разворачивались вокруг.
Миллионы пуль, и осколки шрапнели, и ракеты, и бомбы деловито крушили, убивали и уничтожали все в пределах видимости, однако шляпа не получила ни единой царапины.
Лежала себе нетронутая.
Температура держалась на нуле.
У шляпы был такой вид, словно у нее сиеста.
Поистине – сомбреро на любой сезон.
Танк
Солдаты восхищались смелостью Нормана Мейлера, который вел военный репортаж о мятеже. Снова и снова он подставлялся под невероятной плотности орудийный огонь горожан.
Он был с танковым подразделением, пытавшимся прорваться в город, но понесшим чудовищные потери из-за противотанковых ракет, которые имелись у спятивших горожан.
Через несколько секунд после начала атаки девять танков вышли из строя, некоторые горели, а остальные просто замерли, разорванные ракетой, погрузившись в вечный покой танковой смерти.
Танк, в котором ехал Норман Мейлер, был подбит, и внутри погибли двое. Мейлер и остаток расчета выбрались наружу. Они из-гваздались в крови мертвецов. Куда ни глянь, воздух окисляли перестрелки. Очень опасная ситуация, но чудесным образом Мейлер выбрался живым. Через несколько секунд после его возвращения телерепортер брал интервью. Мейлер так изгваздался кровью, будто ранили его самого.
– Как это было? – первым делом спросили Мейлера.
Позже вечером сто миллионов американцев наблюдали, как изгвазданный кровью Мейлер говорит:
– Ад. Другого слова не подберешь. Ад.
Парикмахерская
Через три дня город был захвачен.
Внутри были мертвы более 6 000 человек, включая 162 раненых ребенка, убитых ракетой, попавшей в полевой госпиталь в подвале средней школы.
Мэр, Генерал Номерной Знак Доблести, покончил с собой, не желая попасть в плен. Он выстрелил себе в сердце, но умер не сразу. Прожил достаточно, чтобы крикнуть:
– АЯ четырнадцать девяносто два!
Три его товарища по оружию стояли рядом и рыдали.
На мертвом мэрском лице застыла легкая улыбка.
– Ч-черт, – сказал один товарищ.
Затем они бросили оружие, подняли руки и вышли за дверь парикмахерской, которая служила штаб-квартирой обороны города.
Мэр намертво сидел в парикмахерском кресле.
Он старался как мог.
Этого мало.
Но все же он был храбрец.
Боролся до последнего.
Ну что еще тут скажешь?
Он был американец.
Автограф
Тысячи солдат федеральных войск заняли город, пытаясь восстановить из чокнутой разрухи порядок, но никто не замечал сомбреро, лежавшее посреди улицы. Сотни транспортных средств – танки, джипы, грузовики и бронетранспортеры – носились по улице туда-сюда, но никто не коснулся сомбреро.
Оно чудом оставалось нетронутым на середине улицы оккупированного города.
Правда, когда закончилась последняя стычка, произошла одна интересная вещь: температура сомбреро постепенно вернулась к изначальной – к температуре, которая была несколько напряженных дней назад, когда сомбреро упало с неба.
Температура сомбреро вновь стала -24.
Один раз Норман Мейлер прошел мимо сомбреро, но тоже его не увидел. Посмотрел на него пару секунд и, может, разглядел бы, если б какие-то солдаты не подбежали, клянча автографы.
Норман Мейлер отвел глаза от сомбреро и дал солдатам автографы.
– Спасибо, мистер Мейлер, – сказали солдаты.
Однако Норман Мейлер отвернулся от сомбреро и больше к нему не поворачивался. Зашагал дальше по улице интервьюировать горожан, которых держали в плену в кинотеатре.
Он хотел выяснить, какого рожна они атаковали всю армию Соединенных Штатов.
Он прошел мимо сомбреро и его не увидел.
Бабушка
Ни один из выживших не был в состоянии связно разъяснить, что заставило их бунтовать и так отважно сражаться в столь невероятной бойне.
Они просто-напросто не знали, что случилось.
Это для них осталось загадкой.
Они только знали, что, едва начав, не могли остановиться.
Горожане, конечно, теперь ужасно раскаивались.
Выжившие лишь растерянно и устало качали головами.
А многие говорили:
– Не знаю, что на меня нашло.
Или:
– Я раньше ничего такого никогда не делал.
У них сердца разрывались из-за городских убитых и раненых и практически полного уничтожения их городка. И ужасно жалели тех, кого поубивали.
– Я так думаю, тут что ни скажешь, ничего уже не исправить, – сказала престарелая бабушка, свершившая свою долю убийств.
Полковник, который ее допрашивал, вынужден был прекратить допрос, потому что она заплакала.
– Я раньше ничего такого никогда не делала, – сказала она, и слезы катились у нее по щекам. – О господи, – сказала она. – О господи.
Полковник неловко посмотрел себе под ноги.
Он не знал, что бы такое ответить.
В Вест-Пойнте его не учили разбираться с такими ситуациями. У него не было опыта.
Он ждал, когда она перестанет плакать.
Полковник глянул, как мимо идет Норман Мейлер.
Потом снова глянул на старуху.