Нам заявили, что нужна региональная интеграция системы здравоохранения, больниц и населения в целом. Мы должны были учитывать существование разных групп жителей и освоить искусство межкультурной коммуникации. Другими словами, нам с самого начала следовало быть более человечными и попробовать наладить отношения.
Но главной проблемой оставалась постконтактная профилактика и вакцинация. Эти мероприятия были проведены поспешно и не очень качественно. Негативное впечатление усиливала путаница по поводу применения ципрофлоксацина и доксициклина. Мы оставили слишком много вопросов на усмотрение исполнителей, в результате в разных районах появились разные рекомендации. Это смущало людей и, откровенно говоря, выводило их из себя. Если Центры по контролю и профилактике заболеваний, в которых работает 15 тысяч лучших в мире умов, не могут составить внятную инструкцию по лечению сибирской язвы, откуда обычному гражданину знать, что делать?
Однако высказывались и более профессиональные рекомендации – о горизонтальной координации, о поиске лучших практик, о коммуникациях. Главный вопрос здесь звучал так: где начинается ответственность федеральных органов и где она заканчивается?
Теперь межрегиональное взаимодействие в Капитолии заметно лучше. Мы намного четче понимаем, что командует здесь министерство внутренней безопасности, а ФБР отвечает за все уголовные расследования. Хотя кто-то может сказать, что главный – Белый дом. Если происходит что-то совсем плохое, решения принимаются на уровне советника по национальной безопасности и президента США.
Четыре года спустя, в 2005-м, мы все еще пытались разобраться с этими проблемами, но произошла еще одна катастрофа – на Новый Орлеан обрушился ураган «Катрина». Кризис потребовал мгновенных преобразований. В итоге была полностью пересмотрена система реагирования на чрезвычайные ситуации.
Тем не менее слабые места все еще остаются.
Например, в 2014-2015 годах военнослужащие высокотехнологичного, сверхсекретного Дагуэйского испытательного полигона в штате Юта в течение нескольких месяцев по ошибке отправляли живые образцы сибирской язвы (иногда через службу доставки FedEx) в 24 лаборатории в 11 штатах и в пару зарубежных государств. Был и такой случай: Центры по контролю и профилактике заболеваний отправили культуру непатогенного птичьего гриппа, перекрестно зараженного очень патогенным штаммом гриппа H5N1, в лабораторию особо опасных возбудителей Министерства сельского хозяйства США, имеющую третий уровень биологической защиты[50].
Подобные вещи происходят исключительно по безалаберности. Если никого не увольняют, люди продолжают делать глупости. И вовсе не потому, что они глупые сами по себе, – все-таки диссертации защитили.
Просто когда многое сходит с рук, работу начинают делать небрежно, и это касается каждого без исключения. Единственный способ избежать таких ошибок – создать культуру внимания к вопросам безопасности и поддерживать ее с помощью строгой ответственности.
Вечной истиной является и то, что среди нас всегда будут безумцы. Поэтому правоохранительным органам следует быть бдительными и интеллектуально и психологически гибкими, чтобы избежать предвзятости и предубеждений, а также выдерживать политическое давление.
Психологи считают, что наш мозг решает проблемы двумя совершенно разными способами. Первая система – быстрая и поверхностная. Она основана на золотых правилах и легких ответах. Сюда же относятся предвзятость и предубеждения. Вторая система глубже и медленнее, она более гибкая и склонная к размышлениям. По моим наблюдениям, в деле об атаках сибирской язвой расследование слишком сильно полагалось на первую систему.
Отчасти сработал «штабной эффект»: вместо того чтобы проявлять инициативу и пытаться глубже понять суть происходящего, люди были вынуждены изображать бурную деятельность и заполнять чек-листы. Агенты должны были беседовать буквально с каждым и ежедневно отчитываться. Они безжалостно вторгались в жизни людей, весьма отдаленно связанных с делом; это вызывало недовольство в научном сообществе, а главное, совершенно не давало сосредоточиться на общей картине, которая, как кто-то наверняка скажет, была довольно очевидна. Все выглядело так, будто никто не потратил и 20 минут, чтобы спокойно сесть, посмотреть вокруг и связать все воедино. В конце концов, это было то самое ФБР, которое отмахивалось от предупреждений, что бен Ладен отправил в США экстремистов учиться водить самолет.
Руководить расследованием по делу о сибирской язве назначили тридцатидвухлетнего бывшего военнослужащего Вана Харпа. Кстати, именно он возглавлял неудачное следствие по результатам чудовищной операции ФБР по делу выживальщика Рэнди Уивера в Руби-Ридж в 1992 году[51].
Харп доверил изучение конверта из бюро сенатора Дэшла ученому из Форт-Детрика по имени Брюс Айвинс, который работал с особо чистым штаммом «Эймс». Для своих экспериментов с сибирской язвой Айвинс обычно пользовался камерой третьего уровня биологической защиты. Но для определения плотности спор на грамм эта лаборатория не годилась – предоставленный ФБР образец мог быть испорчен.
Айвинс с 1980 года был сотрудником Медицинского исследовательского института армии США. Он защитил диссертацию по дифтерийному токсину и работал с хламидиями и холерой. В 1991 году, когда началась война в Персидском заливе, он переключился на Bacillus anthracis. В заявлении на патент Айвинс указан как один из изобретателей вакцины следующего поколения от сибирской язвы – рекомбинантного защитного антигена, или rPA. Старую вакцину ругали за серьезные побочные эффекты, в том числе расстройства иммунной системы, но финансирование конгресса появлялось и исчезало вместе с бюджетными циклами – Айвинс мог сорвать куш, однако гарантий не было.
Если бы кто-то копнул поглубже, то обнаружил бы бесконечные электронные письма, в которых Айвинс беспокоился из-за того, что федеральное финансирование исследований сибирской язвы, в том числе его вакцины, может прекратиться. Любопытный следователь – и даже начинающий голливудский сценарист – обратил бы внимание и на подозрительный энтузиазм Айвинса по поводу страха перед биологическим оружием. Один из руководителей назвал его интерес к этому предмету и саму его манеру поведения «странноватыми».
Короче говоря, у Айвинса был классический мотив (не говоря уже о психологическом профиле) классического злодея из «Человека-паука». Похоже, в ФБР кино не смотрели.
К весне 2000 года Айвинс, который все еще надеялся на золотые горы, испытал свою новую вакцину на кроликах, опылив их аэрозолем с сибирской язвой.
Как только о деле Стивенса из Флориды сообщили в новостях, Айвинс написал письмо Арни Кауфману, своему знакомому из Центров по контролю и профилактике заболеваний, и предложил помощь в расследовании. Кауфман позже расскажет, что Айвинса очень «взбудоражила» теория «горных потоков в Северной Каролине» – он явно принял случившееся близко к сердцу. Может быть, у него был какой-то личный интерес в том, чтобы дело и дальше крутилось вокруг терроризма?
Когда ФБР прочесывало муниципальный лес Фредерика в поисках улик против Хэтфилла, одним из местных жителей, вызвавшихся помочь, стал Брюс Айвинс. Он выскакивал повсюду – как Зелиг из одноименного фильма Вуди Аллена.
Брюс Айвинс рос в Огайо и был типичным «ботаником», неловким, но жаждущим одобрения и очень умным. Он изо всех сил старался понравиться людям – даже научился жонглировать фруктами и играть на фортепиано. На крайне ответственную должность исследователя биологического оружия Айвинса наняли вообще без психологической оценки. Никто не узнал, что Айвинс проходит интенсивное лечение у психиатра. И дело было не в банальной депрессии, семейных проблемах или чувстве неполноценности: кроме всего прочего, он признался врачу, что проник в бюро университетского женского общества и подумывал об убийстве одного из своих коллег. Потом доктор сообщит властям, что Айвинс мечтал заполучить цианид, чтобы отравить соседскую собаку, и нитрат аммония, чтобы смастерить бомбу. Членам своей психотерапевтической группы он сказал, что многие годы носит с собой пистолет и надеется, что на него нападет уличный грабитель. Он говорил об одиночестве и опустошенности и представлял себя ангелом мести и смерти. Психиатр позже опишет его как жуткого, пугающего, страшного человека.
Ему назначили противотревожное средство и антидепрессант, а потом еще и антипсихотический препарат для лечения шизофрении и биполярного расстройства. При этом у Айвинса по-прежнему был круглосуточный доступ в лабораторию Форт-Детрика с повышенным уровнем защиты и к хранившимся там смертельным патогенам. На ежегодной армейской проверке он признался, что у него бывают измененные воспоминания, проблемы с принятием решений, галлюцинации и тревожность. Он сообщил и о том, что проходит амбулаторное психиатрическое лечение – якобы от стресса, связанного с работой.
Как потом выяснилось, первую угрозу Айвинс высказал еще во время учебы в Университете Цинциннати. «Я могу подсыпать кое-что тебе в воду», – заявил он соседу по комнате, который порылся в его вещах. Когда Айвинса отвергла девушка – член женского товарищества «Каппа Каппа Гамма»[52] (KKG), – вместо того чтобы поискать другую пассию, он стал одержим этой организацией.
В начале 1980-х годов, уже работая в Форт-Детрике, Айвинс отправился в Университет Западной Вирджинии, расположенный в трех часах езды: там он ворвался в клуб KKG и украл книгу ритуалов. До этого, еще будучи докторантом в Северной Каролине, он познакомился со студенткой магистратуры Нэнси Хейгвуд. Узнав, что девушка – член KKG, он украл у нее лабораторную записную книжку с данными, необходимыми для диссертации, и анонимно отправил ее через несколько дней с главного почтового отделения. Девушка защитилась и устроилась на работу вирусологом в Гейтерсберге в штате Мэриленд. Однажды она обнаружила, что кто-то написал краской на заборе, на тротуаре перед домом и на окнах машины ее парня буквы KKG. Как она позже сообщила, у нее было инстинктивное чувство, что это Брюс.