К тому времени у медицинских работников, ухаживавших за этим пациентом, появилась лихорадка, головная боль, боли в суставах и мышцах, а у некоторых – геморрагические проявления.
Среди заболевших были монахини ордена малых сестер бедных из итальянского города Бергамо. Главной медсестре, Флоральбе Ронди, был 71 год – она прибыла в Киквит на корабле еще в 1952 году. Она умерла 25 апреля – этот случай посчитали малярийной лихорадкой. Следующая монахиня, медсестра-акушерка Кларанджела Гильярди 64 лет, умерла 6 мая. Власти поняли, что это не малярия.
Об этих случаях сообщили в Италию. Оттуда информация попала обратно в Киншасу и другие места. Над проблемой уже работали. Потом небольшая вспышка в Киквите смешалась с региональной вспышкой шигеллёза (дизентерии) – и это побудило Джулию Уикс нам позвонить. Обстоятельства заставили вспомнить мрачную шутку про мониторинг Эболы с помощью «дозорных монашек».
Вирусолог из Университета Киншасы Жан Жак Муэмбе-Тамфум, бывший в заирской деревне Ямбуку в 1976 году, когда обнаружили геморрагическую лихорадку Эбола, уже начал действовать. Он поручил военной медсестре взять кровь у 14 пациентов с подтвержденным заражением и организовал отправку образцов в лабораторию бельгийского вирусолога Гвидо ван дер Груна из Института тропической медицины в Антверпене. Заир – когда-то Бельгийское Конго – сохранял тесные связи с бывшей метрополией, и именно ван дер Грун в 1976 году анализировал первые образцы из Ямбуку.
Доктор Муэмбе поместил 14 ампул с кровью в металлический контейнер, выложенный ватой, упаковал все в пластмассовую коробку со льдом, запечатал ее и вручил французскому викарному епископу в Киквите. Тот сел в «сессну» Миссионерского авиационного общества и полетел в Киншасу, расположенную почти в 400 километрах оттуда. В столице он передал образцы доктору Жану Пьеру Лаэ, главе медицинского отдела бельгийского посольства. Доктор Лаэ добавил в коробку льда и начал думать, как доставить кровь в Антверпен. Он вышел на сотрудницу авиакомпании Sabena, которая часто летала из Заира в Брюссель и обратно. Та согласилась взять образцы в ручную кладь. Лаэ убедил бельгийского посла Андре Мунса написать официальное письмо с требованием без лишних вопросов пропустить кровь через таможню и не вскрывать емкость, пока она не попадет к сотрудникам Института тропической медицины.
Женщина прибыла в Брюссель в шесть утра в тот самый день, когда мы с Джулией Уикс разговаривали по телефону. Она промчалась через паспортный контроль и передала посылку врачу из Бельгийской корпорации развития, который и отвез образцы в Антверпен. Оказалось, однако, что у Гвидо ван дер Груна больше нет лаборатории с четвертым уровнем биологической защиты для работы с такого рода патогенами. Он открыл коробку, в очередной раз освежил лед и послал образцы в Атланту.
Мы получили их 9 мая и проверили с помощью иммуноферментного анализа на наличие вирусных маркеров (антигенов) и специфических антител к вирусам. У всех 14 пациентов обнаружились признаки заражения вирусом Эбола. Дополнительные пробы, включая изоляцию вируса и РНК-анализ, подтверждали диагноз. Это была геморрагическая лихорадка Эбола – вероятно, самая страшная болезнь на планете.
Вирус Эбола (название происходит от имени реки Эболы, притока Конго) – это еще один зоонозный патоген, который поначалу считали новым штаммом близкородственного вируса Марбург. Марбургская лихорадка появилась в 1967 году в одноименном немецком городе. Она поразила 25 лабораторных техников из компании Behringwerke и Института Пауля Эрлиха, которые контактировали с зараженными тканями африканских зеленых мартышек, и шестерых их знакомых из Марбурга, Франкфурта и Белграда. Семь человек умерло.
В 1976 году учитель из миссионерской школы в Ямбуку в тысяче километров к северу от Киквита обратился за медицинской помощью. В госпитале миссии болезнь приняли за малярию и сделали инъекцию хлорохина. Одноразовых игл там не было, а многоразовые не стерилизовали. На 120 коек приходилось всего пять стеклянных шприцев. Спустя 29 дней болело уже 11 из 17 сотрудников, и больницу закрыли. В итоге заболевание поразило 318 человек, 280 из которых умерли. Среди погибших были две католические монахини – это и породило черную шутку про «дозорных монашек».
Масштаб вспышки оказался не очень большим – скорее всего, из-за того, что после искоренения оспы прошло только шесть лет и местные помнили, как надо изолировать людей с подозрением на контагиозные заболевания. И все-таки геморрагическая лихорадка Эбола была чем-то новым в мире инфекций.
Одновременно на фабрике по производству хлопка в Южном Судане произошла другая вспышка: заразились 284 человека, из которых 151 умер. Несмотря на близость во времени и пространстве, эти случаи были вызваны двумя разными штаммами вируса Эбола: заирским и суданским. Оба штамма этих древних вирусов проявились потому, что сложились подходящие экологические условия. По иронии судьбы распространению болезни способствовало то, что здравоохранение было уже достаточно развитым для открытия больниц и недостаточно – для надлежащего инфекционного контроля. Медицинские учреждения стали фактором, умножавшим распространение заболевания: люди заражались посредством крупных капель при кашле и чихании и через зараженные инструменты, например иглы. Проблема затронула врачей, медсестер, членов семей, ухаживавших за больными.
На следующий год в миссионерский госпиталь в Тандале, тоже в Заире, поступила девятилетняя девочка с лихорадкой, болями в области живота и кровавой рвотой. Она жила с семьей в маленькой деревушке в 20 километрах оттуда, была здорова и не выезжала за пределы своей области. У нее диагностировали это недавно описанное заболевание, а через 28 часов она умерла.
Этот случай заставил вспомнить о смерти врача из Тандалы, произошедшей пятью годами раньше. Он порезал палец, проводя вскрытие ученика заирской библейской школы, у которого была диагностирована желтая лихорадка. Врач заболел 12 дней спустя. В 1977 году подняли его историю болезни, и оказалось, что Эбола могла существовать еще в 1972 году.
После смерти девочки из Тандалы вирус почти на 20 лет отступил в джунгли и не вызывал вспышек у людей. Тогда еще не было известно, что его естественным резервуаром являются летучие мыши, а люди заражаются либо напрямую, либо когда употребляют в пищу лесных животных, например шимпанзе и карликовых антилоп. Крупные обезьяны вообще страдают от этого вируса больше, чем люди. По мнению некоторых специалистов, Эбола могла недавно выкосить треть мировой популяции шимпанзе и горилл.
В начале декабря 1994 года кровавой лихорадкой заболели старатели, которые мыли золото в трех лагерях, расположенных на небольших полянах в тропических лесах габонских[28] районов Минкебе и Макоку; 32 человека проплыли на лодке 100 километров на юг и добрались до Макоку, где их госпитализировали в больницу общего профиля.
В конце месяца в другой деревушке далеко от лагерей золотоискателей началась вторая волна. Первая жертва жила рядом с «нгангой», местным знахарем, к которому приходили больные люди – некоторые из них ранее лечились в этой больнице. Еще 16 случаев произошло в январе, причем все за пределами зоны, охваченной первой волной. Пострадавшие непосредственно контактировали либо с пациентами больницы в Макоку, либо с «нгангой», либо с теми, кто ухаживал за пациентами.
Уже через восемь дней после последнего случая габонские медицинские чиновники официально объявили о завершении эпидемии, спутав ее со вспышкой желтой лихорадки (по принятым для Эболы процедурам сигнал отбоя дали бы лишь через 42 дня после последней смерти или выписки из больницы, что в два раза превышает максимальный инкубационный период). Всего в больницу в Макоку поступило 49 человек, умерли 29. В свете событий в Киквите диагноз будет поставлен под вопрос и пересмотрен, будут найдены параллели с первыми вспышками Эболы. При подходящих условиях вирус легко может появиться во множестве стран одновременно.
Через шесть дней после телефонного звонка Джулии Уикс и через день после получения образцов Центры по контролю и профилактике заболеваний идентифицировали киквитскую болезнь и передали эту информацию в посольство США в Киншасе и во Всемирную организацию здравоохранения в Женеве. И те и другие уведомили заирское министерство здравоохранения. Правительство страны немедленно ввело в городе карантин и перекрыло дорогу из Киншасы в провинцию Бандунду. Американское посольство объявило вспышку катастрофой, и Управление зарубежной помощи в чрезвычайных ситуациях Агентства США по международному развитию одобрило выделение местным неправительственным организациям 25 тысяч долларов на приобретение и перевозку необходимых медикаментов и средств. Воздушное и автомобильное сообщение было ограничено, но правительство Заира позволило Миссионерскому авиационному обществу обеспечить доставку.
Через посольство США правительство Заира направило нам просьбу прислать специалистов для проведения расследования. Одновременно Всемирная организация здравоохранения пригласила нас присоединиться к команде, так как мы поддерживали один из их центров по классификации вирусов и исследованию особых патогенов. Помощь пообещали предоставить «Врачи без границ»[29], Национальный институт вирусологии Южной Африки, парижский Институт Пастера и Институт тропической медицины в Антверпене. Для координации исследований и борьбы с эпидемией ВОЗ создала международный комитет под председательством доктора Муэмбе.
Руководить нашей работой Си Джей назначил доктора Пьера Роллена, французского клинициста, вирусолога и историка, ведущего эксперта по геморрагическим лихорадкам. Он участвовал в расследовании случаев Эболы в Рестоне в 1989 году. Не думаю, что доктор Роллен видел особый смысл в том, чтобы пригласить в команду новичка, который даже не говорил по-французски. Тем не менее он взял меня в качестве младшего эпидемиолога, сказав не мешать и не брать с собой компьютер: там все равно практически не будет электричества и возможности собрать данные. Чтобы я не остался без дела, он по