– С состава краски. Надо будет определить происхождение пигментов и сравнить их с теми, что он использовал прежде. Это станет доказательствами первого уровня.
Их руки лежали так близко, что им достаточно было преодолеть несколько сантиметров то ли страха, то ли застенчивости, чтобы стать единым целым и получить ответы на терзавшие обоих вопросы, о которых они молчали.
Клара поселила Джонатана в комнате для гостей. Поставив сумку на кресло, он оглядел кровать под балдахином из небеленого полотна, подошел к одному из выходивших в парк окон и вдохнул аромат листвы росшего во дворе тополя. Поежившись, он толкнул ставни и отправился в ванную. Проходившая по коридору Клара на мгновение задержалась перед дверью и пошла к себе.
Он встал ни свет ни заря и спустился вниз. В кухне уютно пахло прогоревшими дровами. Клара не преувеличивала: утром в доме было холодно. На столе, рядом с корзинкой для хлеба, стояли две большие пиалы. Джонатан написал записку, развел в очаге огонь и вышел, бесшумно прикрыв за собой заднюю дверь. Парк спал, омытый утренней росой. Джонатан полной грудью вдохнул свежий воздух. Он всегда любил это время дня, когда на краткий миг сходятся два таких разных мира. Ветви деревьев и стебли роз на стенах застыли в неподвижности. Под ногами похрустывал гравий. Он сел в машину, включил зажигание и выехал за ворота на узкую, обсаженную высокими деревьями дорогу, наблюдая в зеркало, как удаляется замок. В тот момент, когда он сворачивал на главную дорогу, Клара распахнула окно на втором этаже.
Над аэропортом Хитроу моросил мелкий дождь. Джонатан сдал машину и сел в автобус, доставивший его к стойкам регистрации авиакомпании «Алиталия». До флорентийского рейса оставалось два часа, но он забыл у Клары свой зонт и поэтому вместо прогулки на свежем воздухе отправился бродить по магазинчикам.
Клара спустилась в кухню, подошла к разожженному камину и улыбнулась. Она поставила чайник на огонь и села за стол. Экономка уже принесла газету и свежий хлеб, Клара слышала, как она ходит у нее над головой, прибирая комнаты. Неожиданно Клара заметила письмо Джонатана, отложила газету и вскрыла конверт.
Клара!
Я уехал рано утром. Хотел постучать в Вашу дверь и попрощаться, но Вы еще спали. Я лечу во Флоренцию, по следам нашего художника. Странно, что мне пришлось так долго ждать, прежде чем сделать величайшее в жизни открытие. Хочу рассказать, с какой мыслью проснулся сегодня утром. Это откровение подобно путешествию, думаю, все началось в момент нашей встречи. Но когда она случилась? Вы знаете?
Я позвоню сегодня вечером, хорошего Вам дня, который я предпочел бы провести рядом с Вами; мне Вас уже не хватает.
Ваш Джонатан
Клара сложила письмо и медленно опустила его в карман халата. Сделала глубокий вдох, взглянула на люстру, вскинула вверх руки и издала радостный клич.
В дверь заглянула экономка Дороти Блекстон, лицо у нее было удивленное.
– Вы звали, мадам?
Клара смущенно кашлянула:
– Нет, Дороти, это чайник свистел.
– Конечно. – Экономка покосилась на плиту, которую ее хозяйка забыла зажечь.
Клара вскочила, не пытаясь скрыть переполняющую ее радость, и поручила мисс Блэкстон прибраться в доме и поставить цветы в комнату для гостей, после чего сообщила, что едет в Лондон, но скоро вернется.
– Слушаюсь, мадам, – ответила экономка и пошла к лестнице. Оказавшись вне поля зрения Клары, она закатила глаза и многозначительно покачала головой.
В тот момент, когда самолет Джонатана оторвался от взлетной полосы, Клара выехала из ворот на «моргане». Через два часа она подъезжала к галерее.
В нескольких тысячах километров от Лондона Джонатан вылез из такси на площади Республики у отеля «Савой». Войдя в номер, он позвонил старому другу Лоренцо, которого не видел тысячу лет. Тот сразу взял трубку и узнал голос.
– Что тебя к нам привело? – спросил он с тосканским акцентом.
– Пообедаем? – ответил вопросом на вопрос Джонатан.
– С тобой – всегда! Где ты остановился?
– В «Савое».
– Хорошо, встретимся через полчаса в кафе «Джилли».
На террасе было полно посетителей, но Лоренцо был завсегдатаем всех модных заведений города, официант обнял его, пожал руку Джонатану и без промедления их усадил, разозлив стоявших в очереди туристов. Джонатан учтиво отказался от меню.
– Мне то же, что ему!
Друзья были искренне рады встрече и разговаривали, не закрывая рта.
– Итак, ты полагаешь, что нашел ту самую знаменитую картину?
– Я совершенно в этом уверен, но мне нужна твоя помощь, чтобы это мнение разделил весь остальной мир.
– Но почему твой проклятый художник не подписал картину?
– Пока не знаю, потому ты мне и понадобился.
– Ты все такой же псих! Еще в Париже, в Школе изящных искусств, проедал мне плешь своим Владимиром Рацкиным!
– Ты тоже не изменился, Лоренцо.
– Я стал на двадцать лет старше, так что не преувеличивай.
– Как Лючиана?
– Она все еще моя жена и мать моих детей. Сам знаешь, у нас, в Италии, семья – это святое. А ты женат?
– Почти!
– Ну я же говорю: все тот же Джонатан!
Официант принес счет и две чашки крепкого кофе. Джонатан полез за кредиткой, но Лоренцо его опередил.
– Позволь мне! Доллары в Европе больше ничего не стоят, ты не знал? Ладно, поехали к Цеччи, их мастерские совсем рядом. Возможно, там мы больше узнаем про пигменты, которыми пользовался твой русский. Они столетиями не меняют состав. Этот магазин – живая память нашей живописи.
– Я хорошо знаю «Цеччи», Лоренцо!
– Но не знаком ни с кем из тех, кто там работает, а вот я знаком.
Они доехали на такси до дома номер 19 на виа делла Студио. Лоренцо подошел к прилавку, и пленительная брюнетка, отзывавшаяся на имя Грациэлла, обрадовалась ему как родному. Лоренцо шепнул ей на ухо несколько слов, она в ответ пропела «si», подмигнула Лоренцо и повела их в глубь магазина, к старинной скрипучей лестнице. Ключом внушительных размеров она отперла дверь и провела друзей на огромный темный чердак. Тонкий слой пыли покрывал стоявшие на стеллажах учетные книги.
– В каком году ваш художник посещал нас? – По-английски она говорила почти без акцента.
– Между 1862 и 1865-м.
– Идите за мной. Книги за тот период хранятся чуть дальше.
Найдя нужную стойку, она медленно провела пальцем по растрескавшимся корешкам, нашла нужные тома и положила их на стол. В учетные книги были занесены все заказы, выполнявшиеся фирмой «Цеччи» за четыре столетия.
– Раньше чистые пигменты и масляные краски готовили прямо здесь, – начала объяснять Грациэлла. – На этом чердаке побывали величайшие мастера. Теперь тут архив флорентийского музея. Вообще-то, чтобы здесь находиться, необходимо разрешение главного хранителя. Если отец узнает, мне несдобровать. Но вы – друг Лоренцо, так что чувствуйте себя как дома. Я помогу вам в ваших поисках.
Джонатан, Лоренцо и Грациэлла принялись листать старинные книги. Просматривая рукописные страницы, Джонатан представлял, как Владимир расхаживал здесь в ожидании, пока исполнят его заказ. Рацкин говорил, что художник ответственен не только за эстетическое и техническое совершенство композиции, он должен уметь защитить его от действия времени. Читая лекции студентам в России, он часто сетовал на ущерб, наносимый горе-реставраторами полотнам его любимых мастеров. Джонатан был знаком с парижскими реставраторами, вполне разделявшими это мнение. Лестница заскрипела, напугав их до полусмерти. Грациэлла полетела расставлять гроссбухи на место. Повернулась ручка, и она едва успела напустить на себя невинный вид, как на чердаке появился ее отец. Вид у него был недовольный. Погладив бороду, Джованни рявкнул, обращаясь к Лоренцо:
– Что ты тут делаешь? Мы не договаривались о встрече.
– Джованни, как я рад тебя видеть! – закричал тот, устремляясь ему навстречу.
Он представил отцу Грациэллы Джонатана, и старик смягчился: девушка не оставалась наедине с пронырой Лоренцо.
– Не сердись на дочь. Это я умолил ее показать одному из моих лучших друзей сие единственное в своем роде место. Он американец, из Бостона. Знакомься: Джонатан Гарднер. Мы дружим еще с Парижа, со студенческой скамьи, вместе учились. Он один из крупнейших мировых экспертов.
– Любовь к преувеличениям – не генетическая болезнь всех итальянцев, Лоренцо, держи себя в руках, – сказал отец Грациэллы.
– Папа! – взмолилась дочь.
Джованни смерил Джонатана взглядом, снова запустил пальцы в бороду, вздернул правую бровь… и протянул руку.
– Добро пожаловать! Раз вы – друг Лоренцо, значит, будете и моим другом. А теперь спускайтесь, продолжим беседу внизу. Обитатели этого чердака не любят сквозняков. Следуйте за мной.
Старик привел их в огромную кухню, где у плиты колдовала женщина в платке. Она сняла фартук и за руку поздоровалась с гостями дочери. Джонатан поймал себя на том, что все время думает о Кларе.
Час спустя, покидая дом Джованни, Лоренцо спросил:
– Задержишься у нас?
– Да, хочу дождаться результатов поисков, о которых попросил твою подругу.
– Грациэлла не подведет, на нее можно положиться.
– Лишь бы папаша ей не помешал.
– Не волнуйся, я хорошо знаю старика, он только на вид суровый, но дочка вьет из него веревки.
– Я твой вечный должник, Лоренцо.
– Приходи на ужин. Лючиана будет рада тебя видеть, а мы продолжим разговор о твоей работе.
Лоренцо высадил Джонатана перед отелем и поехал в Академию искусств, где руководил научно-исследовательским отделом. Джонатан с удовольствием отправился бы в Уффици, но по понедельникам галерея не работала. Он смирился, пересек Понте Веккио, дошел до Пьяцца Питти, купил билет и зашел в сады Боболи.
Миновав внутренний двор, он поднялся по лестнице на террасу, отделенную от дворца фонтаном Карсиофо. Отсюда открывался умопомрачительный вид на Флоренцию. Вдалеке, над морем крыш, виднелись купол и колокольня собора. Он вспомнил выставленную в Лувре картину Камиля Коро, написанную им в 1840 году. В глубине парка стоял амфитеатр XV века с римским бассейном и египетским обелиском. Джонатан поднялся на вершину холма, прошел аллеей к круглой площади и сел передохнуть у подножия дерева в прохладе флорентийского вечера. На соседней лавочке сидели, держась за руки, влюбленные. Они молча любовались величием окр