пропустили через невидимую мясорубку. Дальше я провалился в пустоту, и какая-то неведомая сила словно расщепила моё тело на атомы, а после одним широким мазком размазала их по всей Вселенной.
К счастью, это кошмарное состояние длилось недолго. Моё тело начало собираться обратно, атом за атомом, как будто гигантский 3D-принтер печатал меня заново. В режиме ускоренной перемотки. Меня обожгла сильная распирающая боль в икрах, словно вся жидкость тела собралась именно там. Наконец я ощутил пол. Все мои чувства вернулись ко мне, кроме зрения. Я стоял в кромешной темноте. Где-то монотонно капало, а нос щекотал запах ржавого железа и пыли.
Вдруг раздался щелчок — это в руках Горыныча сверкнула зажигалка. Жёлтый свет заплясал на его пальцах, и я с облегчением осознал: со зрением у меня всё в порядке.
Зажглась свеча, и пространство вокруг залилось мягким дрожащим светом. Мы оказались в подвальном помещении, по стенам и потолку которого тянулось множество труб. Я потрогал одну из них — холодная, влажная. Пол покрывал толстый слой пыли, а под ногами валялся крюк сломанной хоккейной клюшки и ржавое лезвие конька.
— Это подвал «Мэдисон-сквер-гарден», — подсказал Горыныч, осматриваясь вокруг. — Сам дворец теперь лежит в руинах. Здесь проходили самые ожесточённые бои между «синими» и «красными».
— Синими и красными? — переспросил я, не совсем понимая. — Это что, какие-то команды?
— Какие команды? — усмехнулся Горыныч. — Ты что, не в курсе, что по Штатам прокатилась война? Ладно, потом расскажу, когда выберемся на поверхность.
Мы начали пробираться через завалы кирпичей и бетона, оставшихся от домашней арены «Нью-Йорк Рейнджерс», пока не выбрались на улицы города. Я молча шёл за Горынычем, внимательно слушая его пояснения. Он оказался неплохим гидом, и его болтовня немного отвлекала от мрачной реальности, которая нас окружала.
Я представлял Нью-Йорк совсем другим. То, что я увидел, больше походило на кошмарный сон-предостережение.
Как же прав оказался Жириновский! Помните его пророческие слова?
«...выборов в 2024 году в Америке не будет, потому что Америки не будет», — заявил он.
Конечно, страна-гегемон не могла разрушиться за один день. Наш оракул давал на это десять лет. В этой же реальности всё случилось куда быстрее.
Не все районы Нью-Йорка лежали в руинах. Однако даже относительно уцелевшие кварталы несли на себе печать кризиса. Одни небоскрёбы стояли, выставляя напоказ отметины от ракет и снарядов, другие чернели от пожаров. Тут и там зеркальные фасады высоток пестрели заплатами из подручных материалов.
Особенно угнетающе выглядели жестяные трубы дымоходов, торчащие из окон или пробитые сквозь стены. Здания стояли вдоль длинных авеню, словно уродливые гиганты, ощетинившиеся печными трубами. В воздухе словно висел немой вопрос: «Марсель, ты зачем здесь?»
Огни неоновой рекламы казались забытым сном — откуда ей взяться, если война оставила лишь жалкие двадцать процентов энергосистемы страны? Метро встало, трамвайные рельсы заросли травой, а бесценные киловатты, словно капли воды в пустыне, делили между уцелевшими кварталами.
Повсюду гудели и ужасно чадили бензиновые генераторы. Шум стоял страшный, приходилось всё время повышать голос. Из-за выхлопа самопального бензина накатывала тошнота. На крышах домов, словно цветы техногенной эпохи, распустились солнечные панели. Целые поля блестящих фотоэлементов превращали город в зеркало, если смотреть сверху. Соседство молчаливых «ловцов солнечных лучей» и рычащих моторов никого не смущало. Немыслимый симбиоз — гремучая смесь углеродного смога и зелёной энергетики. Ау, зелёные! Экологи! Вы где? В мире небоскрёбов и финансовых воротил лампочка стала роскошью. Признак достатка — простая батарейка. А если у тебя есть генератор или солнечная панель — ты богач. Олигарх. Ёшки-бабаёжки! У блэкаута свои правила. Кто со светом, тот и свят.
Люди стали ассами выживания. Паутины проводов, свечи в консервных банках и очереди на зарядку аккумуляторов стали визитной карточкой Нью-Йорка.
Городские службы не работали. Зловонные кучи мусора и полчища крыс уже никого не пугали. На крыс даже охотились. Как-никак мясо. А что? Захочешь жить — и не такое съешь. Зато расцвели частные лавочки, словно из лихих девяностых с их диким капитализмом и законами подворотен. Рэкетиры и бандиты стали частью городской жизни. Аннунаки, конечно, с ними боролись, но, скажем прямо, спустя рукава.
Мегамаркеты исчезли, но небольшие магазинчики и ларьки продолжали работать, создавая островки относительной стабильности. На их полках выстроились пирамиды консервных банок, давно уже просроченных, но манящих яркими этикетками. А ведь люди их покупали, играя в русскую рулетку со здоровьем. Выбор небогат: смерть от ботулизма или от голода. Но некоторым везло — отделывались кишечным расстройством. Счастливчики. Про них болтали, будто знают они какую-то систему определения годности товара. Кто их знает. Может, и не врала молва.
Всюду лежали груды пластиковой посуды и всякого ширпотреба — словно отголоски эпохи изобилия. Здесь торговали всем: от треснувших смартфонов до поношенных курток, от дешёвых свечей до разболтанных стульев. На базаре апокалипсиса успех сделки зависел от запасов тушёнки и умения сторговаться. Даже воздух был пропитан смесью отчаяния и азарта. Здесь покупали надежду, иногда сбивая цену приставленным ко лбу пистолетом.
Крупная промышленность давно умерла, а мелкие мастерские едва держались на плаву, доживая свои последние дни. Те, кому повезло, работали на этих полуживых цехах, остальные же влачили жалкое существование, перебиваясь с хлеба на воду. Кто-то пытался выжить, торгуя чем придётся, кто-то уходил в банды или продавал себя, чтобы хоть как-то прокормиться. Была и ещё одна категория людей — те, кто трудился на сангиниевых шахтах аннунаков. Платили там вроде бы неплохо, но условия были настолько ужасными, что редкий шахтёр выдерживал больше пяти-семи лет. Это был каторжный труд. Он буквально высасывал из людей жизнь.
Но вот парадокс: при всех проблемах с энергетикой интернет работал идеально. Не просто работал — он процветал. Каждый носил в голове чип, который подключал человека к глобальной сети. Что-то вроде встроенного Wi-Fi адаптера. В голове. Интернет не только служил источником информации, но и поддерживал работу прокаченных органов. Однако за это приходилось платить. Те, кто не мог позволить себе чудовищные тарифы цифровых корпораций, просто умирали. Нет денег — получай остановку сердца или отказ почек. Люди гибли тысячами. Тонкий слой иллюзии, прикрывающий язвы колонизации. Фальшь. Бутафория. Видимость нормальной жизни, которая помогала держать население под контролем. На это инопланетяне энергии не жалели.
Град на холме? Столица мира?
Скорее, гигантский некрополь — город, в котором время застыло, оставив после себя лишь пустые декорации жизни. Следы былой роскоши окружали со всех сторон: разукрашенные фасады зданий, чьи-то брошенные лимузины у тротуаров, хрустальные люстры под слоем пыли, словно погасшие звёзды, давно разграбленные магазины с дорогой бижутерией...
И везде тишина. Тяжёлая, плотная, как саван.
Шок. Мозг отказывался принять увиденное. Глаза — тем более. Всё это напоминало сбой реальности, будто кто-то перезагрузил мир, забыв при этом загрузить самое главное — души.
Ощущение было такое, словно я очутился внутри кошмара, где законы пространства и времени рассыпались в прах. Или, что хуже, в мире, где их заменили чьими-то чудовищными ошибками.
В виртуальном мире всё представлялось иначе, чем в реальности. Там Америка всё ещё оставалась великой державой, а западный мир казался таким, каким мы привыкли его представлять — успешным и процветающим. Люди жили в этой иллюзии, не замечая, что в реальности небоскрёбы обросли трубами, а тысячи людей умирают от голода и болезней. Именно в такой мир я попал, покинув благополучную Москву.
Я шёл рядом с Горынычем, погружённый в свои мысли. Вид города и его рассказы навевали на меня уныние. Как мы, люди, могли такое сотворить с собственным миром? Хотелось убежать и где-нибудь спрятаться. Сидеть тихо. Не высовываться. Авось само рассосётся? Нет, теперь уже нет.
Замыкаться в себе и, как страус, прятать голову в песок я не буду. Чтобы такое же случилось и с моим миром? Нет. Я буду бороться. Заметив моё состояние, Горыныч решил подбодрить меня шуткой:
— Марсель, что с тобой? — спросил он, доставая из кармана своего плаща плоскую металлическую фляжку. — Твоё имя происходит от латинского Marcellus, связанного с Марсом, богом войны. Значит, в тебе должно быть что-то сильное и непоколебимое. На, хлебни. Это не просто коньяк — это настоящий дарианский напиток воина!
— Горыныч, как всё это могло произойти? — спросил я, открывая фляжку. — Неужели люди совсем потеряли рассудок?
— Всё дело в чипах, — ответил он. — Тех самых, которые производит компания «Нейролинк, Инк.». Нейрокомпьютерный интерфейс и нейропротезирование.
— Но ведь ты же и есть основатель компании. Как так вышло?
— Я создавал их как инструмент, который должен был помочь людям достичь уровня технологий древних цивилизаций. Но я не учёл, что их можно использовать не только во благо. Признаю, формально это я виноват во всех бедах, которые обрушились на человечество.
Сначала всё шло хорошо: прямой доступ к сети — всегда и везде, казалось, что мы держим руку на пульсе Вселенной. Но на деле всё оказалось наоборот. Теперь Вселенная держит руку на нашем пульсе. Если мы ведём себя «правильно», то получаем положительные эмоции. Если нет — будь готов к последствиям. Сердце может замедлиться или начать бешено колотиться, как осенний лист на ветру.
— Дальше можно не продолжать, — сказал я, сделав глоток из фляги. Ого, крепкая штука! — Социальные сети, игры, искусственно улучшенные органы... А потом — плати деньги, а если нет — отправляйся на сангиниевые шахты. Так ведь, Горыныч?
Вместо ответа он взял у меня флягу, посмотрел на неё, словно раздумывая, пить или нет, а затем просто убрал её обратно в свой бездонный карман.