– Письмо или только адрес?
– Да, адрес. Письмо – подлинник.
Антон внимательно сличил почерк на конверте с письмом и заметил, что конверт действительно надписан другой рукой, хотя пишущий и старался подделать почерк Березовой. Почтовая марка была погашена штемпелем Новосибирского главпочтамта.
– Каким образом письмо, полученное адресатом в Москве, могло очутиться в Новосибирске, чтобы отсюда улететь к Костыреву? – задумчиво спросил Антон.
– Не знаю, – отрывисто сказала Березова.
– Василий Михайлович после получения этого письма был здесь?
– Однажды писал, что собирается в ближайшее время проездом побывать в нашем городе – у него здесь какой-то друг живет. Возможно, и приезжал, но дело-то ведь не в том. Митякин очень порядочный человек. Уверяю, он не способен на подобную гнусность, и вообще… Тем более, что о наших с Федей отношениях понятия не имеет.
– Я заберу у вас эти письма, – сказал Антон; еще раз перечитал письмо Костырева и, не найдя ни единой ошибки, высказал предположение: – Для Федора, по-моему, грамотно написано. Не по подсказке ли писал?
– Вы совершенно его не знаете! – вспыхнула Березова. – Федя в грамотности никому не уступит.
– А в электротехнике?
– При чем здесь электротехника?
– Интересуюсь, нет ли среди друзей или знакомых Федора, кто работает… скажем, электромехаником, монтером.
Березова сильно наморщила лоб, задумалась:
– Таких не знаю. Радиотехник-любитель у него есть знакомый. Валерка. Смышленый мальчишка, сам телевизоры ремонтирует и даже собирает. Только не здесь надо искать корни. Федина мама рассказывала о Мохове, – Березова хрустнула пальцами. – С Моховым мы начинали учиться в школе. Из четвертого класса его выгнали за неуспеваемость и воровство. В гардеробной по карманам шарился. Мохов подлец, и если окажется, что Федя замешан в нехорошем, то это не обошлось без влияния Мохова. Клянусь всеми святыми, Федя не способен на преступление. Его могли обмануть, запутать…
– Запугать, – подсказал Антон.
– Нет. Федя не из робкого десятка. Что угодно, только не страх. Вот вы опять мне не верите, между тем держу любое пари.
– Я пока не беседовал с Федором, но улики против него есть. И серьезные, – Антон взглянул на Березову. – Факты – упрямая вещь, как говорится.
Березова гордо вскинула голову:
– Как вы не понимаете, что чепуха все это! Случилось что-то ужасное… Нет, вы не понимаете.
– Света, вы любите Костырева, – вдруг сказал Антон.
– И не скрываю этого. – На лице Березовой мелькнуло недоумение, сменившееся тревогой. – Скажете, любовь слепа? Лишает человека объективности?
– Нет. Просто уточняю. – Антон опустил взгляд и, чтобы не затягивать разговор, ради которого встретился с Березовой, попросил: – Расскажите подробней о характере Костырева. Что он за человек?
– Я же сказала, порядочный, честный.
– Что могло сблизить его с Моховым?
– Не знаю. Последний раз я видела Мохова с месяц назад здесь, в «Космосе». Федя, я и Люда сидели за этим столиком, за которым мы с вами сидим, а вот там, – Березова показала в противоположный конец зала, – студенты из медицинского пили шампанское. С ними почему-то был Мохов. Он несколько раз подходил к нам, вмешивался в разговор, уговаривал Люду перейти за их стол. Федя не вытерпел и на какую-то минутку с ним отлучился. После этого Мохов забыл о нашем столике… Сейчас припоминаю тот вечер и думаю, что никакой близости у Феди с Моховым тогда не было. Они знали друг друга как бывшие соклассники, и только. Вообще какой-то грустный был вечер. Федя хандрил, иногда на него находит. Вдобавок во время танца у меня порвались бусы и горохом брызнули под ноги танцующих. Медики с хохотом объявили конкурс, кто больше соберет бусинок. Это было смешно и почему-то неловко. – Рассказывая, Березова задумчиво смотрела вдоль зала, переводя взгляд со столика на столик. – Потом Федя провожал нас с Людой домой. Неподалеку от кафе, у остановки троллейбуса, идущего в сторону железнодорожного вокзала, его окликнул Мохов и спросил, когда он едет домой. «С последней электричкой», – ответил Федя. «Вместе, значит, покатим», – сказал Мохов.
– С кем он был?
Березова перестала разглядывать зал, повернулась к Антону.
– Я особо не приглядывалась. По-моему, Мохов разговаривал с одним из парней, с которыми сидел в кафе. Рядом с ними стояла такая эффектная блондинка. Она точно была в компании медиков, это я приметила. Затем к ним подошел… сумасшедший, которого при встрече я каждый раз пугаюсь до ужаса. Есть у нас тут один помешанный. Уже немолодой мужчина, одет всегда в черный костюм и, самое любопытное, на поводке возит за собой игрушечную розовую собачку, вроде детской лошадки на колесиках. Как-то я рассказала о нем маме. Она говорит, видимо, у этого человека была любимая собака, которая умерла. Помню, всю ночь не могла уснуть…
В кафе заиграла музыка. Несколько пар, как по команде, поднялись танцевать. За соседним столом парень залпом осушил стакан вина, сунул в пепельницу дымящуюся сигарету и бесцеремонно потянул за руку сидевшую с ним девушку к танцующим парам. Антон, разглядывая причудливые линии сигаретного дыма над пепельницей, вдруг вспомнил найденную в магазине пачку из-под «Нашей марки».
– Света, знакомый ваш москвич курит? – неожиданно спросил он Березову.
Она недоуменно подняла брови:
– Курит.
– Папиросы или сигареты?
– Я не курильщица, такие тонкости не подмечаю. Странный вопрос. Не пойму, к чему?
– Мещанское любопытство, – отшутился Антон и, посмотрев на почти не тронутую бутылку минеральной воды, предложил: – Поужинаем?
– Что вы! – Березова испуганно покрутила головой: – Мама и так наверняка валидол глотает.
7. Гражданин с розовой собачкой
День кончался. Поблескивая стеклами, безостановочно хлопали двери магазинов, поглощая и выталкивая покупателей с авоськами. Люди толпились на транспортных остановках, выстраивались в очереди у газетных киосков за «Вечеркой». Расставшись со Светланой Березовой, Антон, не теряя времени, направился к Степану Степановичу Стукову.
В сером темноватом коридоре уголовного розыска никого не было. Пахло свежей масляной краской и застоявшимся табачным дымом. Пройдя почти в самый конец коридора, Антон открыл знакомую дверь кабинета с табличкой «Инспектор С. С. Стуков». Степан Степанович оторвался от чтения «Вечерки» и, складывая газету, через старомодные роговые очки, вроде как исподлобья, посмотрел на него.
– Антоша! – обрадовался он, молодо поднялся из-за стола и развел руками, словно намеревался обнять.
– Невольно к этим грустным берегам меня влечет неведомая сила, – шутливо продекламировал Антон, поставил на один из стульев свой видавший виды портфель и протянул Стукову руку: – Здравствуйте, дорогой Степан Степанович.
– Здравствуй, Антоша, здравствуй. Полдня тебя жду. Звонил Гладышеву, он сказал, что ты приедешь. Ну, садись, рассказывай.
За два года Стуков почти не изменился. Сняв очки, он все так же, как и прежде, близоруко щурился и улыбался, разглядывая Антона. Только, пожалуй, взъерошенный чубчик волос стал совсем белым от седины.
– Что рассказывать… – присаживаясь к столу Степана Степановича, проговорил с улыбкой Антон. – Почти нечего рассказывать.
– В нашей работе всегда так, Антоша. Это ведь только у продавца-торопыги быстро получается: «Сорок да сорок – рубль сорок. Спички брали? Нет. Пять двадцать!» Нам такая бухгалтерия не годится. Бывает, действительно поначалу сказать нечего, а когда обмозгуется все, смотришь, и разговор получается, а?
Антон вздохнул и стал рассказывать. Стуков слушал внимательно. Дымил сигаретой, изредка задавал уточняющие вопросы. Когда Антон пересказал содержание разговора со Светланой Березовой, он долго сидел задумавшись, будто припоминая что-то очень давнее, серьезное!
Антон заговорил снова:
– Доказать причастность Мохова, а возможно, и Костырева, по-моему, будет нетрудно. Опасаюсь другого: как бы не улизнул кто из соучастников. Ведь если Мохов и Костырев знают о смерти электромеханика и Гоги-Самолета, – а такое вполне возможно, – то они до посинения будут отрицать связь с ними и утверждать, что действовали самостоятельно. Связь же эта – ну, прямо-таки напрашивается. К тому же, пачка из-под ростовских сигарет…
– Три с половиной тысячи, говоришь, недостача? – переспросил Стуков. – Сумма не то чтобы большая, но и не маленькая. Приманкой, по всей вероятности, послужили золотые часы. Впридачу к ним выручка да вещички – это уже кое-что. Средней руки воришка может пойти на такое дело. Но, прежде чем идти, надо видеть приманку или хотя бы знать о ней. Давай подумаем, кто мог выступить в роли наводчика. Продавцы, в первую очередь. Затем работники базы, которые отпускают товар, и госбанка, поскольку, как ты сказал, «Сельхозтехника» платила за часики перечислением. Кто-то из знающих подсказал, что в такой-то день, в таком-то магазине будет восемнадцать золотых часиков…
Но ведь большую часть их сразу забрала «Сельхозтехника», – возразил Антон.
– Вот этого как раз «знающий» и не знал. Поэтому круг сужается, – Стуков прищурился, закурил новую сигарету. – Не будем, Антоша, пока над этим ломать голову. Завтра предварительно допросишь Мохова и Костырева, прощупаешь их. Смотришь, горизонт и расширится, дело прояснится. Меня другое в твоем сообщении заинтересовало. Покажи-ка конверт с подделанным адресом.
Антон достал из портфеля взятые у Березовой письма, одно из них подал Степану Степановичу. Стуков неторопливо надел очки, поразглядывал конверт так и сяк. Возвращая его Антону, с сожалением сказал:
– Не то, совсем не походит.
– На что не походит? – спросил Антон.
– Очень трудное дело, около месяца вместе с прокуратурой ведем – и пока безуспешно. Молодая замужняя дамочка вернулась с Черноморского побережья и через полтора месяца захворала. Врач поликлиники выдал ей бюллетень сроком на трое суток с указанием диагноза по женской части. А на четвертый день дамочка скончалась. – Стуков помолчал, стряхнул с сигареты пепел – Вместо женской болезни, указанной в бюллетене, врачи установили, что смерть наступила от криминального аборта.