Более 75 процентов новых заболеваний являются зоонозными инфекциями (то есть передаются человеку при контакте с животными). В эту группу попадает вирус конго-крымской лихорадки, хантавирусы, генипавирусы и Эбола. Другие болезни, например сезонный человеческий грипп и СПИД, были зоонозами вначале. Благодаря идеальному совпадению генетических, экологических, поведенческих и политических факторов патогены выходят из своей естественной среды обитания в дикой природе и заражают людей. Именно поэтому концепция единого здравоохранения подразумевает охоту на эти микробы в их естественной среде и поблизости, чтобы выявить, какие из них могут закрепиться в организме человека.
Наше расследование привело нас и в порты – надо было посмотреть, как привозят овец и где их держат. Было известно, что 80 процентов животных поступает в эмираты из Австралии, где нет ни смертельно опасных клещей из рода Hyalomma, ни вируса конго-крымской лихорадки, переносчиком которого является этот вид клещей. Следовательно, эти овцы были здоровы. Оказалось, однако, что их смешивали с животными из Сомали и Ирана – стран, где это заболевание присутствует. Невинные австралийские овечки заражались конго-крымской лихорадкой через клещей, попадавших на них с других овец или из загонов, и к моменту убоя имели в крови крайне высокое содержание вируса. Пораженных клещами животных контрабандой ввозили через Персидский залив на маленьких лодках, поэтому запрещать импорт было бессмысленно. Очевидное решение – перестать смешивать животных, но здесь мы ничего не могли поделать с предпочтениями местных жителей. Морда австралийской овцы, по их словам, была похожа на лицо дьявола, так что они предпочитали животных из своего региона.
Мы дали ряд рекомендаций – от защиты мясников и других лиц, обращающихся с животными, до внедрения системы мониторинга новых инфекций. Еще мы посоветовали отделять австралийских овец от местных, погружать последних в раствор от клещей до помещения в загоны, а сами загоны обрабатывать дезинфицирующим средством каждый раз при смене животных. Мы оставили и рибавирин (противовирусный препарат), который уже показал свою эффективность в небольших исследованиях, для использования в местных больницах при любых подозрениях на конго-крымскую лихорадку.
Вспышка в ОАЭ стала крупнейшей за всю историю наблюдений, но в регионе эта болезнь не была чем-то необычным. Пока я находился в ОАЭ, Министерство здравоохранения Саудовской Аравии пригласило меня на консультацию по поводу конго-крымской лихорадки среди гастарбайтеров – случаи наблюдались и там. Поэтому я получил в Дубае визу и полетел в Эр-Рияд. К сожалению, человек, который должен был меня встретить, решил не приезжать в аэропорт, так как было уже поздно и шел дождь. Переговоры с таможенной и иммиграционной службой мне пришлось вести самостоятельно. Пограничник по-арабски попросил мой паспорт. Я не понял. Тогда он увидел паспорт у меня в руке и повторил вопрос на английском языке. Я вручил ему свой служебный паспорт гражданина США.
– Ты мусульманин? – поинтересовался он.
– Да, – ответил я.
– Какой же ты мусульманин, раз не умеешь говорить по-арабски?
Затем, держа в руках мой служебный (а не гражданский) американский паспорт, в котором стояло место рождения «город Нью-Йорк, штат Нью-Йорк», он спросил меня, американец я или нет.
– Да, американец, – сказал я ему.
– Нет, ты просто пакистанец с фальшивыми документами, – бросил он с презрением и начал рыться в моем чемодане, разбрасывая вещи по всему посту.
Не забывайте, я был приглашенным гостем и приехал в страну по служебным делам.
Разумеется, он нашел в моем снаряжении 50 ампул с белым порошком. Его глаза озарились настоящим ликованием: мысль о том, что меня казнят к следующей пятнице, явно доставляла ему наслаждение.
Саудовская Аравия – одна из худших стран в мире с точки зрения прав человека. Юридическая система там основана на шариате, допускается наказание ударами плетью и забивание камнями, а вероотступничество карается смертью. Женщин и представителей религиозных меньшинств там систематически дискриминируют, а гастарбайтеры не имеют никакой защиты. Законы в отношении наркотиков там тоже самые строгие в мире: формальные суды, быстрые неправедные приговоры, публичная казнь путем отрубания головы после священной пятничной молитвы. Мое беспокойство превратилось в неподдельный страх. Запинаясь, я пробормотал, что в ампулах рибавирин – противовирусный препарат, который меня попросили привезти.
Позвали врача аэропорта – здравомыслие возобладало, и голова осталась у меня на плечах. Через два часа меня отпустили.
Условия вспышки в Саудовской Аравии были те же, что и в ОАЭ, – даже разногласия между министерствами, отвечавшими за здоровье животных и людей, были одинаковые. Мои рекомендации, в сущности, тоже были идентичны. Я оставил им рибавирин.
Вскоре меня пригласили в Оман в связи с новыми случаями конго-крымской лихорадки. В отличие от саудовцев оманцы оказались невероятно дружелюбны и прогрессивны во всех отношениях, включая систему здравоохранения.
В Омане мне посчастливилось поработать с новым сотрудником Службы расследования эпидемий доктором Джоуэлом Уильямсом, ветеринарным врачом Военно-воздушных сил США, а также с Гэри Мопином, отличным териологом и начинающим экспертом по клещам. Для Джоуэла это расследование стало своего рода боевым крещением – багаж путешествовал за ним по всему Ближнему Востоку, но так и не догнал своего владельца до окончания командировки. Помню, как он старательно пытался взять кровь из шеи козы, а другая козочка тем временем принялась жевать его полевые заметки. Мы с Гэри насилу его удержали, когда он решил достать бумаги из ее брюха и подать нам на ужин жаркое из козлятины!
Наши рекомендации, видимо, сработали, – а может быть, изменились экологические условия, которые спровоцировали появление в этом регионе клещей и конго-крымской лихорадки. Впоследствии случаев было немного.
Шестого мая 1995 года, всего через несколько недель после моего возвращения с Ближнего Востока, Джулия Уикс, главный врач Американской клиники в Заире, заказала телефонный разговор с Центрами по контролю и профилактике заболеваний. В это время она находилась на приеме в саду британского посольства в Киншасе. По ее словам, один миссионер рассказывал, что в больнице в Киквите – городе с населением в 400 тысяч человек в регионе Бандунду на юго-западе Заира – произошла вспышка кровавой диареи, вызываемой шигеллами[27].
Шестое мая пришлось на субботу, и офисы Центров по контролю и профилактике заболеваний были закрыты, поэтому звонок перенаправили мне домой, хотя я на тот момент проработал в организации всего четыре года и, можно сказать, был новичком. Мы проговорили около получаса, пока не начал садиться аккумулятор ее мобильного телефона.
Для Центральной Африки малярия, сонная болезнь, желтая лихорадка, холера, фрамбезия и тиф – обычное дело, но в данном случае все звучало гораздо серьезнее. Речь шла о том, что лихорадка с сильным кровотечением появилась у 2 тысяч человек, причем применение привычных антибиотиков оказалось неэффективным. Умерло 12 медицинских работников.
Я позвонил своему руководителю, Кларенсу Джеймсу (все называют его Си Джей) Питерсу, главе отдела особых патогенов, и мы договорились встретиться у него в кабинете на цокольном этаже третьего корпуса Центров по контролю и профилактике заболеваний. Ему уже приходилось сталкиваться с подобным случаем. В 1989 году он руководил отделом оценки заболеваний в Медицинском исследовательском институте инфекционных заболеваний армии США в Форт-Детрике (штат Мэриленд). Десятки макак, привезенных с Филиппин для медицинских опытов, внезапно умерли в отделении карантина приматов компании Hazelton Research Products в Рестоне в штате Вирджиния. Хроника его борьбы с этой вспышкой описана в книге Ричарда Престона «Эпидемия». Си Джей отслеживал и боливийскую геморрагическую лихорадку, известную в Южной Америке как Мачупо.
К нам присоединился Том Ксёнжек, наш ветеринар и вирусолог, который помог разгадать тайну хантавируса. Мы пришли к выводу, что первая задача сейчас – получить образцы крови. Вторая – отправить в Киншасу факс с инструкциями по диагностике вирусных геморрагических лихорадок и ведению пациентов.
В 1988 году Центры по контролю и профилактике заболеваний опубликовали в специальном издании Morbidity and Mortality Weekly Report руководство с описанием процедур, применяемых в таких случаях. Мы призывали использовать двойные перчатки, хирургические шапочки и халаты, водонепроницаемые фартуки, бахилы и защитные очки. Любой предмет, с которым контактировал пациент, следует класть в двойные герметичные пакеты, последние обрабатывать губкой с дезинфицирующим средством, а затем сжигать. Пациентов необходимо изолировать в отдельных палатах с предбанником, где можно вымыть руки. Контакт с трупами тоже должен быть сведен к минимуму, что весьма проблематично, если вспомнить африканские погребальные обычаи.
Нам также надо было поставить в известность высшее руководство: директора нашего отделения доктора Брайана Махи и главу Национального центра инфекционных заболеваний доктора Джима Хьюза. Для вмешательства Центров по контролю и профилактике заболеваний нужно получить официальное приглашение от местного или национального агентства здравоохранения, поэтому нам пришлось дожидаться запроса от правительства Заира – как назло, у этой страны были натянутые отношения с США. Еще больше осложнял дело тот факт, что в Киквите отсутствовала стабильная телефонная связь, а ресурсы для санитарной обработки и изоляции стационарных больных были минимальны.
Как только мы начали работу, стало понятно, что вспышка намного сложнее, чем нам сообщили, и знаем о ней не только мы. Первый случай был отмечен 9 апреля, когда тридцатишестилетний мужчина – лабораторный техник, работавший во втором родильном доме Киквита, – поступил в Киквитскую главную больницу с лихорадкой и кровавым поносом. У него диагностировали тиф и перфорацию кишечника. На следующий день хирурги, не слишком заботясь об инфекционном контроле, прооперировали пациента, но спустя три дня он умер.