— С добрым утром!
— Ой! — девушка снимает шлем. — Еще чуть-чуть — и укатила бы на работу. Я где-то что-то?..
— Надеюсь, нет, — успокаивает Томин. — Где были вы и мотоцикл в субботу, двадцать восьмого числа?
— Уф! — смеется девушка. — Чистое алиби! Подружку замуж выдавала. Ехала впереди свадебной машины вроде эскорта — в цветах и лентах!
— Координаты подружки, извините, обязан записать. — Томин вынимает блокнот.
Третий владелец проверяемых мотоциклов, хоть и живет на селе, вид имеет столичный. Молод, любезен, уверен в себе.
— Двадцать восьмого? — переспрашивает он. — Скажу. По графику дежурил другой врач. Но с утра меня тоже вызвали на ферму — ЧП… Думаю, наши ветеринарные нюансы ГАИ не интересуют?
— Ветеринарные — нет, — подтверждает офицер ГАИ.
— А вернулись с фермы? — спрашивает Томин.
— К ночи.
— Пока вы были заняты, кто-нибудь мог позаимствовать мотоцикл — на время?
— Ни в коем случае! Пойдемте, покажу замок.
Большая комната, нечто вроде приемной; в ней Томин и около двадцати мужчин и женщин разного возраста. Появляется Знаменский, здоровается. — Четверых нет, — сообщает Томин.
— Придется с ними беседовать отдельно. — Пал Палыч обращается к собравшимся: — Товарищи, приносим извинения за то, что вас вызвали. Но разыскивается человек, в записной книжке которого значатся номера ваших телефонов.
В комнате возникает говорок.
— Да-да, знаем, вас уже беспокоили. И все же рассчитываем на помощь… Нет ли у кого родственников и знакомых в районе Селихова?
На его призыв реагируют пожилой, интеллигентной наружности мужчина и старушка в платочке, явно из сельских жителей.
…Пропуская вперед интеллигентного мужчину, Пал Палыч входит в свой кабинет со словами:
— Да, взяли выручку за половину субботнего дня… Итак, мы имеем два совпадения: ваш телефон в книжке преступника и знакомые — в самом Селихове?
— Рядом. Гм… Я определенно угодил в переплет.
Знаменский достает бланк.
— Давайте официально: фамилия, имя, отчество?
— Никитин Николай Митрофаныч.
— Должность, место работы?
— Да собственно… я академик.
Авторучка Пал Палыча замирает.
— Ну обыкновенный академик. Не случалось допрашивать нашего брата?
— Нет, Николай Митрофаныч. Простите великодушно, что казенной повесткой… Оторвали от дела…
— Небольшая отлучка науку не погубит. Валяйте, допрашивайте с пристрастием! Только телефона своего я уж давно никому не даю, этим ведает секретарша.
— Вот фотокопия странички. Вы почему-то на букву «Ц».
— А-а, телефон дачный… Н. М. Никитин… нет, Никитина — тут закорючка на конце. Нина Митрофановна Никитина. И почерк определенно ее.
— Номер-то зарегистрирован на вас… Значит, ваша сестра?
— Да. И полагаю, логичней обратиться к ней.
— Безусловно, Николай Митрофаныч! Мы так и сделаем. Еще раз: извините.
— Подвиньте мне аппарат, — прерывает Никитин. — Экий вы церемонный молодой человек! — Он энергично крутит диск, набирая номер.
Окончив разговор, академик кладет трубку:
— Основное вы, наверно, уловили?
— Да, «Ц» означает цветы! — Пал Палыч взбудоражен открытием. — Это может дать совершенно новый толчок!
— Однако сестра не может указать никого конкретно.
— Я понял. Но произошло это именно на выставке цветов?
— Да. Она участвовала с астрами собственной селекции и раздавала семена. Причем с условием сообщить что-то насчет сортовых признаков. Отсюда номер телефона, которым Нина снабжала людей…
А старушка в платочке плотно сидит напротив Томина и так и сыплет:
— Еще пиши: две племянницы, Таисья и Шура. У Таисьи муж Евгений, а у сестры его, стало быть у Елены, — две дочери, старшая, пиши, в Краснодоне…
— Секундочку, Татьяна Егоровна!
— Ну?
— Больно велика у вас родня. В Селихове-то кто из них проживает?
— А сватья моя, восемьдесят лет стукнуло.
На столе у Томина звонит телефон.
— Да, Паша… Да ну?! Прелестно, беру на вооружение! — Хлопнув трубку на рычаг, он — весь ожидание — подается вперед и спрашивает: — Татьяна Егоровна, вы цветы разводите?
— Цветов не вожу, с огородом трудов хватает. Овощ я вожу огородную, смолоду рука на землю легкая. Особо петрушка у меня знаменитая. Толстая, сахарная, кто сажает — не нахвалится!
— И к вам обращаются за семенами?
— А то как же! Ведь не петрушка — княгиня!
Со всеми остальными вызванными беседуют другие сотрудники.
В кабинете, куда входит Знаменский, молодой лейтенант порывается встать, Пал Палыч его удерживает.
— Пароль «Цветы» срабатывает, товарищ подполковник. — Он подает заполненный лист, который Пал Палыч быстро просматривает.
— Замечательно! — Он присаживается против женщины, с которой здесь разговаривают. — Попробуйте расшифровать еще что-нибудь. Вот хотя бы: «К-45. Бент. англ.».
— Бентамки это английские. Куры изумительной красоты! Сама мечтаю завести.
Разрешаются и прочие загадки записной книжки.
— «Зел. вел. на № 8», — зачитывает пенсионного возраста мужчина и поднимает глаза на Томина. — Я думаю, «Зеленый великан» — сорт парниковых огурцов. А на номер восемь… вероятно, обмен на что-то, любители часто обмениваются.
— Огурец?! — крутит головой Томин. — А я-то мучился! Ну а если я вам скажу: «Привет, оч. хор., 20 штук»?
— Беру немедленно.
— Берете?
— Еще бы! «Привет» — это сказочный крыжовник!
— Ну, спасибо! Сегодня наконец усну спокойно.
Знаменский и Томин устроились подкрепиться в одном из буфетов Управления.
— Вот намешано в человеке: любитель растений и взломщик касс…
— И что? Один пропьет-прогуляет, а он вложит в дело. Новую теплицу построит. К Восьмому марта вырастит миллион алых роз. Хозяйственный такой негодяй.
Пал Палыч не откликается.
— Зинаида! — машет Томин.
Кибрит присоединяется к ним со своим подносом.
— Дела? Настроение? — оглядывает она друзей. — Об окурках заключение готово. Все три оставлены одним человеком. И есть маленькая новость о вашей перчатке.
— Ну-ну? — сразу оживляется Пал Палыч.
— На внутренней поверхности полно микроскопических следов разных красок — клеевых, масляных и прочих. Специально исследовали время их образования: примерно год назад.
— То есть… он маляр?
— Скорей всего, да.
— Итак, двое: садовод и маляр, — удовлетворенно говорит Томин.
— Напоминаю, оба скрылись с места преступления на мотоцикле. Ищешь мотоцикл?
— Уже сорок три штуки на моем счету, Паша. И сорок три хороших человека, которых не в чем заподозрить! Если б хоть Зинаида помогла…
— Чем, Шурик? У меня лишь краешек протектора. Судя по рисунку, шины старого образца, давно не менялись…
Марат Былов и Илья бок о бок шагают по улице. Марат наставляет:
— Ты случайно гуляешь мимо научно-исследовательского института, где раньше работал. Попадется знакомый — что?
— Поздороваюсь?
— Умница. И не забудь обрадоваться встрече.
Илья преданно кивает.
На противоположной стороне улицы высится солидное здание учрежденческого типа.
— Видишь, на первом этаже три окна с решетками?.. Это касса, — говорит Илья вполголоса.
— Вижу, только пальцем не тычь.
Илья от соблазна сует руки в карманы.
— Рядом парадный вход, — продолжает он.
Марат останавливается и закуривает, искоса рассматривая помпезные двустворчатые двери.
— Неужели не заделан наглухо?
— Им сроду не пользовались. И ворота во двор… вбили три гвоздя и думать забыли. Пара пустяков отогнуть.
— Сколько на белом свете глупости, Илюша! — восхищается Марат. — Сколько глупости! Я готов поверить в три гвоздя.
— Если точно, то четыре. Снаружи войти — не войдешь. Но оттуда выйти — запросто.
— А это главное — быстро выйти. На боковую улицу. Четыре гвоздя!.. При условии, что ты верно сосчитал.
— Трогал даже. Когда меня за зарплатой посылали.
— Кто посылал?
— Да там так: в день получки от каждого отдела идет представитель. Он за всех получает и сам раздает. Чтобы не толпиться.
— Пошли назад. И как она протекает — эта финансовая акция?
— Приходишь к двум часам. Очереди никакой, у кассирши все готово. Заберешь конверт с деньгами, распишешься и топай. Марат… Ты правда надеешься взять?
— Идея меня вдохновляет. А тут не опилки, — он касается лба.
— Эхма! Если б взять, так это… прикинуть страшно, сколько… — захлебывается в волнении Илья. — Докторов, кандидатов штук двести… и остальные, может, тысяча человек… И у всех оклады…
— Тысяча двести человек вкалывают полмесяца — двенадцать рабочих дней. Двенадцать умножаем на восемь часов, — бормочет Марат, — это девяносто шесть часов. И на тысячу двести… это сто тринадцать тысяч двести человекочасов.
Илья слушает раскрыв рот.
— Вы возьмете кассу втроем за двадцать минут — это примерно ноль девять человекочаса. И во сколько ж раз вы окажетесь умней докторов-кандидатов? Сейчас посчитаем… Округленно — в тридцать семь тысяч семьсот шестьдесят раз!
— Потряска! — Неизвестно, что потрясает Илью: сама цифра или легкость, с которой без клочка бумаги проделаны вычисления.
— Помнится, ты возил на территорию оборудование? — Илья кивает. — Машины проверяют?
— На выезде.
— На въезде — нет?
— Ввози, что хочешь! Была бы институтская машина.
— Слава, слава дуракам! Въехать через ворота, а выйти здесь! — Они как раз проходят мимо парадного подъезда.
— Но въехать-то…
— Зачем же я расспрашивал об этом шофере с детьми, как думаешь?
— Марат, ты гений!
— Не исключено.
— Паша, ты в этом году хоть раз плавал? — вопрошает Томин, входя к Пал Палычу в приподнятом настроении.
— Довольно регулярно.
— Да не в бассейне — в реке!
— А ты?
— Сегодня, с утра пораньше. Травка на берегу, пернатые поют, и девушки загорают… Райские кущи!