Бенгт Хоканссон пришел принять участие в похоронах!
Лицо скрылось, и я ощутил движение в рядах стоявших поблизости. Всего несколько секунд – и он бесследно исчез. Я осознал, что преследовать его невозможно.
Когда похороны закончились и людской поток потянулся обратно к центру, я безвольно последовал вместе с ним. По старой привычке я зашел в редакцию, где меня дожидался Торстенссон.
– Им что-нибудь известно?
– Ничегошеньки. С тех пор, как Экмана отпустили, о нем ни слуху ни духу.
– Ну, теперь его песенка спета, – констатировал я. – Не явиться на похороны собственной жены – это уже слишком. Даже если она сто раз была беременна от другого.
– У тебя есть ко мне еще задания? – спросил Курт, поглядывая на часы. – Понимаешь ли…
– О’кей, беги на свое свидание, – проговорил я, ощущая себя стариком. – Сегодня мы уже никуда дальше не продвинемся.
Мне же торопиться было некуда, так что я еще посидел в своем кабинете. Мои мысли крутились вокруг Альфа Экмана. Собирался встретиться с товарищем по школе. Прогулял похороны.
Взяв себя в руки, я вышел из редакции, побродил немного по пустым по случаю субботы улицам. Остановился перед почтамтом. Может быть, сослуживцы смогут дать объяснение странному поведению Альфа?
Мы часто заходили по вечерам с заднего входа, чтобы забрать последние новости, поэтому моему появлению никто не удивился.
– Я ищу Альфа Экмана. Кто-нибудь знает, где он?
Веснушчатый трезвенник, с которым я уже встречался ранее, мрачно посмотрел на меня.
– С тех пор как его отпустили из полиции, о нем ничего не слыхать. Впрочем, с таким же успехом он мог бы там и остаться.
– Заткни варежку, придурок, – буркнул более преданный Альфу Экману синий комбинезон, стоявший чуть поодаль. – Альф отличный парень, не смей нести про него всякое дерьмо.
– Сейчас его, по всей видимости, нет на месте, – вставил я.
– Про его личную жизнь нам ничего не известно, – с достоинством ответил синий комбез. – Он взял отгулы до конца месяца.
Больше сослуживцы ничего не знали. Из чувства долга я спросил, есть ли письма в газету, и после этого смог со спокойной совестью удалиться.
Перейдя наискосок улицу, я зашел в наш подъезд. Остановился на первом этаже перед дверью с табличкой «Бенгтссон».
С утра четверга, столь богатого событиями, я ни разу не переговорил с Дорис. Существовала вероятность, что гроза еще не совсем миновала, но я решил рискнуть.
Она открыла мне с улыбкой, тут же угасшей, едва она увидела, кто пришел.
– Нет, это не Альф, – дерзко начал я.
В ее глазах сверкнул недобрый огонек.
– Ну ты редкостный нахал, бесстыжие твои глаза.
– Он придет сюда или же ты знаешь, где он?
– Душа моя, раскинь мозгами, – проговорила она. – Только журналист способен проявить такую бестактность и нравственную неразвитость, чтобы явиться к любовнице через пару часов после похорон убитой жены.
– Альф на похороны не пришел, – ответил я. – Но я заметил, что ты была в церкви.
Глаза Дорис метали молнии.
– Почему это я не могу пойти в церковь? Инга Бритт была моей коллегой по работе. Исчезни, пока я совсем не вышла из себя.
– Не знаешь, встречался ли Альф с товарищем по школе, о котором рассказывал мне в кабаке?
Дорис, ужа собиравшаяся захлопнуть дверь у меня перед носом, заинтересовалась. Она рывком втащила меня в прихожую.
– Ты о чем? Какой товарищ по школе и какой кабак?
Я пересказал ей, что произошло в Эслёве в четверг вечером. Дорис долго стояла молча.
– Альф звонил мне в пятницу утром, – проговорила она наконец. – Сказал, что сперва должен сделать одно дело, а потом приедет ко мне. Я попыталась объяснить ему, что это было бы полным безумием. Сплетен и пересудов и без того хватает! С тех пор он не появлялся. Я подумала, что он дуется, но надеялась сегодня услышать от него хоть что-нибудь.
– Он говорил о похоронах, когда звонил?
– Нет, но я восприняла как нечто само собой разумеющееся, что он придет.
…Только я зашел в нашу квартиру, как затрещал телефон. И кто же мог быть в трубке, если не Дан Сандер?
– Позвони дежурному на телефонную станцию и спроси, куда сообщать новые сведения об убийстве, – сердито выпалил я.
– Сегодня вечером я намерен послать все убийства куда подальше, – откликнулся Дан. – Просто хотел отблагодарить тебя за вчерашнюю помощь. Если ты один дома, я приду с бутылкой. Можно уже начать подготовку к ежегодному празднику стрелкового клуба.
Я пообещал принять и его, и бутылку. В особенности последнюю.
Дан появился в облаке мужественных ароматов одеколона, пены для укладки волос и дезодоранта для рта. Из внутреннего кармана пальто он извлек пакет характерной формы в дешевой коричневой бумаге.
– В качестве зачина для приятного вечера, – заявил он, ставя на стол пол-литровую бутылку джина. – С тебя лимонад и бокалы.
– Бокалы есть, а вот лимонада в доме не водится, – ответил я. – Если тут и пьется нечто крепкое, то это виски с ледяной водой. Я думал, ты в курсе.
Дан требовательно взглянул на меня.
– Тогда сбегай купи тоник!
Я уставился на него.
– Но ты ведь и сам можешь сходить!
Вскочив со стула, он ткнул меня пальцем в грудь:
– Давай не будем ссориться! Ясное дело, я могу сходить и сам, но поскольку я принес крепкого, то подумал, что ты можешь позаботиться об остальном.
Слова Дана почти заставили меня устыдиться, я сбегал в кондитерскую на другой стороне улицы и купил несколько бутылок тоника.
Мы смешали грог и выпили. Джин – не самый мой любимый напиток, и я поморщился. Потом втянулся и вскоре почувствовал приятное расслабление. Поначалу мы болтали о городе, о людях и о женщинах в общих чертах, но потом я не удержался и спросил:
– Насколько хорошо ты знаешь Альфа Экмана и Бенгта Хоканссона и что ты о них думаешь?
– Я ведь родом не отсюда, так что Бенгта ты наверняка знаешь лучше меня. Что я о них думаю? Если честно, мне кажется, что Альф – ничтожество. С твоим дружком вроде все в порядке, хотя я знаю, что он меня терпеть не может.
Дан отмахнулся от моих попыток протестовать.
– Можешь ничего не объяснять. Это слышно по голосу каждый раз, когда мы говорим по телефону. Кстати, почему ты спрашиваешь?
Я отпил глоток грога, чтобы подкрепить свои силы.
– Я подозреваю, что Бенгт имеет отношение к убийству Инги Бритт.
Дан опустил бокал, который уже подносил ко рту.
– Ты понимаешь, какие серьезные обвинения против него выдвигаешь?
Я опустил голову.
– Откуда у тебя подозрения?
Я рассказал о мелких деталях – о разорванной карточке в мусорной корзине, о выдуманной поездке и внезапном появлении на похоронах.
Дан долго сидел в задумчивости.
– Вероятно, всему этому существуют вполне достоверные объяснения.
– Но согласись, что все это очень странно? Как ты считаешь, не переговорить ли мне с Кислым Карлссоном?
– Я бы на твоем месте подождал. Твои акции сейчас невысоко котируются у шефа полиции.
– Ты что-нибудь знаешь о том, куда подевался Альф Экман? – спросил я, довольный тем, что Дан не попросил меня обратиться в полицию. Теперь я почти обрел покой.
Он ничего не знал, но я уже разошелся и рассказал ему правду о моем репортаже с уборки свеклы.
– Товарищ по школе, – задумчиво повторил Дан. – Тут выбор небольшой.
– Вот именно. Например, можно выбрать Бенгта Хоканссона, – лаконично констатировал я, допивая последний глоток.
Снова повисла пауза. Дан первым пришел в себя.
– Ты ведь не собираешься сидеть тут один как сыч в субботу вечером? Пойдем со мной на праздник!
– Я не член вашего клуба.
– Да ладно, по поводу членства там не строго. Пошли!
– Не хочу встречаться с Густафом Окессоном, мне его на работе хватает, – упирался я, понимая, что надолго моих возражений не хватит.
– Мы будем держаться вместе, ты и я, плюс пара девчонок, которых мы там подцепим и приведем сюда, – ухмыльнулся Дан, подмигивая мне.
Наконец я сдался, и мы с ним, слегка пошатываясь, потащились под дождем за несколько кварталов к ресторану «Поместье», где должно было состояться пиршество – как говорят у нас в прессе.
Там разыгрывались привычные и невероятно банальные сцены. В фойе толкались женщины, снимавшие с себя пальто, шубы, кофты, шарфы, шерстяные штаны, галоши и сапоги, чтобы потом пробиться к единственному зеркалу и убедиться, что пятнадцать крон, отданные парикмахерше за укладку, просто выброшены на ветер. Тем временем мужчины стояли вдоль стен, терпеливо дожидаясь того момента, когда можно будет уже пройти в зал к водочке и селедочке.
Прямо на входе я налетел на мину. Там за крошечным столом в роли Цербера восседал Густаф.
– Йоран! Какой сюрприз! Так ты вступил в стрелковый клуб?
– Подумываю, – чуть слышно пробормотал я.
– Тогда давай сразу заполним на тебя членскую карточку. С тебя пятнадцать крон плюс взнос за участие в празднике.
– Ты ведь заплатишь за меня? – с вопросительно-утвердительной интонацией выпалил я и вслед за Даном ринулся в зал.
В толпе промелькнул мой лучший недруг, шеф полиции Тюре Карлссон. Учитывая, что мне обычно везет как утопленнику, я опасался, что мы с ним окажемся за одним столом. Но до этого все же не дошло. Нас с Даном посадили к группе юных стрелков, которые пили лимонад и обсуждали свои удачные выстрелы по мишеням. Сам я не сильно интересовался едой, зато на все сто использовал те случаи, когда официантки проходили по залу, неся на подносах спиртное.
После кофе с коньяком на крошечную сцену выползла группа перепуганных самодеятельных музыкантов, и распорядитель вечера Окессон на всякий случай крикнул в микрофон «Танцы!», чтобы никто не подумал, что начинаются показательные стрельбы или бег в мешках.
Пьяное состояние подкинуло мне в голову мысль приударить за женой Кислого Карлссона и соблазнить ее в гардеробе в качестве мести за все нанесенные ее мужем оскорбления, но я воврем