— Пал Палыч, жду.
Прямо с порога он как в омут нырнул:
— Вышло или не вышло?
— Видишь ли… напрашиваются некоторые предположения… Может, меня куда-то снесло…
— В неожиданную сторону?
— Да, очень, — она запнулась. — Мне было бы легче сформулировать, если бы… Что ты сам думаешь? Чего ждал?
— Эксперт не должен быть связан бредовыми гипотезами следователя, — отговорка машинальная, заготовленная.
Они глядели друг на друга, и ни тот ни другой не решался высказаться.
Ворвался сияющий Томин.
— Привет честной компании! Кто угадает, откуда я прибыл?
— От запертой двери моего кабинета.
— Ценю проницательность. А откуда я прибыл к двери твоего кабинета?
— Не устраивай «угадайку», — Знаменскому не терпелось вернуться к разговору.
— Зинуля, чего он такой нервный? Тихая работа, спокойные клиенты.
— Ладно, Шурик, давай серьезно, — не приняла шутки и она.
Томин уселся по обыкновению на стол, отодвинув ее пузырьки.
— Произведенными розыскными мероприятиями мною было установлено, что означенный Федотов П. С. …Короче, в Калининской областной психушке обнаруживаю занятного субъекта. Бывает, что не все дома, а тут следующая стадия — все ушли. Внезапная потеря памяти. Я пришел, увидел, опознал! Можете почитать медицинское заключение и акт, составленный в приемном покрое.
Они поочередно вчитывались в акт и заключение. Одна фраза остановила внимание Знаменского. Он передал акт Зине и следил, как она. Да, застряла на той же фразе! Переглянулись.
— Что вас удивляет? — спросил Томин. — Пальто ношеное. Состояние тела антисанитарное. Пульс учащенный.
Знаменский процитировал:
— «На бедре имеется размером с двухкопеечную монету покраснение с вероятным следом прокола в центре».
— Спрашивал я. Непонятно, что такое. Признаков наркомании нету.
Кибрит огласила из другого листа:
— «Причины заболевания могут носить истерический характер. Не исключен также острый токсикоз». Но яда они не обнаружили… — она обращалась только к Знаменскому, и между ними возник тот напряженный диалог, в котором интонации и подтекст важнее слов.
— Слишком сложный путь? — спросил он.
— Слишком сложный.
— Если считать его бродягой. Сдуру.
— Ты не считаешь?
— Разумеется. А ему этого очень хочется!
— Значит, любое бредовое предположение?..
— Угу.
Теперь практически было сказано все, теперь они друг друга поняли.
— Что в экспертизах?
— Странный состав пломбы… Характерные особенности в сочетании некоторых букв… Понимаешь?
— Эй, друзья, что с вами? — окликнул Томин.
— Гениально! Я в тебя всегда верил, но это…
Кибрит счастливо улыбнулась:
— И печень, как у младенца!
Они его и не слышат! Будто объясняются в любви!
— Знаете, где так разговаривают? Там, откуда я приехал. Сидят на лавочке, а рукавчики назад завязаны. Паша, быстро! Месяц, имя, фамилия?
— Старший следователь, майор милиции Знаменский Пал Палыч. Она — Кибрит Зинаида Яновна. Свет очей моих. Усек?
— Ни бум-бум.
— Зиночка, покажи экспертизы!
Славный это был денек. Да что там славный — триумфальный день! Каждую его малость хотелось сохранить и сберечь.
В Бутырку ехали втроем, на равных. А в следственном кабинете, куда принесли дополнительные стулья, их полку прибыло: четвертым стал мужчина с военной выправкой, поместившийся чуть в стороне.
— Новые лица, — настороженно произнес бродяга. — Желаю знать, что за посторонние. Вашего приятеля видел, а эти двое?
— Эксперт. Познакомит вас с некоторыми материалами. И следователь, который будет дальше вести ваше дело.
— Да ведь я не давал вам отвода-то! Сболтнул сгоряча, а писать никуда не писал. Неужто обиделись, гражданин следователь?
— Ну, какие обиды. Просто люди вашего профиля в мою компетенцию не входят. Я выразился достаточно ясно?
Пауза затянулась, натянулась, звенит.
— Нет, недостаточно, — мотнул наконец головой бродяга.
Недавно острижен (волосы забрала Зиночка), голова непривычно шишковатая. Но и теперь не похож на арестанта. Скорей, на пленного генерала.
— До сих пор вы числились бомжем.
— Бомж и есть, за то сижу.
Уже не за то, сволочуга. Скоро ты у нас запляшешь! Партитура расписана. Слово Зине.
— Товарищ эксперт, прошу.
— Насколько понимаю, вы вели беспорядочный образ жизни.
Тон у нее менторский, размеренный, скрывает волнение. Умница моя. Куда бы я без тебя?
Бродяга ударился в шутливость:
— Вел, барышня, вел. Нынче здесь, завтра там. Где уж быть порядку.
— Питались нерегулярно, спали кое-как, пьянствовали?
— Что поделаешь, барышня, грешен.
— Познакомьтесь с заключением медицинской комиссии. У вас ни малейших нарушений в обмене веществ. И печень непьющего человека.
— А я всегда здоровый был. Об лед не расшибешь!
— Каким-нибудь спортом занимались?
— Разным. Прыжки с поезда — когда контролер догоняет. Бег с препятствиями. И такое прочее.
Ну-ну, пошуткуй. Это пока прелюдия.
— А вот здесь доказано, что развитие вашей мускулатуры свидетельствует о долгих систематических тренировках. И о том, что до недавнего времени вы пользовались специальными комплексами упражнений.
— Зарядочку по утрам в камере делаю — вот и все комплексы. Остальное, как говорится, дары природы. Недаром меня бабы любят.
Ишь, чуть ли не кокетничает с Зиной.
— Боюсь, вы не убедили никого из нас, — сказал Знаменский. — Вопрос следующий. Зачем все это: «Я — Петров», «Я — Федотов», «Ах, нет, я — Марк Лепко»?
— Думал проскочить. Да больно вы въедливый, гражданин следователь.
— Но Лепко, Федотов, Петров — все бродяги. Что им было друг за друга прятаться? Чем один лучше другого?
— В каком смысле?
— Легко понять, если убийца выдает себя за грабителя или грабитель за карманника. Но зачем один бродяга выдает себя за другого бродягу? Цель?
Наивное, глуповатое изумление:
— На мне же недостача висит!
— Те пятьдесят рублей, что растратил кассир Лепко?
— Ну да, что я растратил.
— Из-за пятидесяти-то рублей вы ударились в бега? Поработали бы месяц на любой стройке, отослали пятьдесят рублей — и не надо бегать.
— Слабость человеческая. Как деньги в руки — тут их и прогуляешь. Да и страшновато сознаваться-то.
— Ах, до чего вы робкий человек! Такой серый, такой лапчатый.
Лапчатый-перепончатый, с яблоками. Выдержка у него классная, но силы все же расходуются (или это освещение?), лицо слегка осунулось, заострилось.
— Имею иное объяснение ваших маневров.
— Ну?
— «Я — Петров» со всеми проверками съел месяц, положенный на следствие. «Я — Федотов» скушал второй. Ровно к тому моменту, как надо было заканчивать дело, пришли документы, которые подтверждали, что вы Федотов. Менее въедливый следователь закруглился бы.
— Надо же — разгадали! А я…
— Разгадки впереди, — оборвал Знаменский. — Историю кассира Лепко вы держали на крайний случай. Дескать, полгода следствие вести не будут. Осудят как бродягу, а там получу новенький паспорт на имя Марка Лепко.
Бродяга черно полоснул взглядом, спросил уже на басах:
— Что значит «на имя»? Согласно Уголовному кодексу пока не доказано иное, я — Лепко!
— Считайте, доказано.
Сашин черед. Готов? Еще бы, грызет удила! Валяй, подсыпь жару. Саша сегодня строгий, в темном галстуке, юмором не пахнет. За ним первый прицельный залп. Пли!
— Есть любопытная справочка из больницы города Мукачево. Когда-то мальчишку, которого звали Марк Лепко, оперировали — удаляли аппендикс. Должен был остаться шрам. У вас его нет.
Только не оказалось бы больше легенд в запасе! Может все порушиться!
Бродяга обратился к Знаменскому:
— Вы нынче как фокусник. Букет за букетом из рукава.
Уф! Пронесло — нет четвертой легенды.
— Вернемся к Федотову. Почему вы выбрали именно его? Давно исчез из родных краев, некому опознать… случайно?
— Случайно, не случайно — какая разница?
— А такая разница, что человек был подобран на редкость удачно. Очень был подходящий человек.
Знаменский повременил, отмеривая секунды три тишины, и сделал внезапный быстрый выпад:
— Он говорил вам, что мать ослепла? Да или нет?
— Не помню.
— Не говорил он. Откуда ему знать? А вот вы знали! Я это понял сразу, как вы ее увидели. Значит, навели тщательные справки. Где вы расстались с Петром Федотовым?
— Где-то в поезде.
— Место?
— Понятия не имею.
Опять Сашин ход по плану:
— Могу напомнить. На вокзале в городе Калинине.
— Почему именно в Калинине?
— Потому что там я его нашел. В больнице.
— А мне какое дело?
— Хочу услышать, были или не были вы с Федотовым в Калинине.
— Нет!
— Зря. Неподалеку от вокзала буфет. Вы посетили его вместе. А через час буфетчица наблюдала, как Федотова сажали в «скорую». Про вашу фотографию она сказала: с этим мужчиной пил тот, который вдруг спятил.
— Ну и что это доказывает? Гражданин следователь, черт дери! Что все это означает?!
Проникающее ранение. Скулы выперли, лоб мокрый. Знаменский улыбнулся.
— Вот и я ломал голову: черт дери, что это значит? Вы однажды поинтересовались, почему я взял отсрочку. Теперь могу ответить: почти ни по чему. Единственный миг, когда вы были искренни на допросе — разговор о Москве белокаменной помните?
Это не по программе. Маленькая откровенность себе в удовольствие.
— Нет, не помню! — все еще греб против течения бродяга. — Вы доказали, что я врал! Ну, врал, признаю. Но теперь уже какие-то фантазии и сотрясение воздуха!
— Хорошо, перейдем на почву фактов. Зиночка, можешь.
На ней кульминация.
— Вы владеете иностранными языками?
— Ну… в школе учил.
— В школе мы все учили. В данном случае это не в счет.
— А какой же особый данный случай?
— Были исследованы образцы вашего почерка. Вывод экспертизы такой: в тех сочетаниях штрихов, которые характерны только для русских букв, наблюдается значительно меньшая твердость и уверенность, чем в написании букв, общих для русского и латинского алфавита.