А Питер встретил свою давнюю приятельницу-итальянку, бывшую проездом в Лондоне, и недолго думая пригласил ее выпить, рассудив, что совет состоится днем и он успеет обрести форму. Часы пробили полночь, он взял Мелену под руку и отвел ее в клуб.
Джонатан встал рано. Питера в холле не оказалось, и он неторопливым шагом направился в галерею. Решетка была еще заперта, он купил газету и решил подождать Клару в кафе. Там его и нашел Фрэнк, он принес записку от Клары.
Дорогой Джонатан, простите, что не пришла, сегодня утром я занята. Картину примет Фрэнк, он же «запустит» Вас в галерею. Я знаю, как Вам не терпится увидеть сегодняшнюю картину, она воистину прекрасна! Поручаю поставить свет, у Вас все получится. Я приеду, как только освобожусь. Желаю Вам прекрасного дня в обществе Владимира. Как бы мне хотелось составить вам компанию!
Сердечно Ваша
Клара
Пребывая в глубокой задумчивости, он сложил листок и спрятал его в карман.
Когда Джонатан поднял голову, Фрэнк был уже в галерее. У входа остановился неизменный фургон. Джонатан остался сидеть за стойкой: ему захотелось перечитать записочку Клары. Около одиннадцати он присоединился к Фрэнку, к полудню они не обменялись ни единым словом. Бригадир предупредил, что работа займет больше времени. Джонатан посмотрел на часы и вздохнул, не испытывая никакого желания любоваться повешенными картинами.
Он подошел к окну, начал считать проезжающие по улице машины, а потом прикидывал, сколько времени уйдет у контролера-парковщика, чтобы выписать квитанцию. Он заметил, что в кафе вошли семеро посетителей, четверых обслужили в зале, а высота уличного фонаря составляла около двух метров. На улице появился красный «купер», но проехал мимо, Джонатан вздохнул, подошел к столу Клары и снял телефонную трубку.
– Где ты? – спросил он Питера.
– В аду! У меня чудовищное похмелье, а в офисе нужно быть на час раньше…
– Ты готов?
– Сожрал четыре таблетки аспирина, если ты об этом, и подумываю о пятой. А у тебя почему такой голос? – спросил Питер, когда Джонатан уже собирался повесить трубку.
– А что с моим голосом?
– Да ничего, но можно подумать, что ты вернулся с похорон любимой бабушки.
– Увы, старина, она почила много лет назад.
– Мне очень жаль, прости и не сердись, у меня от страха поджилки трясутся.
– Я с тобой. Крепись, все будет хорошо.
Положив трубку, Джонатан взглянул на возившегося в задней комнате Фрэнка.
– Вы давно здесь работаете? – спросил он, кашлянув.
– Мадемуазель наняла меня три года назад, – ответил молодой человек, задвигая ящик с документами.
– Хорошо с ней работается? – задал следующий вопрос Джонатан.
Фрэнк удивленно посмотрел на него и молча продолжил работу. Прошел час, прежде чем Джонатан снова нарушил молчание: он предложил Фрэнку пойти съесть по гамбургеру, но тот оказался вегетарианцем.
В зале заседаний Питер занял единственное свободное место за большим столом красного дерева. Устроившись поудобнее, он стал ждать своей очереди. Каждый раз, когда кто-нибудь из коллег брал слово, бронетанковая дивизия на ржавых гусеницах начинала продвигаться от ушей к вискам, стреляя из крупнокалиберных орудий. Обсуждение длилось и длилось, но в конце концов сосед Питера справа закончил презентацию и слово предоставили ему. Члены совета листали розданные досье. Он подробно сообщил о календарных датах торгов, уделив особое внимание бостонскому аукциону в конце июня. Когда он сообщил о своем желании выставить среди прочих лотов только картины Владимира Рацкина, по залу пробежал шепоток. Слово взял председательствовавший директор отделения. Он напомнил, что картины Рацкина выставляет известная галеристка. Если она готова доверить полотна «Кристи», нужно проявить к ним особое внимание. Торопить события нет необходимости. Вполне подойдут торги, намеченные в Лондоне во втором квартале.
– Мы все читали ту гадкую статью и искренне вам сочувствуем, дорогой Питер, но я сомневаюсь, что вы сумеете сделать из Рацкина событие должного масштаба. Он все-таки не Ван Гог! – весело закончил председатель.
Смех коллег вывел Питера из себя, лишив его аргументов в споре.
Ассистентка внесла на подносе тяжелый серебряный чайник, и обсуждение прервалось, пока она обслуживала желающих. Дверь в зал оставалась открытой, и Питер увидел выходящего из кабинета Джеймса Донована – именно он в воскресенье отправил ему в Бостон сообщение по электронной почте.
– Прошу меня извинить, я сейчас! – пробормотал он, выскочил в коридор и, поймав Донована за рукав, увлек за собой.
– Я отправил вам шесть посланий! – прошипел он. – Вы что, потеряли номер моего телефона?
– Здравствуйте, мистер Гвел, – невозмутимо поздоровался Донован.
– Почему вы мне не позвонили? Тоже злоупотребляете чтением газет?
– У меня украли мобильный телефон. Не понимаю, о чем вы…
Питер постарался успокоиться, сделал вид, что стряхивает с пиджака Донована невидимую пылинку, и отвел его еще дальше.
– У меня к вам жизненно важный вопрос. Сконцентрируйте серое вещество и дайте тот единственный ответ, который я жажду услышать.
– Постараюсь, сэр.
– Вы сообщили, что на торги выставляют пять картин Рацкина?
Молодой человек достал из кармана блокнот в кожаном переплете, пролистал его и вернулся к первой странице. Найдя наконец нужные сведения, он радостно воскликнул:
– Именно так, сэр!
– Откуда взялась цифра пять? – спросил Питер, едва владея собой.
Донован объяснил, что к «Кристи» обратилась одна галерея, и его отправили на встречу на Альбермарл, 10, в пятницу, в половине третьего дня. Все сведения он получил непосредственно от хозяйки галереи. В офис он вернулся в 16.00, написал отчет о встрече и передал его своему непосредственному начальству в 16.45. Ему был задан вопрос, занимается ли этим художником кто-то из аукционистов. Мадемуазель Бленц из научного отдела назвала Питера Гвела, регулярно сотрудничающего с Джонатаном Гарднером, экспертом по Владимиру Рацкину.
– И тогда я без промедления послал вам электронное письмо. В субботу вечером.
Питер внимательно посмотрел на него и веско произнес:
– Воистину исчерпывающие сведения, Донован.
Поблагодарив за информацию, он набрал в легкие побольше воздуху и вернулся в зал заседаний.
– У меня есть веская причина настаивать, чтобы выставить картины Рацкина в Бостоне 21 июня, – гордо объявил он собравшимся.
И комиссия постановила: если последняя картина Рацкина действительно существует, если она окажется лучшим творением живописца и если Джонатан Гарднер возьмется провести экспертизу в кратчайшие сроки, то – только в этом случае! – Питер может проводить торги в июне. На прощание директор сделал ему официальное предостережение. Компания не потерпит ошибок в этом непростом предприятии. Питер брал на себя полную ответственность за результаты аукциона в присутствии коллег.
Клара так и не приехала в галерею. В середине дня она позвонила и извинилась. Джонатан и Фрэнк вешали четвертую картину и налаживали освещение, потом он занялся экспертизой. Пока работал фотограф, Джонатан сидел в кафе напротив. Выгребая из кармана пиджака мелочь, он нашел бумажную салфетку, которую дал ей в первый день знакомства, и с наслаждением вдохнул исходивший от нее мускусный запах. В гостиницу он возвращался пешком. Вечером к нему присоединился Питер. Каждый был погружен в собственные мысли. Питер устал и мучился от головной боли, они почти не разговаривали и в конце концов разошлись по номерам.
Джонатан оставил Анне сообщение на автоответчике и растянулся на кровати, чтобы перечитать сделанные за день записи.
Клара опустила жалюзи на витрине галереи в Сохо. День вышел на редкость утомительным. Наступил час, когда в большинстве театров заканчивались спектакли, и она изменила привычный маршрут, чтобы не стоять в пробках.
Джонатан включил телевизор, пощелкал пультом, встал и подошел к окну. По Парк-Лейн быстро неслись редкие автомобили, и он долго провожал взглядом их задние габаритные огни. Красный «купер» притормозил на перекрестке и удалился в сторону Ноттинг-Хилла.
4
Эта пятница в начале июня должна была стать одним из важнейших дней в его жизни. Джонатан встал очень рано – улица под окнами была пустынна. Он присел за стоявший в углу стол, сочинил письмо, чтобы перед уходом послать его Анне факсом.
Клара!
Я каждый вечер безуспешно пытался с тобой связаться. Если бы ты заново «озвучила» наш автоответчик, я бы слышал твой голос, звоня домой. Ты сейчас еще спишь. У нас встает солнце, и мне хочется, чтобы ты была здесь, особенно сегодня. Этим утром я, возможно, наконец увижу картину, которую столько лет надеялся увидеть. Не хочется проявлять излишний оптимизм, но за проведенные в Лондоне дни я сумел всерьез в это поверить. Неужели поиски, которые я вел почти двадцать лет, наконец завершатся?
Помню, как в студенческие годы читал и перечитывал ночами несколько книг, где утверждалось, что уникальное творение существует. Последняя картина Владимира потребует экспертизы. Я проведу ее наилучшим образом, и это станет концом долгого ожидания!
Я бы предпочел, чтобы мы не расставались во время приготовления к свадьбе, но, возможно, эти несколько дней пойдут нам обоим на пользу. Хочу вернуться в Бостон, встретиться с тобой и понять, что возникшее между нами напряжение наконец-то исчезло.
Думаю о тебе, надеюсь, у тебя все в порядке. Дай знать, как у тебя дела.
Джонатан
Он сложил листок, положил его в карман пиджака и решил насладиться теплым утром. Проходя мимо стойки портье, он отдал ему письмо и вышел из гостиницы. Парк на другой стороне улицы манил свежей зеленью деревьев и красотой клумб. Джонатан дошел до мостика над озером и залюбовался скользившими по тихим водам величественными пеликанами. Бредя по аллее, он вдруг подумал, что был бы рад жить в этом городе, который почему-то казался ему хорошо знакомым. Пора было отправляться в галерею. Он пришел туда пешком и сел в кафе ждать Клару. Перед синей дверью остановился «остин», Клара отключила сигнализацию и подняла железную решетку, впустив в помещение утренний свет. Потом она внезапно передумала, снова опустила решетку, развернулась и пошла через улицу.