Учитывая общий характер Программы Лейбористской партии на 1983 год, едва ли стоит удивляться тому, что Москва, служившее ей фасадом советское посольство в Лондоне и КГБ столь старательно обхаживали левых. Социалисты во главе со своим лидером Майклом Футом призывали руководство Англии к одностороннему ядерному разоружению, к отказу от применения ракетной системы «Трайдент», или «Трезубец», и от развертывания ракет типа «круиз» и, наконец, к закрытию всех американских ядерных баз на территории Англии. Понятно, что все эти требования горячо поддерживались Москвой.
В глазах руководства КГБ наиболее ценным тайным осведомителем лондонского отделения этой организации был ветеран Лейбористской партии, представлявший ее в парламенте, Феннер Брокуэй. То, что к восьмидесятым годам ему было уже за девяносто, не имело никакого значения: его левая ориентация и неискоренимая наивность позволяли поддерживать с ним самые теплые, дружеские отношения. В течение многих лет этого человека курировал Михаил Богданов, выделявшийся элегантностью и утонченностью на фоне сотрудников лондонского отделения КГБ.
Сыну ленинградского музыканта Богданову, красивому, всегда безупречно одетому и обладавшему представительной внешностью, было тогда чуть больше тридцати. Прикрытием ему служил статус лондонского корреспондента московской газеты «Социалистическая индустрия», а рабочее место его находилось в его же квартире неподалеку от Кенсингтон-Хай-стрит. Поскольку газета, которую он представлял, не имела достаточных средств, чтобы содержать собственных корреспондентов за рубежом, его журналистская работа была чистейшей фикцией и оставляла массу свободного времени для обхаживания нужных объектов.
Богданов разъезжал с Брокуэем по Лондону, возил его в ресторан, из ресторана — в палату лордов, подбрасывал его до дома и одаривал свитерами, перчатками и прочее, прочее.
В те дни Москва придавала исключительно большое значение массовому движению в поддержку мира, включая кампанию за ядерное разоружение, и делала все, что в ее силах, чтобы использовать их в Своих интересах.
Большинство жителей западных стран не видели ничего плохого ни в кампании за ядерное разоружение, ни в других аналогичных движениях. Да и в самом деле, разве это не здорово контроль над вооружениями, различные комитеты в Женеве? Людям хотелось, чтобы государства разоружались, и соответствующие призывы сторонников мира звучали для них вполне безобидно.
Москва, однако, продумав все тщательно и действуя решительно и целеустремленно, предприняла попытку использовать подобные движения в качестве дымовой завесы для постоянного наращивания производства орудий массового уничтожения и создания ядерного арсенала.
Подобная тактика СССР сопровождалась всевозможными пропагандистскими трюками. «Это Запад расширяет свой ядерный арсенал, — утверждалось, например, советскими средствами массовой информации. Это Запад испытывает ядерное оружие. Это Запад размещает в самом сердце Европы смертоносные ракеты «Першинг-2» и «круиз».
С присущим ей цинизмом Москва использовала каждого, кто по наивности соглашался дуть в ее дуду. И ни один из общественных деятелей не делал этого столь эффективно, как Брокуэй. Возглавляемое им Движение за всемирное разоружение — сравнительно небольшая организация, которую он основал в 1979 году вместе с Филипом Ноэль-Бейкером, — было, по существу, игрушкой в руках КГБ. Брокуэй с таким упорством озвучивал в своих речах идеи, которые сумел привить ему Богданов, что в наших отчетах Центру он фигурировал значительно чаше, чем другие политики. В Лондоне, Восточном Берлине, Праге, Брюсселе и во многих других местах — короче, всюду, где бы он ни был, — он проводил огромную работу на радость КГБ. В частности, эта организация испытывала по отношению к нему огромное чувство признательности еще и потому, что он горячо отстаивал идею создания безъядерных зон, за что так ратовал Кремль, стремясь опоясать ими огневую мощь Запада на случай глобальной войны. В сущности, как ни прискорбно это, он был марионеткой КГБ.
Весьма любопытно, что в своей последней книге, опубликованной в 1986 году и озаглавленной «Девяносто восьмой еще не окончился», Брокуэй не упоминает ни Богданова, ни КГБ. Это дает основание полагать, что он, скорее всего, догадывался, кем в действительности был его верный друг, выполнявший по собственному почину обязанности и его шофера, и личного секретаря, но при этом ему было все же невдомек, что то, чем он занимался, представляло немалую опасность для Запада. Косвенным подтверждением успешного сотрудничества КГБ с этим человеком можно считать состоявшееся еще при жизни Брокуэя, в 1985 году, торжественное открытие в лондонском Ред-Лайон-сквер памятника ему, представлявшего собой его скульптурный портрет.
Еще двумя англичанами, на которых делали ставку Советы, являлись члены парламента тоже от Лейбористской партии Фрэнк Эллаун и Джеймс Леймондч. Оба они активно участвовали в инициированном Москвой Движении сторонников мира и, по мнению советского посольства, вели себя так, словно были агентами не КГБ, а Международного отдела ЦК КПСС, поскольку послушно выполняли установки Советского комитета защиты мира. Их зарубежные поездки, их публичные выступления и, наконец, то, как они голосовали в парламенте, производило на Москву самое благоприятное впечатление, поскольку их действия были в русле советской пропаганды. Несомненно, сами они не рассматривали свою деятельность в такой плоскости, но я исхожу исключительно из содержаний досье КГБ и докладных записок советского посольства.
Советское руководство пыталось использовать в своих интересах возникшие в разных странах организации в защиту мира. Посольство СССР в Англии посещали представители разных социальных слоев. Среди постоянных визитеров были и такие желанные объекты, как Брюс Кент, генеральный секретарь Движения за ядерное разоружение, и Джоан Раддок, председатель указанной организации. Они не любили официальных приемов, но, как и многие другие, приходили свободно, ни от кого не таясь, в наше посольство, чтобы побеседовать с послом, его заместителем или советником Львом Паршиным. Проводя значительную часть своего времени в разъездах, они посетили немало стран, включая Советский Союз и восточноевропейские страны, и, где бы они ни появлялись, функционеры Комитетов зашиты мира пытались оказать на них свое влияние. Находясь в Лондоне, Богданов не раз приглашал Джоан Раддок в ресторан, рассчитывая таким образом установить более тесный деловой контакт с ней, но она всякий раз приглашение отклоняла. Я не знаю, что заставляло ее так поступать, возможно, она опасалась, что кто-то попытается скомпрометировать ее, сфотографировав в неофициальной обстановке с советским чиновником. Несомненно, проявлять осторожность побуждали ее и тревожные слухи о том, что Движение за ядерное разоружение финансируется СССР. Так ли это было на самом деле или нет, мне неизвестно: во всяком случае, у меня нет никаких доказательств ни достоверности, ни безосновательности подобных слухов.
Не знаю почему — возможно, по простоте душевной — мы все решили не трогать Тэма Дальелла, придерживавшегося левых взглядов воспитанника Итонского колледжа и владельца замка в Шотландии. Хотя мы никогда не считали его тайным осведомителем, он тем не менее своей громкой гневной реакцией на затопление аргентинского крейсера «Белграно» во время фолклендской войны сослужил КГБ неплохую службу, поддержав, по существу, развернутую этой организацией пропагандистскую кампанию. Как я уже говорил, КГБ и другие советские учреждения заняли в этом конфликте сторону Аргентины, так что любой, кто выступал против проводившейся Англией военной операции и, соответственно, критически оценивал внешнюю политику правительства консерваторов, вызывал в Москве самую горячую симпатию.
Единственным из нас, кому удалось снискать расположение Дальелла, был все тот же Богданов. Он частенько встречался с Дальеллом в Лондоне и гостил у него в замке, и в предисловии к своей книге «Торпеда Тэтчер» Дальелл упоминает о Богданове как о симпатичном советском дипломате, который оказал ему большую помощь в работе над книгой. Сознавал ли Дальелл или нет, что он имел дело с сотрудником советской разведки, — это уже другой вопрос, я лично сомневаюсь в этом. Сам же Богданов считал, что подбросил Дальеллу ряд интересных идей, и вдохновенно расписывал в докладных Центру свои отношения с автором указанного выше сочинения. В годовом отчете лондонского отделения КГБ за 1983 год, подготовленном мною для Центра, Тэму Дальеллу был посвящен специальный раздел, в котором отмечалось, сколь полезной для нас оказалась заявленная им позиция. К сожалению, когда я передал отчет для ознакомления Гуку, тот, по своему невежеству не поставив меня об этом в известность, заменил имя Тэм на Том, так что документ ушел в Москву с вопиющей ошибкой, что вызвало справедливое негодование Богданова. Этот случай исключительно ярко высвечивает одну из проблем, с которыми нам приходилось постоянно сталкиваться: серьезной помехой в нашей работе было не только невежество таких людей, как Гук, но и требования Центра поставлять ему информацию в немыслимо огромных объемах. Чтобы хоть как-то удовлетворить эти непомерные требования, сотрудникам нашего отделения приходилось во что бы то ни стало составлять уйму всевозможных докладных записок, отчетов и прочего справочно-информативного материала. При таком положении вещей порой просто некогда, как говорится, отделить зерна от плевел и нередко сотрудники просто вынуждены были неимоверно раздувать свои успехи и преувеличивать ценность сведений, полученных ими от своих осведомителей.
Среди английских политиков имелось немало таких, кто сами по себе, без всяких усилий с нашей стороны, столь энергично и столь горячо выступали в поддержку советской позиции по самым различным вопросам, что КГБ не видел особой нужды в их дополнительной идеологической обработке. Одним из них являлся Тони Бенн, чьи взгляды, по нашему мнению, почти полностью совпадали с политическими установками Коммунистической партии Советского Союза. Советское посольство было уверено, что Бенн и без каких-либо усилий с его стороны будет выступать с просоветскими, антиамериканскими заявлениями и в палате общин, и с других высоких трибун. Попов, не отличавшийся особым умом, так и не заметил, что значительная часть английского общества считала Бенна эксцентричным человеком и не принимала всерьез. Как-то раз, во время очередного нудного утреннего совещания в подвальном помещении посольства, посол сделал весьма красноречивое заявление: