– Все. Сенечка выключился, можешь задавать вопросы, Николай Сергеевич.
– Когда вы перестали стажироваться? – спросил подполковник.
– В п-первых числах сентября.
– В чем «калымить» ему мешали?
– Из райцентра он пассажиров попутных возил. Т-трояк или пятерку с человека брал. Зерно на э-элеваторе выгрузит – и к электричке, на в-вокзал. Желающих уехать всегда много было, особенно вечером. П-пассажирские же автобусы не во все села по расписанию ходят, вот д-дядя Гриша и подрабатывал. Т-только он весь калым пропивал.
Подполковник слушал внимательно, что-то помечал на листке перекидного настольного календаря. Антона так и подмывало подмигнуть ему и спросить Кайрова: «Что теперь скажете, товарищ капитан?…»
Кайров сидел со скучающим выражением на лице. Казалось, его абсолютно не интересует, что говорит Щелчков, но, когда пауза затянулась, он вдруг посмотрел на Щелчкова и спросил:
– Насчет бежевого цвета кабины ты сам вспомнил или тебе Столбов подсказал?
– С-сначала Витька, а п-после сам. Да вы не сомневайтесь, т-точно бе-бе-бежевая кабина, – заикаясь сильнее, чем обычно, ответил Щелчков.
– Я и не сомневаюсь, – Кайров улыбнулся: – А ты не сочиняешь? Может, тебя Столбов попросил об этом рассказать?
– Что я, д-дед Слышка? – Щелчков растерянно посмотрел на Чернышева. – Т-точно все говорю. З-зачем мне с-сочинять? З-зачем Витьке ме-меня п-просить?
Кайров пристально посмотрел Щелчкову прямо в глаза:
– Узнать того шофера, которого дядей Гришей называешь, сейчас сможешь?
– Д-давно де-дело было, м-могу обознаться. Но если на машине с ним проеду, т-точно узнаю. У него ориентировка плохая была. Часто т-тормозил не там, где на-надо.
– А ты? – Кайров посмотрел на Столбова.
– Я всего один раз его видел, – хмуро ответил Столбов.
– Знаете ли вы, что за ложные показания… – спокойно начал Кайров, но подполковник остановил его.
– Подожди, капитан, – и посмотрел на Щелчкова. – У кого жил этот дядя Гриша в Ярском?
– В клубе все жили. Мы обычно каждый год для приезжих механизаторов и шоферов в клубе гостиницу оборудуем, – сказал Чернышев.
Но Щелчков уточнил:
– Он почти и не жил в Ярском. То с пассажирами в к-какую деревню забурится, то бутылку водки засадит и спит прямо в кабине, где придется. А з-злой был, когда выпьет, как з-зверь. Чуть что не так, сразу за рукоятку хватается, какой машину з-заводят.
Дальнейший разговор подполковник свел к уточнению деталей. Детали были скупыми, но в какой-то мере они уже давали возможность хотя ориентировочно представить портрет дяди Гриши: телосложение – крепкое, рост – примерно метр семьдесят пять, черты лица – грубые, волосы – русые, подстриженные «под бокс». Искать дядю Гришу следовало в Новосибирске в областном автохозяйстве, так как Щелчков помнил, что дядя Гриша часто упоминал эту организацию. Был намек и на фамилию: Бухов, Бухаев, Бухнов… Что первые три буквы «бух», Щелчков запомнил точно.
– У нас так Маркел Маркелович б-бухгалтеру пишет на требованиях или заявлениях, – сказал он.
Собираясь уезжать, когда уже Щелчков и Столбов вышли из кабинета, Чернышев на минуту задержался и сказал:
– Человек не иголка, теперь этот «Бух» никуда не денется. Может, в помощь милиции для розыска из наших ребят кого подбросить? У нас есть дельные парни, грамотные. Как, Николай Сергеевич?
– Попробуем обойтись своими силами.
Кайров, подчеркнуто молчавший после того, как Гладышев не дал ему высказать мысль насчет ложных показаний, вдруг засмеялся:
– Ты, Маркел Маркелович, наверное, и за Проню Тодырева такой же горой встал бы, как сейчас поднялся за Столбова.
– А ты что думал?! – удивился Чернышев. – Проня тоже мой голубчик. Хоть и лодырь, хоть и сопливый, но мой. Кто ж за него заступится, если не я. У меня принцип такой: предъяви неопровержимые доказательства, что человек виновен, и тогда хоть на всю катушку, как по закону положено, наказывай его. Пока таких доказательств нет, зубами буду грызться за каждого своего колхозника.
Когда Чернышев, распрощавшись со всеми, вышел, подполковник, просматривая сделанные записи, будто самому себе сказал:
– Вот и дядя Гриша появился…
– Это уже что-то! – весело подхватил Антон и с опаской взглянул на Кайрова.
Скука с лица капитана сошла, но он все еще вроде в чем-то сомневался, чем-то был недоволен.
– Что теперь скажешь? – спросил его подполковник.
– Гложет меня червь сомнения, – несколько театрально произнес Кайров. – Вы обратили внимание, что и Щелчков, и Столбов не уверены, узнают ли они шофера. Копошится во мне подозрение, будто сочиняют молодцы Чернышева сказку. Ищите, мол, дядю Гришу. Не найдете, что ж… мы не виноваты, мы его в лицо не помним.
– Да-а, – вздохнул подполковник. – Все может быть, но… как говорят Чернышев с Бирюковым, человек не иголка. Попробуем все-таки искать, а?
– Я не против, – быстро согласился Кайров. – Жаль будет только, если эти розыски окажутся мартышкиным трудом.
Гладышев словно не услышал последней фразы.
– Поручим мы это дело Бирюкову, – сказал он. – А для поддержки духа в помощь выделим инспектора уголовного розыска Славу Голубева, который любит коллективно работать. Вот и пусть вдвоем едут в Новосибирск, пусть в автохозяйстве переберут всех до одного шоферов. Не может же этот дядя Гриша бесследно исчезнуть. – И, посмотрев внимательно на Антона, спросил: – Согласен, Бирюков?
– Так точно, товарищ подполковник. Согласен, – отчеканил Антон.
18. Серебряный портсигар
В подчинении областного автохозяйства оказалось несколько подразделений. Чтобы просто побывать в них, надо было затратить не меньше дня. Антон же со Славой Голубевым не только наносили «визит дружбы», но и подробно беседовали с руководителями, разыскивая шофера с именем Григорий и фамилией, начинавшейся с «Бух». Начальники отделов кадров встречали хотя и не с распростертыми объятиями, но, во всяком случае, терпимо. Они вытаскивали из шкафов груды учетных карточек, подсказывали, кто из шоферов более или менее похож на того, который интересовал уголовный розыск. В результате количество карточек уменьшалось, и Антон со Славой начинали разглядывать фотографии, внимательно изучать биографические данные. В областном автоуправлении штат шоферов был солидным. Фамилий, начинавшихся с «Бух», оказалось превеликое множество. Были Бухарины, Бухманы, Бухановские, Бухтармины, а один попался даже Бухтаратайкин. Но все они не подходили или по возрасту, или по стажу работы, или по внешним данным.
На другой день Антон со Славой разошлись по разным автохозяйствам, решив, что так дело пойдет быстрее, но вечером по-прежнему вернулись в гостиницу ни с чем. Так продолжалось, и третий, и четвертый, и пятый день. К концу недели Антон почти полностью убедился в правоте Кайрова – труд походил на мартышкин. И только беззаветно верящий в коллективизм Голубев не унывал. Устало потягиваясь на жесткой гостиничной койке, он как ни в чем не бывало рассказывал Антону:
– Вот на границе мы одного жука полгода караулили. Контрабандой, паразит, занимался. Хитрюга невыносимый! Со стажем проходимец был, с дореволюционных лет махинациями промышлять начал, все тонкости конспирации знал. И что ты думаешь? Взяли, как суслика! Колхозники помогли задержать.
Бодрое настроение Голубева вселяло какую-то уверенность в предстоящем успехе. Однако по прошествии недели Антон все-таки позвонил в райотдел и доложил подполковнику о бесплодности поисков. Подполковник, уловив в голосе нотку пессимизма, спросил:
– Как настроение у Голубева?
– Как всегда, отличное. Верит в успех.
– Вот и ты должен верить, – ободрил подполковник. – Запомни, нет безнадежных дел, есть люди, безнадежно опускающие руки. Для работника уголовного розыска – это самое последнее дело, опустить руки.
Слава Голубев, узнав о разговоре, закипятился:
– Правильно говорит подполковник! Хороши бы мы с тобой были, если б раскисли, не доведя проверку до конца. Жаль вот, что не круглосуточно отделы кадров работают. Быстрее бы тогда у нас дело пошло, а так, не успеешь оглянуться, – рабочий день кончился.
Антон улыбнулся. Вроде бы и пустяк сказал Голубев, но была в сказанном такая искренняя вера в успех, что Антону стало стыдно за свою минутную слабость. Открыв записную книжку, где были перечислены все подразделения автохозяйства, он стал округлять те, в которых уже побывали. Округленных получилось больше половины. Слава заглянул в книжку и предложил:
– Давай на одну организацию ежедневно больше проверять. Мы как сейчас делаем? Чуть рабочий день к концу, уже идем в гостиницу, боимся на часик сверхурочно задержать кадровиков. А что их бояться? Зачем такая щепетильность? Пусть хоть пять минут остается до конца рабочего дня, застанем кадровика на месте – выкладывай сведения и сиди с нами, пока разберемся. Не по личному ведь вопросу приходим, по работе. Правда?
– Правда, Славочка.
За следующий после разговора день кружочков в записной книжке прибавилось, через сутки – еще. Дело близилось к концу, для завершения проверки оставалось два, в худшем случае – три дня.
В тот вечер, перебирая учетные карточки, Антон беседовал с очередным начальником отдела кадров, которого застал буквально перед самым концом рабочего дня. Фамилия кадровика была Жариков. Мрачноватый, уже предпенсионного возраста, он, поворачивая на столе массивную, полную окурков пепельницу, неторопливо рассказывал о водителях, которые заинтересовали Антона, детализировал их привычки, особенности характера. Сам в недавнем прошлом шофер, Жариков знал водительский состав, что называется, досконально. Беседа затянулась. Охарактеризовав очередного шофера по фамилии Бухгольц, Жариков щелкнул пустым портсигаром и обратился к Антону:
– Вы не курите? Не подрассчитал, свои все кончились.
– Не курю, – ответил Антон и на какую-то секунду задержал взгляд на портсигаре.
Память сработала молниеносно. Точно такой портсигар – серебряный, с изображением крейсера «Аврора» на крышке – был у Иннокентия Гаврилова, когда его допрашивал подполковник.