— Непричастен я к этому, — наконец с трудом выдавил он.
— Как же ваша машина оказалась в стороне от дороги, на полях колхоза «Победа»?
— Стойте, да ведь... — начал шофер и запнулся. Помолчав, он посмотрел на Туйчиева и, встретив прямой, немигающий взгляд, махнул рукой. — Хорошо, я скажу, только я не виноват... Ведь как получилось. Машина у меня старая, часто ломается, а тут еще покрышки совсем лысые. Я начальнику колонны плешь проел, а с него как с гуся вода — нет пока, и весь сказ. Ну, сам на поиски пошел... Водички можно? — судорожно глотнув, Бражников продолжал: — И восемнадцатого, нет, кажись, девятнадцатого января повезло: пришел раненько на автобазу, захожу за гаечным ключом в мастерскую, смотрю, в углу стоят совсем еще хорошие покрышки. Ну, я их оприходовал... снял вроде, ну, украл. Да, видно, правду говорят, что краденое на пользу не идет. Так это на них, товарищ следователь, кто-то в то место и ездил. Потом, видать, снял, а я, дурак взял. Честное слово.
— Не слыхали, искал кто-нибудь после эти покрышки?
— Я еще удивлялся, что так гладко сошло. Виноват, конечно, но, упаси боже: к такому делу, про которое вы сказали, касательства не имею.
Зазвонил телефон. Говорил начальник ГАИ Камалов.
— На окраине города обнаружена оставленная водителем автомашина ЗИЛ-555 с замерзшим радиатором. Номер машины 66-00, как раз та, которой вы интересовались. Машина у нас. Нужна ли наша помощь в выяснении личности водителя?
— Спасибо, Джамал Низамович, он нам уже известен.
Увидев настороженный взгляд Бражникова, внимательно прислушивающегося к разговору, Туйчиев опустил трубку на рычаг.
— Пока все, Бражников. Мы проверим ваши показания.
Бражников понурясь вышел.
— Ну что? — обратился Соснин к Арслану.
— Звонил Камалов. Говорит, что Самохин бросил свою машину, ее нашли недалеко от кольцевой дороги.
— Вот как? — удивился Соснин.
— И, понимаешь, бросил именно после того, как я вызвал его к себе на три. Что скажешь? Не странно ли?
— Ну, в нашем деле чем больше странности, тем больше ясности. Что предпримем?
— Давай так. Едем на автобазу. Ты проверяешь показания Бражникова, а я займусь Самохиным. Идет?
Соснин молча подошел к вешалке и стал надевать пальто.
Всю дорогу на автобазу Арслана не покидало чувство безотчетной тревоги. Арслан уже отругал себя, что не сразу вызвал Самохина после его возвращения, хотя и понимал, что вряд ли это могло предотвратить случившееся, если Самохина испугал вызов. Не «брать» же его сразу, без веских оснований.
Приехав на автобазу, Туйчиев тут же взял в отделе кадров личное дело Самохина и попросил вызвать к нему линейного диспетчера.
Быстро пробежал скупые биографические данные: Самохин Алексей Федорович, 38 лет, ранее трижды судим...
Арслан еще раз прочел, когда и за что судим Самохин, и подумал, что хорошо бы посмотреть его фото. Почему-то оно не приклеено к листку по учету кадров, как это положено. Туйчиев полистал личное дело, но фотокарточки не нашел. Тогда он вынул из конверта, приклеенного к внутренней стороне обложки, трудовую книжку, но едва раскрыл ее, как оттуда выпала маленькая фотокарточка.
Через два часа фотография Самохина была размножена и разослана во все райотделы.
Розыск начался.
— Хочешь покататься? — Славка вопросительно посмотрел на Жанну. — У нас еще есть время.
Жанна нерешительно пожала плечами, но Славка уже небрежным взмахом руки остановил такси.
— Давай, шеф, по проспекту, а дальше — на твое усмотрение, — пропуская вперед девушку, бросил Славка.
Жанна молча смотрела в окно, любуясь неузнаваемо преобразившимся за последние годы городом.
Проспект был широким и величественным. Высокие здания казались легкими, ажурными, плывущими над городом.
— Красиво, правда? — Славка пристально посмотрел на Жанну. — Я совершил в своей жизни один опрометчивый поступок. Какого чёрта я потащил тебя тогда в музей?
Жанна усмехнулась:
— Значит, судьба.
— Знаешь, почему я все-таки хожу с тобой к Саше? Меня больше всего интересует методика очаровывания девушек, которой Алекс владеет в совершенстве. Учусь у него, хочу обезопасить себя от неудачи, если когда-нибудь влюблюсь... во второй раз.
Они еще покатались, потом вышли из машины неподалеку от дома Рянского.
— Заходите, друзья, — обрадовался Саша. В руках у него была грелка. — Садитесь. Я сейчас: бабушка болеет. — Он ушел в другую комнату.
Жанна уже не первый раз бывала в доме Рянских. И ее всегда восхищала трогательная забота, которую проявлял Александр к Елизавете Георгиевне.
— Кто там? — донесся из-за приоткрытой двери голос бабушки.
— Это ко мне, бабуля, ребята пришли.
Саша вышел из спальни, закрыл дверь.
— О чем дискутируете? — осведомился он.
— Пытаюсь доказать Жанне, что человек должен быть хорошим, — пояснил Славка.
— Не очень определенно. Растяжимое понятие. А так ли это нужно — быть хорошим? И для кого? Для других или для себя? — прищурился Рянский.
— А разве здесь есть противоречие? Не знаю точно, буду ли я хорошим, но одно знаю: надо и работать, и относиться к людям добросовестно.
— Салага! Добросовестны, как правило, лишь ограниченные люди. Ограниченность они вынуждены компенсировать добросовестным отношением. К чему? Цитирую тебя: «К работе и людям». Талантливым, а к таковым я, безусловно, причисляю тебя, просто не остается времени на такие мелочи. Извини, но это удел посредственностей. Талантливый сразу решает любую проблему и рубит гордиев узел.
«Он чудный, — восторженно думала Жанна. — Я, кажется, теряю голову. Ну и пусть... Мне никогда еще не было так хорошо, так уверенно...»
Как бы почувствовав, что Жанна думает о нем, Александр улыбнулся ей.
— Хватит философствовать. Эстетика выше этики. Давайте лучше выпьем. — Он налил коньяк в крошечные рюмки. — Алкоголь в разумных дозах. Блоковские пьяницы с глазами кроликов и с лозунгом «истина в вине» на устах — вот мудрецы.
— Может быть все пьяницы — мудрецы, но, уверяю тебя, не все мудрецы пьяницы. Иначе не было бы цивилизации, плодами которой, как я погляжу, ты неплохо пользуешься, — возразил Славка.
Александр рассмеялся и налил снова.
— Ты задумывался когда-нибудь о том, что лежит в основе жизни, является ее движущей силой? Не знаешь. Ну, хорошо, я подскажу. В основе жизни лежат компромиссы. Прежде всего, мы сами — я, ты — продукт компромисса. — Рянский подбросил яблоко, ловко поймал его и положил в вазу. — Будучи ребенком ты идешь на компромисс, жертвуя беспечным детством ради аттестата зрелости, затем в юности жертвуешь чудесными ночами, созданными для любви, в обмен на зубрежку, стипендию, диплом. Потом мы всю жизнь уступаем начальнику, жене. Наконец на финише к нам приходит старая с косой и заключает с нами самый главный компромисс: мы уступаем ей суетную жизнь и получаем взамен вечный покой и блаженство небытия. Потом цикл повторяется.
— Ну и что отсюда следует?
— А следует, дорогой мой, читать Вознесенского: «Ракетодромами гремя, дождями атомными рея, плевало время на меня, плюю на время!» Ведь смерти все равно, с каким итогом я приду к ней, она всем платит одну цену. Значит не умирать, а жить надо красиво.
— Правильно! — вырвалось у Жанны. — Жить надо красиво!
Славка вскочил, неожиданно для самого себя налил в рюмку коньяк, залпом выпил.
— А это какая такая красивая жизнь? — с вызовом спросил он.
— О! — Рянский многозначительно поднял указательный палец. — Это жизнь, не знающая неудовлетворенных желаний.
— Любых? Значит, мы по-разному смотрим на жизнь.
— А как думает мой пылкий оппонент?
— Ничего я не думаю. Просто чувствую, что вы оба в чем-то очень неправы.
Саша и Жанна в ответ переглянулись.
Рянский, насмешливо хмыкнув, предложил:
— Выпьем кофе?
— Нет, мне пора, я, пожалуй, пойду, — сказал Славка.
Его не удерживали.
Когда они подъехали поздно вечером к дому Туйчиева, Николай предложил:
— А что если завтра махнуть в горы? На лоно природы?
— Какие горы! — замахал руками Арслан. — Вечно ты со своими экспромтами лезешь. Я выспаться хочу в выходной...
В половине восьмого утра в квартире Туйчиевых раздался телефонный звонок.
Рано подошла к телефону.
— Рано, доброе утро! Глава семьи еще спит?
— Здравствуй, Коля. Что-нибудь случилось?
— Да. Вы едете в горы, — весело зазвучал голос Соснина. — Разве ты не знаешь? Играй подъем, через пятнадцать минут мы со Светой будем у вас.
— В горы? Сейчас? —удивилась Рано. — Первый раз слышу.
Но Николай уже положил трубку.
При слове «горы» Шухрат молниеносно спрыгнул с кровати и подбежал к матери.
— Мам! Я с вами, я с вами, — жалобно заныл он.
— Подожди, — строго сказала Рано и пошла будить мужа. — Вставай, Арслан. Ты, оказывается, обещал Коле, что мы поедем сегодня в горы. А мне ничего не сказал.
Арслан открыл глаза и улыбнулся: «Ну и тип этот Соснин».
Через час старенький «Запорожец» Соснина с уложенными на багажнике лыжами мчался по загородной трассе. Когда они вышли из машины, справа открылась величественная панорама заснеженных гор, вершины которых уходили в синее небо. Несмотря на ослепительное солнце, слегка пощипывало щеки морозцем. Здесь, в излюбленном месте отдыха горожан, было уже шумно и многолюдно.
— Какая прелесть! — сказала Светлана.
— А я еще не хотел ехать, — вздохнул Николай, помогая девушке закрепить лыжи. — Спасибо Арслану.
Все засмеялись, а Туйчиев бросил в него снежок.
Вскоре они разделились: Соснин и Рано — более опытные лыжники — поехали по подвесной дороге вверх. Арслан, Светлана и Шухрат остались внизу.
Светлана, в кокетливой вязаной шапочке, щегольского покроя спортивной куртке, была хороша.
«Что-то затягивается у них на неопределенный срок с Колей», — подумал Арслан.