Я, как человек физического мира, решил проблему холода по-своему — предложив калорийную пищу, чтобы генерировать энергию. Мелинарис же пошла другим путём — сохранила тепло, выработанное нашими телами. В итоге мы оба справились с задачей, но, согласитесь, она сделала это гораздо изящнее и, что самое важное, эффективнее.
Теперь, когда мы надёжно укрылись от пронизывающего холода, перед нами оставался лишь один путь — вперёд. Навстречу ослепительно-белому склону, новым испытаниям, новым высотам. Ветер выл, как раненый зверь, свинцовые тучи с каждым мгновением опускались всё ниже, почти касаясь вершин. Но мы знали — справимся. Потому что были не просто группой восходителей. Мы были командой. Настоящими альпинистами. Чёрт возьми, да мы были непобедимы!
Вопреки моим опасениям, мы преодолели опасный склон почти без усилий, и погода, словно в награду за нашу настойчивость, начала улучшаться. Когда мы подошли к седловине перевала, сквозь разрывы облаков уже ярко светил Большой Сириус. Его лучи, словно золотые нити, пробивались сквозь серую пелену, освещая наш путь. Казалось, суровый горный край, долго испытывавший нас, наконец-то решил впустить в свои владения.
Перед нами открылся вид, от которого захватило дух. Мы стояли на краю огромного горного цирка, в центре которого сиял величественный ледник, испещрённый глубокими трещинами. Сириус, выглядывающий из-за облаков, окрашивал льды в фантастические бирюзово-голубые оттенки. Игра света и льда завораживала. Именно через это великолепие лежал наш путь к седловине между двумя исполинскими пиками, чьи ледяные стены сверкали, как алмазы, под лучами двойной звезды.
Но красота — обманчива. Спуск к леднику и его преодоление могли стать смертельно опасными даже для опытных альпинистов, не говоря уже о нас. Хетиве, наша проводница, единственная знала эти края, но даже её опыт не гарантировал безопасность. Даже если она выберет правильный маршрут, петляя между огромными льдинами и бездонными трещинами, это не значило, что мы сможем пройти без специального снаряжения — лестниц, кошек на ботинках и верёвок.
Мы замерли на краю седловины, размышляя, что делать дальше. Возвращаться в уютную лагуну? Или рискнуть и продолжить путь? Вопрос решился сам собой, когда с седловины мы заметили маленькие фигурки людей, спускающихся с перевала. Они двигались уверенно, словно знали каждый камень на этом пути. Шли по нашим следам.
«Кто это?» — испуганно спросила Мелинарис, и её пальцы крепко вцепились в мой рукав.
— Дети хаоса, — ответила Хетиве, не отрывая взгляда от фигур. — Они знают, что мы здесь.
Сердце заколотилось быстрее. Эти люди — наши враги. Но зато теперь мы знали: у нас нет выбора. Мы должны двигаться вперёд. Навстречу неизвестности.
Ледник сверкал в холодном сиянии Сириуса, будто приоткрывая врата в своё безмолвное царство. Мы переглянулись — и в каждом взгляде читалось одно: вперёд. Пусть трещины зияют бездонной пастью, пусть лёд коварен, а ветер шепчет предостережения — отступать не в наших правилах. Впереди ждали ответы. Или гибель. Или дорога домой. Сердце билось в такт одной только мысли: мы на верном пути.
— Это их дозорные, — голос Хетиве прозвучал, как натянутая тетива. — Если хотим пересечь ледник до темноты — медлить нельзя. Ступайте за мной, шаг в шаг, строго по моим следам.
Я уже разматывал верёвку — ту самую, что Мелинарис сплела из волокон особой травы, прочной как сталь.
— Свяжемся. Хетиве — первая, за ней Мелинарис, я замыкаю.
Горы я знал не понаслышке — в детстве, в Средней Азии, не раз ходил с рюкзаком за спиной по извилистым тропам. Опыт, казалось бы, небольшой, но сейчас он делал меня лидером. Я научился читать язык гор: скрип снега, шёпот ветра, коварство ледников. Теперь эти знания сжались в чёткие команды:
— Идём медленно. Верёвка без провисания, но не внатяг. Сорвался товарищ — падаешь плашмя, тормозишь всем телом. Ты единственный его шанс на спасение. Не подкачай. Вгрызайся в лёд зубами, но держи.
Узлы проверил дважды на ощупь — порядок. Они должны были спасти, если лёд предаст.
— Мелинарис, сосредоточься! Готовы? Вперёд.
Ледник встретил нас обманчивым скрипом. Снежные мосты притворялись твёрдыми, а под ними зияла синяя пустота, готовая в любой момент поглотить неосторожного путника.
Мелинарис замерла, вперив взгляд в гигантскую сосульку, свисавшую с края трещины. Казалось, это был не просто лёд — а оскал самого ледника, его клык, готовый в любой момент сомкнуться над ней.
Она не заметила, как шагнула на край снежного мостика.
Хруст.
Рывок.
Даже вскрикнуть не успела.
— Мелинарис!
Верёвка взвыла от натяжения, вырвав меня из равновесия. Я рухнул лицом в снег, чувствуя, как канат выскальзывает из ладоней, будто живая змея.
«Узлы, держите!» — пронеслось в голове.
И они — держали.
Страховка сработала, резко остановив падение. Те самые узлы, завязанные с кропотливой точностью, спасли нас всех. Они же помогли вытащить Мелинарис из ледяной пасти, где её уже ждали острые, как ножи, сосульки.
Девушка стояла, вся дрожа. Губы посинели, пальцы судорожно сжимали верёвку. По лицу, белее снега, катились капли пота, мгновенно замерзая на морозе.
Я обнял её — крепко, коротко — и почувствовал, как стучат её зубы у меня над плечом.
— Всё в порядке. Идём.
Главное — мы живы.
А лёд... Он растает.
Дальше шли, стиснув зубы. Хетиве скользила впереди, как тень, обходя невидимые ловушки. Но в середине пути ледник подбросил новый сюрприз — ледяную стену, перекрывшую нам путь.
— Обход займёт полдня. Рискнём? — голос Мелинарис дрогнул. Она хотела как можно скорее оставить этот кошмар позади.
Я взглянул на стену. Лёд нагло смеялся в лицо, слепя нам глаза голубыми бликами.
— Штурмуем.
Нож гудел, врезаясь в голубую стену застывшей воды. Ледяная крошка сыпалась в лицо и за шиворот. Руки немели, колени подкашивались, но я лез вверх, будто за мной гнались фурии. В ушах хрипел Высоцкий — про тех, кто «не дошёл, не долетел, не доплыл...» Но я дополз. Наконец окровавленными пальцами вцепился в верхний край.
— Держитесь!
Мне пришлось содрать ладони в кровь, вытаскивая девушек одну за другой. Как говорится, «до свадьбы заживёт», вот только до неё ещё надо дожить.
Последний участок прошли молча, слушая только стук сердец и своё хриплое дыхание. Планета сполна поквиталась с нами за беззаботное прозябание на пляже. Ледник, безмолвный, но безумно красивый убийца, забрал все наши силы. К скалам мы подошли уже в сумерках. Идти дальше — это чистое безумие. Да и сил на это уже не осталось.
Мы затаились среди нагромождения камней, сознательно отказавшись от костра. Каждый язычок пламени мог стать маяком для тех, кто наверняка уже выслеживал нас в этой ледяной пустыне. Я прислушивался к каждому шороху ветра, представляя, как в темноте между ледяными торосами мелькают чужие тени.
Ужин был скудным: вяленое мясо, рыба и терпкий плод вместо воды. Но мы и не ждали уютного кемпинга с полным пансионом. Главное — набраться сил. Пировать будем потом, когда победим.
— Завтра будет проще, — пробормотал я, наблюдая, как звёзды одна за другой зажигаются в ночном небе.
Мелинарис ответила усталой улыбкой. Хетиве молчала, уставившись в темноту — туда, где ждали новые вершины.
Мы сбились в кучу, как птенцы в гнезде, и провалились в сон — измученные, но непобеждённые.
***
Несколько часов нам поспать удалось — погони здесь не стоило опасаться. Даже с рентгеновским зрением никто не отважился бы пробираться сквозь этот лабиринт ледяных расщелин и торосов в кромешной тьме.
Девушки отрубились сразу, будто кто-то их выключил, выдернув вилку из розетки. А я лежал, уставившись в звёздное небо, и слушал, как трещит лёд на леднике. Мой мозг работал на пределе, скрупулёзно собирая воедино все странности последних дней. Словно кто-то небрежно сложил мозаику, оставив между фрагментами зияющие пустоты, и теперь я безуспешно пытался разглядеть в этом хаосе целостную картину.
Сначала — наше с Мелинарис фееричное прибытие на Трон, больше похожее на театральный выход, чем на реальное событие. Затем — неестественное затишье, будто сама планета, едва не убив нас в первый день, внезапно потеряла к нам интерес. Хетиве с её уклончивыми ответами. Горы, будто специально расставленные на нашем пути. Ледяная пустошь, где время текло иначе. И эта странная погоня, где преследователи словно только делали вид, что хотят нас догнать...
Каждый элемент по отдельности можно было объяснить. Но вместе они складывались в слишком уж идеальную композицию — как декорации в плохо продуманном спектакле.
Каждый новый поворот событий ложился на канву слишком уж гладко. Крестик за крестиком, стежок за стежком — кто-то вышивал картину, смысл которой я пока не понимал.
День выжал из меня все соки. Хоть часок, но всё же мне удалось поспать. Прижавшись к теплой спине Мелинарис, я начал механически считать:
— Один... два... три...
На двадцатом счету сознание выключилось.
Я проснулся, когда ночная тьма ещё висела над ледником, но контуры скал уже проступали в предрассветных сумерках. Глаза наотрез отказывались разлипаться, цепляясь за обрывки сна. Голова гудела, словно перегруженный трансформатор. А череп... Его... будто зажали в гидравлическом прессе. Но постепенно, словно луч солнца сквозь туман, через тягучую ночную дрёму пробивались первые проблески ясности.
Скоро рассветёт. Нельзя терять ни минуты. Безжалостное «солнце» днём размораживает склоны, рождая смертоносные камнепады и лавины. При дневном свете взбираться по снежнику — всё равно что сидеть на бочке с порохом и курить. Кулуар он на то и кулуар, что по нему сходят лавины. Нет, надо вставать. Немедленно. Сейчас. И трогаться в путь, пока ещё склон спит, укрытый покрывалом ночи. Пока ещё можно обмануть судьбу и проскочить лавиноопасный участок.
Нам предстояло пройти несколько сотен метров по крутому снежному желобу, а до рассвета оставалось всего пара часов. Как только Сириус поднимется из-за хребта, его лучи растопят лед, и камни начнут падать вниз, словно бомбы с небес.