Надо сказать Бенгту, чтобы он написал трогательную историю о счастливой молодой паре: мечты о совместном ребенке и внезапная трагедия, положившая конец всему. Он знает, как выжать слезу.
Выйдя в коридор, я столкнулся с Таге Троппом, который только что пришел и как раз вешал на вешалку пальто.
– Отличная работа! Вчера ты опять оказался на высоте. Но, послушай…
Таге перешел на шепот.
– Ты не преувеличиваешь? Давид требует, чтобы мы строго придерживались фактов.
Тут на столе у меня замигал внутренний телефон, и я кинулся обратно в кабинет.
– Доброе утро, Сандаль, это Редактор. Вы не могли бы зайти ко мне на минутку?
Стало быть, Давид Линд уже на месте. Очень хорошо. Тогда я могу воспользоваться случаем и попросить покрыть мои расходы – вознаграждение Крунблуму, представительские расходы на ужин с Кислым Карлссоном и прочие траты в связи с журналистским расследованием – флакончик духов стоимостью сорок крон.
Когда тебя вызывали в кабинет Редактора, это могло означать две вещи – увольнение или повышение. Повышения я не хотел, но благодарность за хорошую работу могла бы исправить мне настроение в это не самое удачное утро.
Давид Линд восседал за своим большим тиковым столом. Жестом он указал мне на стул напротив себя.
– Вы по-прежнему занимаетесь следствием по делу об убийстве? Вы были единственным со статьей о приключениях Конрада Блума, не так ли?
Я сел по стойке «смирно».
– Как вам удалось его вычислить?
– Частное расследование и простой метод дедукции, – скромно объяснил я. – Однако он не пожелал давать интервью бесплатно.
Давид Линд нахмурился.
– Не пожелал бесплатно?
– Блум потребовал вознаграждения за эксклюзивное право на его рассказ. Поэтому я заплатил ему восемьдесят крон из собственного кармана.
Редактор резко повернулся в кожаном кресле.
– Это прямо противоречит моим принципам. Мы никогда не платим людям за то, что они выступают в нашей Газете. Я хочу поддерживать хорошие контакты с читателями во всей нашей местности, но решительно отказываюсь платить какое-либо вознаграждение. Разве вам никто не сообщил об этом, Сандаль?
Я молча кивнул.
– Однако вы позволили себе такое своеволие! Я не смогу принять счета, в который вы включаете позиции такого рода.
Пропали восемьдесят крон. Осталось еще две попытки.
– Однако я пригласил вас не за этим, – продолжал Линд. – Сегодня утром мне на квартиру позвонил шеф полиции региона Карлссон. Он был возмущен тем, как мы подали рассказ Крунбл… Блума. Кроме того, статья о визите к врачу в Мальмё также явилась для него неприятным сюрпризом. Карлссон открытым текстом заявил мне, что ему не нравится такого рода погоня за сенсациями. Я вынужден с ним согласиться. Газета не должна лишиться доверительного сотрудничества с полицией. Поэтому прошу вас, Сандаль, тщательно продумывать, что вы пишете, чтобы впредь у нас не возникало столкновений с кем бы то ни было. Маленький городок вроде нашего не привык к таким серьезным преступлениям. Сразу же поползли сплетни и слухи. Газета не должна публиковать то, что является всего лишь разговорами.
Пропали еще шестьдесят крон. Теперь пытаться убедить Давида Линда, что мы с Кислым Карлссоном накануне обсуждали убийство за пютт-и-панной, было бы редкостной дерзостью.
– С этой целью я и вызвал вас к себе, Сандаль, – проговорил Линд в знак того, что аудиенция окончена. – Желаете еще что-нибудь добавить?
Я сидел, запустив руку в карман пиджака, перебирая пальцами крошечный пакетик, перевязанный красной ленточкой.
– Нет, мне добавить нечего.
То, что мне насильно впихнули флакон духов во время проведения частного расследования, – такое просто не уместилось бы в голове главного редактора.
– Ну, Йоран, – окликнул меня из своего кабинет Густаф, когда я проходил мимо. – Какие у нас заголовки на завтра?
– Заткнись! – рявкнул я и удалился в свой кабинет.
Заголовки для завтрашней газеты?
Пока имелся только один:
ЖУРНАЛИСТ ОБВИНЕН В МОШЕННИЧЕСТВЕ
С ЧЕКОВОЙ КНИЖКОЙ
Дочь Крунблума, Ирма. Кислый Карлссон. Давид Линд.
Странная комбинация, которая всего за несколько часов выбила меня из колеи. Оставаться в редакции я не собирался и тихонько проскользнул мимо двери Окессона.
От превышения лимита по чекам совесть моя полностью отключилась. Я выписал чек Самому Себе и получил в банке рядом с редакцией пятьдесят крон. Десять из них я использовал на пачку сигарет и бутылку Vino Tinto, не решившись утопить свои печали в более дорогом напитке.
Бенгт все еще сидел в квартире, когда я поднялся туда.
– Ну, – спросил он, завязывая галстук перед зеркалом в прихожей. – Тебя соблазнила фатальная красотка Ирма? Видимо, нет, раз у тебя такой кислый вид.
Я поведал ему о своих страданиях – у этого человека хватило жестокости рассмеяться!
– Да уж, ты настоящий друг, что и говорить, – проворчал я. – Но я приберег для тебя сюрприз. Тебе поручено написать главную статью завтрашнего номера – о неудавшемся семейном счастье, о мужчине и женщине, которые столько лет в браке мечтали о ребенке, но, когда малыш наконец-то завелся, женщина пала от рук убийцы. Нажимай на чувства, мой дорогой друг, пусть тетушки в своих домиках рыдают навзрыд. Пиши красиво и много. Ко мне же сейчас прикованы глаза цензора.
– Спасибо за комплимент, – ответил Бенгт, надевая пиджак. – Но я, к счастью, не наделен даром писать затертыми штампами.
– У тебя это прекрасно получилось, когда Ингу Бритт выбрали Люсией!
Бенгт замер на месте.
– А ты что об этом знаешь, черт подери?
– Спокойно, мой мальчик, не надо бурных чувств. Достаточно сходить в архив к нашему старому другу. Там хранятся все грехи нашей молодости.
Бенгт зашел в нашу гостиную, и я щедро угостил его только что купленными сигаретами.
– О’кей, – произнес он, затягиваясь. – Поскольку тебе уже известна эта тайна, нет смысла отнекиваться. Но я напишу эту заказную статью с одним условием.
– Сделаю все, что попросишь.
– Сегодня вечером я должен был написать рецензию на фильм…
– Уф, ну это мелочи, – рассмеялся я. – Сделаю задней левой…
– И я пообещал Гит взять ее с собой. Без пяти семь она будет ждать меня у кинотеатра «Сага».
Я сглотнул.
– А позвонить и отменить ты не можешь?
– Она уехала с родителями и вернется в город только около шести. Ты что, застеснялся, крутой репортер криминальной хроники?
– А что, по-твоему, она скажет, если появлюсь я, когда она предвкушала романтический вечер с тобой?
– Девушек не следует баловать, – с видом знатока произнес Бенгт. – К тому же она говорит, что у тебя добродушный вид.
Добродушный вид!
Трудно найти выражение, которое я ненавижу больше, чем это.
– Поэтому ты спокойно доверяешь свою возлюбленную моим заботам, – обиженно проворчал я. – Я чувствую себя евнухом, принятым на работу визирем в свой гарем.
Бенгт не успел ничего сказать мне в утешение, потому что тут зазвонил телефон и он схватил трубку.
– Да, он дома. Хочешь поговорить с ним? А в чем дело? Тогда приходи сюда, Йоран наверняка захочет услышать все детали. Пока… говнюк конченый, – добавил он, когда собеседник повесил трубку.
– К кому это ты был столь любезен?
– Чемпион Швеции по выписке штрафов за неправильную парковку, полицейский Дан Сандер, – с омерзением в голосе ответил Бенгт. – У него для тебя важная информация по делу об убийстве. Как ты слышал, я попросил его подняться сюда – а это означает, что сам я намерен ретироваться.
– Похоже, ты не в восторге от Дана.
– Этого ублюдка никто не любит.
Раздавив сигарету в пепельнице, Бенгт ушел, не сказав больше ни слова. Через некоторое время в дверь позвонили, снаружи стоял Дан с большой сумкой в руках. Войдя, он уверенно плюхнулся в кресло.
– Вина?
Он отказался.
– Я отсюда прямо на стрельбище тренироваться.
– Это очень кстати, – стал подтрунивать я. – В воскресенье ты показал не самые блестящие результаты.
– Это ты, по крайней мере, помнишь, – ответил Дан и потянулся к моим сигаретам. – Окессон весь день гонялся за мной из-за списка, который я отдал тебе еще утром.
– Но сейчас у тебя более важные новости, чем результаты стрельбы, – напомнил я, желая перевести разговор на другое.
Он бросил на меня высокомерный взгляд.
– На самом деле я слишком добр к тебе. Мне следовало бы рассердиться, но я делаю это ради старой дружбы.
Я уже открыл рот, чтобы задать вопросы, но Дан продолжал:
– Снимок, который сделал этот комичный Дальстрём, – где он в газете?
– Выкинули. Появились более важные материалы.
Дан презрительно скривил губы – как говорят у нас в прессе.
– Более важные материалы! И какие же? Болтовня этого пьяного придурка Крунблума? Битва на дороге и блестящий предмет на лбу. Как, черт подери, ты мог купиться на эту историю?
– Ну-ну, полегче на поворотах, – с угрозой в голосе проговорил я. – Это может оказаться полицейский, а шеф полиции Тюре Карлссон пообещал лично проверить алиби всех полицейских на вечер воскресенья.
– Ну так пусть развлекается, – буркнул Дан. Похоже, он всерьез обиделся, что его фотография не появилась в газете.
– Взбодрись, парень, у тебя еще будет шанс попасть на обложку, – утешил его я. – Вот сейчас, например – с какими новостями ты явился ко мне?
Дан не спеша вытащил спичку и принялся ковырять ею в зубах.
– Велосипед найден, – произнес он в воздух.
Вот это и вправду новость! Я почувствовал, как во мне снова просыпается охотничий инстинкт.
– Где?
– На стоянке у железнодорожного вокзала.
– Кем? – спросил я по инерции, хотя ответ был очевиден. Дан попытался выглядеть скромным, но ему это не удалось.
– Да вроде мной.
Он выпрямился в кресле, голос его зазвучал суровее.
– Знаю, народ много чего рассказывает о Дане Сандере. Да-да, можешь не закатывать глаза и не пытаться отговориться. Ты сам писал отчет о судебном процессе, смакуя каждую подробность. Знаю, что за спиной у меня смеются, когда я хожу с блокнотом, проверяя припаркованные машины. И так называемые товарищи по работе туда же. Думают, что они могут устроить мне бойкот и добиться, что я уйду. Но меня так просто не сломить, хорошо смеется тот, кто смеется последним. Полицейский Дан Сандер в очередной раз выполнил свой долг.