Сильви Леруа кашлянула и улыбнулась.
– Не нападайте на меня, вас порекомендовал Питер, так что…
– Клара сказала вам правду. Я эксперт, а не торговец, – сказал Джонатан.
– Я знаю, кто вы, Джонатан, и мне известна ваша репутация. Я слежу за вашими исследованиями, некоторые очень мне пригодились. Я даже присутствовала на одной из ваших лекций в Майами, где и познакомилась с вашим другом Питером, у нас с ним был… поздний ужин, но встретиться с вами мне не довелось: вы уже уехали.
Сильви Леруа встала и пожала руку Кларе.
– Счастлива была познакомиться, – сказала она Джонатану и вышла.
– Что нам теперь делать? – спросила Клара.
– Учитывая, что мне нужны приборы для инфракрасной съемки и для бокового освещения, плазменный спектрометр и электронный сканирующий микроскоп, лучшим решением будет прогулка по Парижу. И я знаю, куда мы отправимся.
Такси мчалось по набережным. С моста Трокадеро открывался потрясающий вид на сияющую огнями Эйфелеву башню и ее отражение в спокойных водах Сены. Купол Дома инвалидов мерцал теплым золотым светом, разгоняя вечерний сумрак. Они вышли у Оранжереи. На площади Согласия между двумя фонтанами в одиночестве прогуливался старик. Струи воды извергались из пастей статуй. Клара и Джонатан молча брели по набережной. Проходя мимо Тюильри, Джонатан вспомнил о садах Боболи.
– Вы поведете меня гулять по берегам Чарльза, когда я приеду в Бостон? – спросила Клара.
– Клянусь честью, – отозвался Джонатан.
Они прошли перед Львиными воротами. У них под ногами, на цокольном этаже Лувра, располагались научно-реставрационные лаборатории музеев Франции.
Сильви Леруа уже готовилась спуститься в метро, когда зазвонил ее мобильный телефон. Она остановилась на ступеньках и полезла в сумочку. Питер поинтересовался, чем она занимается без него в самом романтическом городе мира.
Анна стояла перед мольбертом, нанося последние мазки на картину. Отступив на шаг, она залюбовалась совершенной работой. В этот момент раздался короткий писк. Анна поставила кисть в глиняный горшок, села за письменный стол у окна в глубине мастерской, набрала на клавиатуре компьютера персональный код и вставила в считывающее устройство цифровую карточку. На экране появилось изображение. На первом кадре Джонатан и Клара стояли рука об руку в галерее на Альбермарл-стрит и любовались картиной; на втором, недостаточно четком, Джонатан и Клара смотрели друг на друга, и выражение их лиц не оставляло сомнений в природе их чувств. На третьем они прогуливались в парке английского замка. Они за столиком кафе, стоят рядом под козырьком отеля «Дорчестер»… На шестом снимке Джонатан сидел у стойки бара в аэропорту, Клара – за столиком у окна, выходящего на летное поле. Качество изображения было таким высоким, что можно было разглядеть даже эмблему компании на фюзеляже только что приземлившегося самолета.
В углу дисплея появился конвертик, и Анна открыла письмо. В нем были цифровые снимки: Париж, авеню Бюжо, Клара и Джонатан спускаются по лестнице отеля. Садятся в такси. Время на последней фотографии: 21.12. Анна подошла к телефону и набрала номер.
– Замечательно, не правда ли? – спросил голос в трубке.
– О да, – согласилась Анна. – Ситуация развивается.
– Не слишком радуйся. Ситуация, как ты изволила выразиться, развивается не так быстро, как мне бы хотелось. Я всегда говорила, что этот тип чудовищно медлителен!
– Алиса! – воскликнула Анна.
– Ладно, это мое мнение, и я его не изменю, – отозвалась ее собеседница. – В нашем распоряжении всего три недели. Главное, чтобы они не сдались. Придется немного подтолкнуть, как это ни рискованно.
– Что ты собираешься делать? – спросила Анна.
– У меня есть во Франции полезные связи, больше тебе ничего знать не нужно. Мы пообедаем завтра?
– Да. – Анна разъединилась.
Женщина на другом конце провода повесила трубку. На ее пальце сверкнул бриллиант.
Клара и Джонатан шли по мостику Искусств. Высоко в небе висел серп луны.
– Вас что-то тревожит? – спросила она.
– Не знаю, как успеть в срок с доказательством подлинности картины.
– Но вы полагаете, что ее написал Рацкин?
– На все сто!
– Разве вашей уверенности не достаточно?
– Я должен предоставить партнерам Питера гарантии. Они тоже рискуют своей репутацией. Если в подлинности картины усомнятся после продажи, им придется нести ответственность и возмещать ущерб. Речь о миллионах долларов, поэтому мне необходимы веские доказательства. Надо найти способ провести анализы.
– Где еще, кроме лабораторий Лувра, это можно сделать?
– Понятия не имею. Обычно я работаю с частными лабораториями, но они перегружены, к ним нужно обращаться за много месяцев до начала работы.
Джонатан ненавидел овладевший им пессимистический настрой. Его миссия крайне важна! Подтвердив подлинность картины, он вызволит Питера из щекотливого положения и, что еще важнее, прославит наконец Владимира Рацкина! Возможно, сделав это, он поймет, что мешает ему обнять Клару, почему, стоит ему к ней прикоснуться, и окружающий мир сходит с ума. Он медленно потянулся к лицу Клары, но так и не прикоснулся к ней.
– Если бы вы только знали, как мне этого хочется! – протянул он.
Клара отступила назад и повернулась лицом к реке, взявшись руками за перила. Ветер развевал ее волосы.
– Мне тоже, – призналась она, не сводя глаз с Сены.
У Джонатана зазвонил мобильный. Он узнал голос Сильви Леруа:
– Не пойму, как вам это удалось, мсье Гарднер. У вас очень влиятельные знакомые. Жду вас завтра утром в лаборатории. Вход за Львиными воротами, во дворе Лувра. Приходите в семь часов. – Она не попрощалась.
«У Питера и впрямь исключительные связи», – подумал Джонатан.
В этот ранний час Научно-реставрационный центр музеев Франции был еще закрыт. Джонатан и Клара спустились по лестнице на цокольный этаж. Сильви Леруа ждала их за бронированным стеклом лаборатории. Она поднесла к считывающему устройству свое удостоверение, и дверь бесшумно ушла в стену. Джонатан поздоровался с Сильви за руку, она пригласила их следовать за ней.
Дизайн и оборудование потрясали воображение. С длинных металлических мостков можно было наблюдать за работой ученых, инженеров, реставраторов в залах. В программах Центра было задействовано сто шестьдесят человек. Создатели новейших технологий, работавшие в Центре, хранили значительную часть культурно-цивилизационного достояния человечества. Они посвятили жизнь анализу, идентификации, реставрации, сохранению, защите и описанию бесценных духовных богатств.
Научно-реставрационному центру было чем гордиться, но саморекламой они не занимались. Созданные за много лет банки данных использовались во всем мире. С Центром сотрудничали многие европейские и национальные организации.
В конце коридора гостей ждал заведующий отделом станковой живописи Франсуа Эбрар. Он вставил карточку в считывающее устройство, и дверь медленно отъехала в сторону. Клара и Джонатан оказались в одной из самых секретных лабораторий мира. По обеим сторонам коридора располагались большие залы, в центре находился лифт из стекла и стали, доставлявший персонал на верхний этаж. За стеклянными перегородками мерцали зеленым светом дисплеи бесчисленных мониторов. Джонатан и Клара вошли в зал с высоким потолком, где на рельсах стоял гигантский фотографический аппарат с растяжным объективом. Бригада специалистов поставила картину на мольберт и долго изучала ее сектор за сектором. Техника техникой, но в каждом жесте исследователей сквозило почтение к произведению искусства. Лаборант установил освещение, и «Молодую женщину в красном платье» сфотографировали при обычном, ультрафиолетовом и инфракрасном освещении.
Подобный прием должен был выявить рисунок, скрытый под наружным слоем краски, выявив, вносились ли изменения и дополнения в композицию. Инфракрасная спектрометрия не дала результатов. Чтобы проникнуть в тайны картины, следовало выделить ее отдельные элементы. К полудню были взяты микропробы и соскобы размером с булавочную головку для газовой хроматографии. Умная машина выявляла отдельные молекулы, из которых складывалось изображение.
Франсуа Эбрар изучал первые результаты на терминалах компьютерной сети. Еще несколько минут – и заработали принтеры. На глазах людей рождались все новые чертежи и графики. Один из специалистов тут же принялся их сравнивать. Обстановка в лаборатории накалялась. «Молодая женщина в красном платье», чьего лица никому не дано было видеть, наверняка воспринимала происходящее со снисходительной улыбкой. С момента ее появления количество суетящихся вокруг людей неуклонно росло.
Самый загадочный из приборов предназначался для распознавания состава красок. Гониоспектрофотоколориметр, удивительно похожий на старинный кинопроектор, уже через минуту начал выдавать точнейшие результаты. Франсуа Эбрар дважды просмотрел данные, отдал листок Сильви Леруа, и они озадаченно переглянулись, Сильви что-то прошептала ему на ухо. Эбрар поколебался, пожал плечами, снял трубку висевшего на стене телефона и набрал четырехзначный номер.
– AGLAE свободен? – спросил он деловым тоном, выслушал ответ и, явно довольный, повесил трубку.
Взяв Джонатана под руку, он провел гостей через еще одну «серьезную» дверь, где их глазам предстал бетонный коридор в форме лабиринта.
– Противоядерная защита! – пояснил Эбрар. – У атомов не хватит ума, чтобы найти выход!
Пройдя по лабиринту, они попали в зал с ускорителем частиц. Десятки трубок были соединены в соответствии с логикой, доступной лишь немногим ученым и инженерам. «Большой Лувр», ускоритель Элементарного Анализа, украшение комплекса, был единственной в мире подобной установкой, работавшей исключительно на нужды исследователей культурного наследия.
После взятия образцов Джонатан с Кларой устроились в соседней комнате перед информационными терминалами, куда выводился весь процесс обработки анализов «Молодой женщины в красном платье».