— Вот так бы сразу, — уже спокойнее сказал Фальторакс. — Гамильтон, доложите Уилсону о халатности Бачински. Я, как офицер Департамента Хранителей, снимаю его с дежурства. Вы возьмёте его обязанности на себя. Пусть Уилсон сам разберётся с ним. А сейчас, Бачински, веди нас в блок «В»!
Гарри, всё ещё дрожащий, кивнул и повёл инспекторов вглубь тюрьмы. Он шёл, стараясь не спотыкаться, но его шаги выдавали страх. Они направлялись к блоку «В», где в камере 511 находился тот, кто стал причиной этой внезапной проверки.
Батавия, Земля «U-332», недалёкое будущее
Карл Джозеф Уилсон недавно занял пост начальника тюрьмы «Аттика», уже в новой реальности, где Америка стала колонией аннунаков. Система управления осталась прежней: чиновники сохраняли должности, если проходили проверку на лояльность. Искусственный интеллект пришельцев безошибочно оценивал людей, и именно он решил, что бывший заместитель начальника рекламного отдела Карл Уилсон идеально подходит для руководства одной из самых жестоких тюрем страны.
В это утро Карл сладко спал в своем особняке в Батавии, когда телефонный звонок грубо прервал его сон. Он нащупал трубку и хрипло пробормотал: «Да?»
— Господин начальник тюрьмы Уилсон? — раздался неуверенный голос. Карл сразу понял, что звонящий не из его подчиненных: те знали, что будить его раньше восьми рискованно для карьеры.
— Кто вы и почему тревожите меня в такую рань? — резко спросил он, уже раздраженный.
— Генри Аткинс, сэр. Я управляю мотелем «Пальма» в Батавии. Вчера у нас остановился ваш офицер — мистер Гамильтон...
Карл закатил глаза.
— Если он вам не заплатил или что-то сломал, оформите претензию и передайте моему секретарю, — отрезал он, уже собираясь положить трубку.
— Нет-нет, он заплатил, сэр... — Аткинс не говорил, а будто сам себе надиктовывал текст и выписывал старательно каждую букву. — Дело в том... что час назад я лично видел, как он уехал на своем «Шевроле». А сейчас... Он лежит в номере и спит.
Карл замер, внезапно почувствовав ледяную дрожь по спине.
— Вы точно не ошиблись?» — его голос стал резким.
— Я видел его уезжающим, сэр. А потом зашел убирать номер — а он там, в кровати, спит как ни в чем не бывало, — Аткинс понизил голос. — После взрывов в Ниагаре... Может, это связано с MAAGA?
Карл резко положил трубку. Через десять минут он уже мчался к мотелю, по дороге набрав номер дежурного по тюрьме.
— Исправительное учреждение «Аттика», у аппарата сержант Гамильтон, — раздался в трубке знакомый голос.
— Дензел, это Уилсон. Назови номер своего жетона.
— 9378, сэр, — ответил голос, с идеальной точностью воспроизводя все интонации настоящего Гамильтона.
— Ты сегодня ночевал в мотеле?
— Да, сэр. Выпил с друзьями, заночевал в Батавии. Что-то случилось?
— Пока нет, — сухо ответил Карл, но тревога уже сжимала его горло.
Когда он распахнул дверь номера в мотеле, его ждало зрелище, от которого кровь застыла в жилах: на кровати лежал настоящий Дензел Гамильтон. Это означало, что в тюрьме сейчас кто-то другой...
В это время Гарри Бачински провожал пассажиров «Линкольна Навигатор» в камеру 511 блока «В».
Тюрьма, Аттика, Земля «U332», недалёкое будущее
Тюрьма возвышалась мрачным замком с высокими стенами и тринадцатью зловещими башнями, каждая из которых скрывала отдельный вход в это царство боли и отчаяния. На огромной территории, напоминающей небольшой город, располагались школа с решётками вместо окон, аудитория для «перевоспитания», гаражи с бронированными фургонами и даже производственные цеха, где заключённые под конвоем собирали мебель для государственных учреждений. Ещё имелась тюремная часовня. Только Бога там нет. Он давно покинул это место. Там капеллан призывал несчастных к смирению, а сам за деньги под рясой проносил в тюрьму наркотики. Вместо божьей любви — смерть.
Четыре основных блока — «А», «В», «С» и «D» — образовывали гигантский квадрат смерти. Внутри этой геометрической фигуры подиумы-тоннели делили пространство на четыре двора, прозванные зэками «квадратами ада». В центре, где сходились все тоннели, находилась круглая площадка, которую узники в шутку называли «Тайм-Сквер». Место, где время словно останавливалось, лишь затем, чтобы снова начать свой безрадостный бег.
Офицер Бачински шёл с серым, как туча, лицом. Ему, должно быть, никак не удавалось унять дрожь в коленях. Он всё время сбивался с шага и спотыкался, иногда озирался, словно проверяя, не отстали ли от него грозные инспектора. Он вёл их по узкому подиуму, служившему крышей тоннеля. Металлические перила, покрытые ржавчиной и царапинами, отделяли их от пустых дворов внизу. Большее время суток дворы пустовали, заполняясь лишь на короткое время, отпущенное на прогулки. О, этого часа узники ждали, как путник в пустыне глотка воды. Здесь курили, играли в карты, совершали сделки, а кто-то просто стоял, глотая полной грудью воздух. Он смотрел в небо, будто ожидал увидеть там Отца Небесного. Да только тот забыл это место. Отвернул свой Божественный лик.
Когда-то здесь несли службу вооружённые часовые, а сейчас безмолвные автоматические турели по-прежнему нацеливались на пустые пространства, готовые в любой момент превратить человека в кровавое месиво.
Маркус и Марсель шли с каменными лицами. Спокойно. Без эмоций. Но Хлоя...
Её пальцы непроизвольно сжали планшет, когда они проходили над «Тайм-Сквер». Мрачное место. Здесь, прямо под их ногами, полвека назад солдаты расстреливали взбунтовавшихся заключённых. От живота, не целясь. Отстреливали, как бешеных собак. С наслаждением. Она почти физически ощущала, как сквозь толщу бетона просачиваются крики умирающих, смешанные с треском автоматных очередей. Здесь каждый камень источает запах смерти. Кровь. Здесь всё ею пропитано. Страхом. Отчаянием.
«Две тысячи человек», — пронеслось у неё в голове. Две тысячи жизней, запертых в этих стенах. Она представила, как они считают минуты до короткой прогулки, как мечтают о глотке свежего воздуха, как ночью в переполненных камерах начинается ад... Ночь. Долгая ночь. Её не пережить. Нет. Лучше уж смерть.
Её дыхание участилось, когда они приближались к блоку «В». Хлоя видела многое — кровь, предательство, боль. Но Аттика имела другой уровень жестокости. Даже самые отпетые рецидивисты бледнели при одном её упоминании.
«Сколько из них сломались здесь? — думала она, чувствуя, как по спине бегут мурашки. — Сколько повесились на самодельных верёвках или перерезали вены осколком стекла? Как? Как так вышло, что люди превратились в зверей? Ну почему?»
Она резко вдохнула, когда Бачински остановился у тяжёлых металлических дверей блока «В». За ними находился тот, ради кого они пришли. Но сейчас Хлоя впервые за долгие годы почувствовала — она не готова увидеть, что скрывается за этими дверями. Она жалела, что не может ослепнуть, оглохнуть. Она не должна это видеть.
С лязгом, от которого по спине пробежали мурашки, массивные двери блока «В» распахнулись. Дежурный офицер, мельком взглянув на Бачински, кивнул и пропустил «инспекторов» внутрь.
Цель — камера «511». Она находилась на третьем этаже, где держали самых опасных. Тех, кого Альянс боялся даже здесь, за толстыми стенами и решётками.
Стальные ступени лестницы звенели под ногами, усиливая гнетущую атмосферу. Каждый шаг отдавался глухим эхом в узком бетонном колодце. Хлоя невольно задерживала дыхание, проходя мимо камер — сквозь ржавые прутья решёток на неё смотрели десятки глаз.
Эти глаза...
Одни — остекленевшие от безразличия, другие — горящие безумным огнём, третьи — полные животного страха. Но все они одинаково цеплялись за проходящих, как утопающие за соломинку. Для заключённых незнакомцы в строгих костюмах были хоть каким-то разнообразием в бесконечном однообразии серых дней.
Эти люди месяцами, годами видели только серые стены, охранников да редких посетителей. Теперь они впитывали каждую деталь: шаги, одежду, лица.
Один из узников, высокий, со шрамами на лице, прижался к прутьям, следя за группой. Его взгляд скользнул по Хлое — не с надеждой, не со злобой, а с холодным любопытством. «Что вы здесь забыли?» — будто спрашивали его глаза.
Бачински остановился у камеры 511, развернулся и прижался к стене, словно стараясь стать незаметным. Он нервно кусал губу, бледные пальцы бесцельно мяли ткань униформы.
— Вот... вот здесь, — прошептал он, глаза его бегали по сторонам, будто он ожидал, что из-за угла сейчас выскочит что-то ужасное.
Стальную дверь камеры «511» покрывали царапины и тёмные пятна, происхождение которых лучше не представлять. В глазке — ни проблеска света. Тишина за дверью казалась неестественной, почти зловещей.
Хлоя непроизвольно сглотнула. Что их ждёт за этой дверью? Неужели опоздали?
— Господа, позвольте представить заключённого номер 2001, — голос Бачински дрожал, когда он зачитывал инструкции.
— Особый режим содержания: без прогулок, питание в камере, контакты исключены. Душ — раз в десять дней под наблюдением. Любые разговоры запрещены, только команды. Никакой переписки, СМИ или священников.
— Как мило, — Хлоя едко заметила, — хоть дышать разрешили. Правда, не тем воздухом, которым дышат свободные люди.
— Офицер, откройте камеру, — властно приказал Маркус. — Войдите и сядьте на койку рядом с заключённым. Немедленно!
Охранник, словно марионетка, подчинился гипнотической силе в голосе хранителя. За решёткой сидел измождённый мужчина. Его глаза расширились, когда он увидел незнакомцев в чёрной форме с золотыми нашивками.
— Господин президент, — Хлоя наклонилась к решётке, — готовы сменить эту робу на ваш лучший костюм и знаменитую красную кепку? Флорида ждёт своего лидера.
Рональд Траст поднял дрожащую руку, сжав кулак. По его щекам текли слёзы.
— Мы поможем вам выбраться, — продолжила Хлоя. — Я американка, эти джентльмены — наши союзники».