ные двери, ступени были длинные, каменные, круговые. Клара в легком плаще направлялась к росшим у стены розовым кустам. Срезав несколько белых роз, она укоротила стебли, понюхала цветы и начала составлять букет. Она была ослепительно красива. Солнце показалось из-за облаков, и Клара тут же сбросила на землю плащ, оставшись в тесной белой футболке, открывавшей плечи и подчеркивавшей грудь и талию.
Джонатан вылез из машины. Когда он подошел к решетке, Клара исчезла в доме. Толкнув левой рукой калитку, он увидел на запястье часы, подарок Анны в честь помолвки. Золотой луч солнца, заглянувший в дом через застекленную дверь, отразился от светлого паркета гостиной. Джонатан долго стоял неподвижно, прежде чем принять решение, которое, он это знал, очень дорого ему обойдется. Он вернулся к машине, сел за руль, дал задний ход. Возвращаясь в Лондон, он яростно колотил руль кулаком. Глянув на часы на приборной панели, он позвонил по мобильному Питеру, сообщил, что едет прямо в аэропорт, и попросил забрать его вещи. Следующий звонок был в «Британские авиалинии» – он подтвердил бронь.
Настроение у него было хуже некуда, и дело было не в разбившейся мечте о картине, которую он столько лет мечтал увидеть, а в навязчивых мыслях о Кларе. Чем дальше он уезжал от замка, тем острее ощущал ее присутствие. Доехав до Хитроу, Джонатан признал очевидное: он скучал по Кларе.
5
Питер нервно ходил по залу ожидания. Если бостонский рейс не задержится, Джонатан попадет домой до наступления вечера.
– Так чего ты не понял? – спросил Джонатан.
– Ты двадцать лет таскаешь меня за собой по симпозиумам, мы двадцать лет бродим по библиотекам, перелопатили тонны архивных документов в надежде разгадать тайну твоего художника, двадцать лет мы говорим о нем каждый день – и ты отказался узнать, существует ли эта картина?!
– Пятой картины, скорей всего, не было, Питер.
– Откуда тебе знать? Ты ведь не удосужился побывать в замке! Она нужна мне, Джонатан, иначе партнеры выкинут меня из дела. Я чувствую себя рыбой в протекающем аквариуме!
В Лондоне Питер пошел на огромный риск. Он убедил совет задержать выпуск каталога именитой компании, послав, таким образом, сигнал миру искусства о готовящейся сенсации. Каталоги были периодическими изданиями, и компания рисковала своей репутацией.
– Надеюсь, ты не взял на себя невыполнимых обязательств?
– После твоего утреннего звонка, когда ты рассказал о вашем разговоре и о том, что срочно выезжаешь за город, я связался с главой нашего отделения в Лондоне.
– Только не это! – охнул Джонатан.
– Сегодня суббота, пришлось звонить ему домой! – простонал Питер, спрятав лицо в ладонях.
– Что ты ему наговорил?
– Сказал, что ручаюсь за успех, что он может мне довериться, что этот аукцион станет событием десятилетия!
Питер не преувеличивал. Если они с Джонатаном нашли последнее полотно Владимира Рацкина, на аукцион съедутся представители не только частных коллекционеров, но и крупнейших художественных музеев. Джонатан мог снискать старому мастеру заслуженную посмертную славу, о чем всегда мечтал, а Питер вернул бы себе репутацию одного из самых уважаемых аукционных оценщиков.
– Твоей идиллической картине нашего будущего недостает одной важной детали! Ты не подумал об альтернативе.
– Подумал. Ты будешь слать мне открытки на пустынный остров, куда сам же меня и сошлешь за обещание не сводить счеты с жизнью после всеобщего осмеяния.
Внизу показалось американское побережье. Друзья проговорили весь полет, к вящему недовольству не сомкнувших глаз окружающих. Когда стюардесса начала разносить подносы с едой, Питер притворился, что его безумно интересует пейзаж в иллюминаторе, чтобы не встретиться взглядом с Джонатаном, а потом резко обернулся и стибрил с подноса Джонатана шоколадную тарталетку и мгновенно ее слопал.
– Кормежка просто ужасная!
– Мы летим на высоте тридцать тысяч футов над океаном, с континента на континент можно добраться за восемь часов, не страдая от морской болезни, так что не занудствуй насчет вкуса индейки!
– Не уверен, что в этот сандвич положили именно индейку!
– Сделай вид, что веришь!
Питер гипнотизировал Джонатана взглядом, пока тот не спросил:
– В чем дело?
– Когда я собирал твои вещи, нашел квитанцию на отправленный Анне факс и копию текста. Мне, конечно, не следовало его читать, но это вышло невольно…
– Короче! – сухо оборвал друга Джонатан.
– Ты назвал ее Кларой – не Анной! Я хотел тебя предупредить до объяснения с невестой.
Друзья переглянулись, и Питер рассмеялся.
– Вот я и думаю… – продолжил он, отсмеявшись.
– Что ты там думаешь?
– Какого черта ты делаешь в этом самолете?
– Возвращаюсь домой!
– Спрошу иначе, раз до тебя не доходит: чего ты боишься?
Джонатан ответил не сразу:
– Себя! Я боюсь себя.
Питер покачал головой и начал высматривать в иллюминаторе Манхэттен.
– Я и сам иногда тебя побаиваюсь, старик, что не мешает мне оставаться твоим лучшим другом! Встречайся с собой почаще – и привыкнешь к своим причудам, влюбишься в старого русского художника и будешь беседовать о нем сам с собой дни напролет. Будешь готовиться к свадьбе, не чувствуя уныния. Уверяю, если сумеешь подружиться с самим собой, жизнь преподнесет тебе кучу сюрпризов!
Джонатан не стал отвечать и достал из кармашка рекламный проспект авиакомпании. Воистину случай – великий затейник! Журнал открылся на той самой странице, где было напечатано интервью с модной лондонской галеристкой. Клара была сфотографирована перед замком. Джонатан убрал журнал. Питер следил за ним краем глаза.
– Перед изгнанием на необитаемый остров хочу высказать последнюю просьбу, – произнес он. – Хочу отправиться туда в одиночестве.
– По какой такой причине?
– Если тебе придется присоединиться ко мне, остров перестанет быть необитаемым!
– А с чего бы мне ехать на твой остров?
– В наказание за полное непонимание бостонской жизни и запоздалое осознание своего заблуждения.
– На что ты намекаешь, Питер? – раздраженно спросил Джонатан.
– Ни на что! – насмешливо ответил Питер и небрежным жестом достал из кармана свой экземпляр журнала.
Пройдя таможню, они отправились на охраняемую стоянку. Питер задержался на мостике.
– Видел, какая очередь на такси? Так кого ты хочешь поблагодарить за предусмотрительность?
Джонатан не заметил садившуюся в головную машину седую даму.
Дорога на въезде в город была забита, и Питер доставил Джонатана домой только через час. Дома Джонатан поставил чемоданчик в прихожей, повесил на вешалку плащ. В кухне было темно. Он подошел к лестнице и позвал Анну, но она не ответила. В его комнате свет тоже не горел, кровать не была разобрана. Услышав скрип над головой, он поспешил наверх и приоткрыл дверь мастерской. На мольберте стояла новая картина Анны. Джонатан подошел ближе. Анна изобразила вид, открывавшийся из окна мастерской столетие назад. Он узнал редкие строения, выдержавшие натиск времени. Центром композиции была стоявшая на приколе в старой гавани двухмачтовая яхта. На палубе стояли люди. На берег по мостику сходило семейство. Подойди Джонатан еще ближе, он смог бы оценить мастерство мазка: распознавалась даже текстура дерева. Статный мужчина держал под руку дочь, лицо девушки было скрыто под жемчужно-серым капюшоном. Его жена держалась рукой за леер, палец украшало массивное кольцо.
Джонатан подумал об оставшемся в одиночестве Питере. Его не обманула напускная бодрость друга: он слишком хорошо его знал, чтобы не заметить, как тот обеспокоен, и винил в этом себя. Джонатан подошел к столу и снял трубку. Номер Питера был занят. Он оглядел мастерскую, освещенную последними лучами солнца, льющимися через стеклянный потолок. Пол был такого же золотистого оттенка, что и паркет в английском замке. Его сердце билось в такт сладкому, дарующему счастье желанию. Он повесил трубку, торопливо сбежал вниз, схватил чемоданчик и выбежал из дома. В такси он бросил водителю:
– Аэропорт Логан, как можно быстрее!
Взглянув на выражение лица клиента, водитель рванул машину с места.
Когда такси Джонатана свернуло за угол, Анна опустила деревянные жалюзи и улыбнулась. Она спустилась вниз, включила автоответчик и взяла с блюдечка ключи. Заметив забытый Джонатаном плащ, она пожала плечами, вышла из дома, села в машину и поехала на север. Миновав Гарвардский мост через реку Чарльз, она влилась в плотный поток машин на Кембридж, вырулила на Масс-авеню, обогнула университетский городок, свернула на Гарден-стрит и припарковалась у дома 27.
Она поднялась по ступенькам и позвонила в домофон. Лифт поднял ее на верхний этаж. Дверь квартиры в конце коридора была отперта.
– Открыто! – произнес женский голос.
Квартира была обставлена элегантной старинной мебелью и украшена серебряными подсвечниками и блюдами. На окнах колыхались тонкие занавески.
– Я в ванной, сейчас выйду.
Анна опустилась в обитое коричневым бархатом кресло перед окном и залюбовалась прекрасным видом на парк Дейнехи.
Хозяйка квартиры вошла в комнату, бросила на спинку стула полотенце, которым вытирала руки.
– Как меня утомляют эти перелеты! – пожаловалась она, обняв Анну, взяла из чеканной вазочки кольцо с великолепным старинным бриллиантом и надела его на палец.
В полете Джонатан отдохнул. Как только самолет оторвался от взлетной полосы, он закрыл глаза и очнулся только на посадке. Арендовав автомобиль, он помчался по автостраде, миновал кабачок у развилки, прибавил газу и скоро уже въезжал в распахнутые ворота.
Фасад был ярко освещен солнцем. Одичавшие розы карабкались по стенам, украшая их пастельными узорами. Росший в центре лужайки высокий тополь доставал ветками до крыши. На террасу вышла Клара.
– Ровно полдень, – сказала она, спустившись по ступенькам. – Опоздание на сутки не в счет.