— Шофер наш, 67-32 его машина. Встретил я его как раз в это время, — Самохин на миг замолчал, но, вдруг оживившись, добавил: — Не доезжая автовокзала.
Когда Самохина увели, Соснин улыбнулся.
— А я не сразу понял, почему ты решил «обвинить» его в наезде.
— Знаешь, Николай, в какой-то момент я почувствовал, что наш план допроса дал трещину: Самохин уходит, как вода между пальцами. Я вдруг понял, что дальше признания факта перевозки «левого» гравия с карьера он не пойдет. А это признание недорого стоит, мы без того знали, что он там был. Для нас важно было установить другое: кто, когда и где видел Самохина до того, как он приехал на карьер. Ну, я и решил сымпровизировать.
— А вообще, здорово получилось! — сказал Соснин. — Сам того не ведая, Самохин дал нам существенное доказательство. Надо не забыть, в случае успеха, поблагодарить его за это. Как думаешь?
— Ты, кажется, зря празднуешь победу, — вдруг как-то сник Туйчиев, — Самохин же ясно сказал, что встретился с Григорьевым, не доезжая автовокзала. Значит, в кабине у него не могло быть Калетдиновой. Самохин тертый калач, вряд ли он признается в чем-либо, не будучи уверен, что это ему ничем не грозит. Посмотрим, — задумчиво протянул он, резко встал и подошел к Соснину. — Ну, что, сразу будем вызывать Григорьева или на завтра отложим?
— Только сразу.
Девушка в очках вышла через остановку, и Манукян с сожалением проводил ее взглядом. Они доехали до конечной и пересекли площадь. У газетного киоска встали в очередь.
— Ты, что ли, крайний? — спросил у Веньки кто-то сзади.
От этого голоса Венька похолодел, как тогда, в телефонной будке. Но теперь он отважился поднять глаза. Да, сомнений быть не может. Боясь оглянуться, Венька украдкой посмотрел на стоящего сбоку лейтенанта так, что тот все понял.
— Не крайний, а последний, — поправил Манукян, отвечая за Веньку. — Чему вас только в школе учат! Ты за газетами? — в свою очередь спросил он у высокого рыжеватого парня.
— Нет, за сигаретами, — удивился рыжий. — А что?
— Зачем в очереди стоять? У меня есть, — похлопал по карману Манукян. — Пойдем, пойдем, времени в обрез, — он протянул ошарашенному парню удостоверение...
«Что-то нащупал Женя, — подумал Соснин, глядя на нарочито медленно приближавшегося к нему Манукяна. — А здорово он похудел, прямо вешалка ходячая».
— Велика беда — похудел, ты на себя глянь.
Талант у парня. Но все-таки неприятный осадок от такой прозорливости остается. Соснин поежился.
— Ну, пошла телепатия. Выкладывай, с чем пришел?
— Не с чем, а с кем, — скромно уточнил лейтенант и приоткрыл дверь, впуская в кабинет Димку Осокина.
Оторвавшись от вязания, Клавдия Никитична Гурина посмотрела на входную дверь и обомлела: прямо на нее шел он. Сердце у нее бешено заколотилось, спицы выпали из рук, но она даже не заметила этого. Мысли лихорадочно сменяли одна другую, но все они сводились к одному вопросу: что делать?
«Господи боже мой, точно — он... И пакет опять у него в руках... Кажется, такой же... Что будет-то? Быстро сообщить, да кому? В милицию позвонить, что ли? Пока проканителюсь со звонком, он и уйдет...» И Клавдия Никитична решила проследить, куда пойдет этот парень, где оставит он теперь свой «подарок».
К ее немалому удивлению, парень не проявлял и тени беспокойства — он деловито шагал по коридору. Подойдя к двери с табличкой «Методисты заочного отделения», уверенно открыл ее и вошел. Клавдия Никитична несколько минут покрутилась около двери и, наконец решившись, приоткрыла ее. Она увидела, как парень что-то шепчет на ухо Гале Тумановой, самой молоденькой из методисток и очень хорошенькой, а та улыбается.
— Ну что, Галочка, договорились? — спросил парень.
— Посмотрим на ваше поведение, — кокетливо ответила та.
— Тогда договорились. Хорошее поведение гарантирую. Значит, на той неделе? — полувопросительно подытожил он. — Побежал я, счастливо.
Туманова кивнула ему и склонилась над стопкой контрольных работ.
— Слышь, Галина, что это за парень сейчас к тебе подходил? — Клавдия Никитична без церемоний подсела к столу.
— Заочник наш.
— А ты фамилию его знаешь и все прочее? — продолжала допытываться Клавдия Никитична.
Туманова удивленно вскинула голову:
— Чего вам, тетя Клава, дался этот парень?
— Зря спрашивать не стану, стало быть надо, — решительно потребовала Клавдия Никитична.
— Пожалуйста, — Туманова язвительно скривила губы, — если вам так надо, могу сказать.
— Ты, милая, лучше сама на листочке напиши, — после случая с Калетдиновой Гурина уже не доверяла себе.
Пожав плечами, Туманова взяла листок бумаги. Написав, прочла вслух:
— Левшин Алексей, четвертый курс, физмат. — Протянув листок Гуриной, она не удержалась и съехидничала: — Будут еще вопросы?
— Будут, — уверенно пообещала ей Клавдия Никитична, пряча листок. — Только опосля и не от меня.
Галочка ошеломленно глядела ей вслед.
— ...Левшин Алексей Трофимович, студент-заочник, холост, работает водителем СМУ «Взрывпрома». Короче, познакомься сам с установочными данными, — Соснин протянул Арслану справку.
— Т-а-а-к, — протянул Туйчиев, прочитав документ. — Интересно, а? — обратился он к Николаю.
— Ты имеешь в виду место работы?
— Вот именно! — подчеркнул Туйчиев. — Прямо или косвенно, это мы еще уточним, но доступ к взрывчатке он, видимо, имел. При нашей бедности — это уже ниточка.
— Только бы не оборвалась, — вздохнул Соснин.
У двери палаты лечащий врач остановилась и еще раз повторила:
— Значит, недолго и очень осторожно. Ей ни в коем случае нельзя волноваться.
— Не беспокойтесь, Рахима Хакимовна, по первому вашему требованию прервем беседу, — заверил Соснин.
Девушка открыла глаза, рассеянно посмотрела на пришедших. Спустя минуту глаза ее пояснели, зажглись, впустили в травмированный мозг сложный и беспокойный мир.
— Мы из милиции. Как вы себя чувствуете, Люция? — спросил Соснин.
— Спасибо. Сейчас лучше, — девушка помолчала и попросила: — Зовите меня Люсей.
— Почему? — не понял Туйчиев.
— Так все меня зовут, я привыкла к этому имени.
— Прекрасно, — подхватил Соснин. — Люся так Люся. Имя вполне подходящее.
Больная слабо улыбнулась.
— Скажите, Люся, в чемоданчике были какие-нибудь ценности? — начал Туйчиев.
— Нет, — покачала головой Люся.
— Мы так и думали, — кивнул Соснин. — Припомните, пожалуйста, о чем вы говорили в дороге с шофером?
Калетдинова напряглась, пытаясь вспомнить, но по всему было видно, что это ей не удается. На лице девушки отразилась досада. Врач многозначительно кашлянула.
— Вы любите музыку, Люся? — спросил Туйчиев, меняя тему.
— Очень.
— А какая вам нравится больше — классическая или легкая?
— Знаете, та и другая, но классическая мне ближе.
— Ходили на концерты?
Соснин понял замысел друга: исподволь подойти к магнитофонной записи и ее владельцу.
— Старалась не пропустить ни одного. Правда, не всегда получалось. Знаете, — оживилась она, — мы ходили даже на отчетные концерты в консерваторию.
— Кто мы? — поинтересовался Арслан.
— Я и... — Люся запнулась, но тут же добавила: — девочки из группы.
— Только ли девочки? — шутливо вставил Соснин.
— Мальчики к классике равнодушны... — Люся побледнела.
— Вам нехорошо? — донесся до нее голос врача.
— Нет, нет. Просто очень ярко светит солнце. Пожалуйста, задерните штору...
Туйчиев вопросительно посмотрел на врача. Та кивнула, разрешая продолжать беседу.
— А кто ваш любимый композитор? — возвратился снова к теме о музыке Арслан.
— Как вам сказать? Каждый хорош чем-то своим.
— Ну, а например, магнитофонные записи, диски с классической музыкой вы собирали, отдавая предпочтение каким-то определенным композиторам?
Калетдинова удивленно вскинула брови:
— Я этим не занималась... Любила слушать музыку, но не коллекционировать, — пояснила она, почему-то в прошедшем времени, отчего даже мужчинам стало не по себе. — У меня и магнитофона нет.
— А проигрыватель?
— Тоже нет.
— И все же, Люся, я повторяю свой вопрос: кому-то вы отдаете особое предпочтение? — Туйчиев настойчиво шел к поставленной цели.
Врач недоумевала: «И чего это они о музыке да о музыке? Можно подумать, они не следователи, а музыканты. Девушку ограбили, чуть не убили — так вот и выясняйте. Как будто, если она назовет любимого композитора, то сразу поймают грабителя! Чудеса да и только».
— Пожалуй, Гайдн, — подумав, ответила Калетдинова.
— Прекрасно! — согласился Николай. — А что вам нравится у Гайдна?
— Мне? — переспросила она, — «Прощальная симфония». — Грусть отразилась в ее зеленых глазах, она закрыла их, отвернулась и всхлипнула. Это обеспокоило врача, она торопливо подошла к кровати, взяла руку Калетдиновой, прощупывая пульс.
Девушка открыла глаза. Они были полны слез. Туйчиев и Соснин уже не сомневались, что избрали правильный путь беседы. Где-то здесь, совсем рядом, лежит разгадка этой истории с симфонией Гайдна, записанной на пленке взорвавшегося магнитофона.
Но врач была неумолима. Напрасно Соснин шептал врачу, что ему очень нужно задать хотя бы еще два вопроса. Рахима Хакимовна решительно направилась к двери; Туйчиев и Соснин вынуждены были последовать за ней, да и ясно было, что девушку больше травмировать нельзя.
Однако уже от дверей Туйчиев вдруг вернулся, подошел к кровати больной и, показывая на средний палец левой руки, спросил:
— У вас здесь было колечко?
— Семейная реликвия, досталась от бабушки... Очень красивое, — вздохнула Люся и разгладила след от кольца на пальце.
— Где же оно?
— Не знаю, — Люся показала на голову и вяло улыбнулась.
— Арслан Курбанович! — нетерпеливо позвала Туйчиева врач.