– Почему так долго? Что, корону Британской империи снова украли и вы всем скопом ее ищете?
В шесть вечера с потемневшего неба на город обрушился ливень. Разбухшие тучи теснились друг к другу, просвечивая оранжево-черным светом, извергая на асфальт косые серебристые струи воды. Джонатан опустил окно. Нет ничего лучше, чем отдохнуть в ненастье перед телевизором. Он отправился на кухню и достал из холодильника выбранные Анной итальянские закуски. Он поставил в духовку баклажаны, щедро посыпал блюдо пармезаном и подошел к висевшему на стене телефону, чтобы позвонить в мастерскую, как вдруг замигала лампочка внешнего вызова и раздался звонок.
– Куда ты провалился? Я десятый раз пытаюсь дозвониться!
– Добрый вечер, Питер!
– Собирай чемодан. Встречаемся в аэропорту Логан, у стойки «Британских авиалиний». Лондонский рейс, вылет в 12.15. Я забронировал два места.
– Предположим на мгновение, что сегодня не воскресенье, что я не на кухне, не готовлю ужин женщине, на которой женюсь через месяц, и не собираюсь в который уже раз смотреть вместе с ней «Мышьяк и старые кружева»… Зачем мне лететь с тобой?
– Люблю, когда ты так говоришь. Можно подумать, что мы уже в Англии, – съязвил Питер.
– Ладно, старик, приятно было поболтать, но, как ты любишь говорить, у меня интим с баклажанным гратеном, так что, если не возражаешь…
– Я только что получил имейл из Лондона. Некий коллекционер выставляет на торги пять картин, фамилия художника, кажется, Рацкин… С чем, говоришь, у тебя лазанья?
– Ты серьезно?!
– При случае я познакомлю тебя с человеком, сообщившим мне эти сведения. Так что я более чем серьезен! Картинами займемся либо мы, Джонатан, либо наши конкуренты, так что решай сам. Конъюнктура рынка нередко зависит от качества экспертизы.
Джонатан нахмурился и начал нервно наматывать телефонный шнур на палец.
– Пять полотен Рацкина на аукционе в Лондоне? Быть того не может!
– Я не говорил, что картины выставят на продажу, но их покажут публике. Моя карьера будет спасена, если я продам коллекцию такого качества в Бостоне.
– Ты назвал неверное количество картин, Питер. Всего четыре работы Рацкина находятся в частных, недоступных для широкого зрителя коллекциях.
– Не стану спорить с экспертом, – сказал Питер и поддел друга: – Значит, я правильно рассудил, что эта загадка стоит блюда пасты. До скорого!
Раздался щелчок: Питер повесил трубку не попрощавшись. Несколько секунд спустя подслушивавшая весь разговор Анна поставила кисть в баночку с водой, набросила кашемировую пелерину, распустила волосы и спустилась по лестнице в кухню. Джонатан так и остался стоять рядом с телефоном. Лицо его выражало задумчивость, и он вздрогнул, услышав ее голос:
– Кто это был?
– Питер.
– У него все в порядке?
– Вполне.
Анна втянула ноздрями пропитавший кухню аромат шалфея, открыла дверцу духовки и полюбовалась румяной корочкой сыра на противне.
– Устроим пир! Я голодна как волк, а ты? Жду тебя в гостиной, поставлю пока фильм.
– Я тоже, – угрюмо буркнул Джонатан.
Анна цапнула за хвостик маленький артишок и отправила его в рот.
– Обожаю итальянскую кухню! – сообщила она с полным ртом, промокнула жирные от оливкового масла губы и вышла.
Джонатан вздохнул, достал из духовки раскаленный противень и аккуратно переложил содержимое на блюдо. Он расставил закуски вокруг тарелки на подносе, а свою долю убрал в холодильник, откупорил бутылку кьянти, налил вино в изящный бокал на высокой ножке и расположил его рядом с моцареллой в мисочке.
Анна устроилась на диване, у включенного телевизора. Оставалось включить плеер и насладиться фильмом Фрэнка Капры.
– Принести твой поднос? – спросила Анна нежным голосом.
Он сел рядом, взял ее за руку и с виноватым видом сообщил, что ужинать не будет. Не давая ей раскрыть рот, он объяснил, зачем звонил Питер, и рассыпался в извинениях. Он должен ехать не только ради себя, но и для того, чтобы выручить друга. Аукционный дом «Кристи» не поймет его, если он пропустит торги. Такая профессиональная ошибка чревата неприятностями для его карьеры, о которой сама Анна так печется. Чтобы быть до конца честным, он признался, что всегда мечтал рассмотреть эти полотна с близкого расстояния, увидеть все линии на холсте, оценить колорит, не искаженный камерой фотоаппарата и ретушью…
– Кто продавец? – спросила она, поджав губы.
– Понятия не имею. Картины могут принадлежать наследнику галериста, выставлявшего Рацкина при жизни. Они никогда не выставлялись на официальные торги, и я вынужден был довольствоваться фотографиями и сертификатами подлинности, когда составлял первый комментированный каталог.
– О каком количестве полотен идет речь?
Джонатан колебался, понимая, что не может поделиться с ней надеждой найти пятую картину, о которой рассказал Питер. Анна считала последнюю работу Владимира Рацкина химерой, плодом всепоглощающей нездоровой страсти ее будущего мужа к старому безумному художнику.
В гардеробной Джонатан сложил в маленький чемодан несколько выглаженных рубашек, пуловер, галстуки и белья на пять дней. Сосредоточившись на сборах, он не услышал шагов Анны у себя за спиной.
– Ты снова покидаешь меня ради любовницы, на сей раз – за четыре недели до свадьбы. Это переходит все границы!
Джонатан оглянулся. Его очаровательная будущая жена стояла в проеме двери.
– Моя любовница, как ты изволила выразиться, старый художник, псих – по твоим же словам, – упокоившийся много десятилетий назад. Такой выбор должен был бы тебя успокаивать!
– Не знаю, что и сказать… Ведь я тоже часть твоего выбора!
– Не извращай мои слова! – возмутился Джонатан и попытался обнять Анну.
Она не далась и оттолкнула его:
– Ты увяз!
– У меня нет выбора, Анна, не осложняй все еще больше. Ну почему, почему я не могу разделить эту радость с тобой?
– А если бы Питер позвонил накануне свадьбы, ты отменил бы церемонию?
– Питер – мой лучший друг и шафер. Накануне свадьбы он бы звонить не стал.
– Да что ты? А по-моему, за ним бы не заржавело!
– Ошибаешься. Чувство юмора у него особое, и ты его не воспринимаешь, но Питер очень деликатный человек.
– Он это успешно скрывает. Но если бы он все-таки позвонил, что бы ты сделал?
– В этом случае мне пришлось бы отвергнуть возлюбленную и вступить в законный брак со спутницей жизни.
Джонатан питал слабую надежду, что Анна перестанет доставать его. Чтобы не дать ей втянуть себя в бесконечный спор, он взял сумку и зашел в ванную за несессером. Но она и не думала сдаваться. Он снял с вешалки плащ и потянулся поцеловать ее, но она отклонилась.
– Ты не станешь отрицать, что Питер позвонил бы и утром, в день свадьбы!
Джонатан спустился вниз, повернул ручку двери, оглянулся и долго смотрел на Анну: она стояла на верху лестницы, сложив руки на груди.
– Нет, он дождался бы утра понедельника, и я прикончил бы его за то, что он не позвонил.
Он вышел, хлопнув дверью. Подозвал такси и попросил отвезти его к терминалу «Британских авиалиний» аэропорта Логан. Город был омыт ливнем. Бежавшие по тротуару потоки воды уничтожали следы его шагов. Когда машина отъехала, деревянные жалюзи на окнах мастерской опустились. Анна улыбалась.
3
Питер ждал Джонатана под табло посадки на рейс БА-776, провожая взглядом последних исчезавших в рукаве пассажиров. Джонатан хлопнул Питера по плечу, он обернулся и вздернул брови при виде помятого лица друга.
– Я все еще ваш шафер?
– Если все пойдет по-прежнему, готовься к роли свидетеля на бракоразводном процессе.
– Как скажешь, но сначала тебе все-таки придется пойти под венец, иной порядок вещей невозможен.
Дежурный нетерпеливо махнул им рукой: все пассажиры были на борту, ждали только их. Питер выбрал кресло у иллюминатора. Джонатан забросил чемоданчик на багажную полку, и самолет начал разгон.
Час спустя стюардесса начала развозить обед, но Питер учтиво отказался за них обоих. Джонатан удивленно взглянул на него.
– Спокойно, приятель! – хитро улыбнулся Питер. – Я придумал две хитрые хитрости, улучшающие качество длинных перелетов. Во-первых, посетил твой любимый магазинчик и накупил массу вкусностей, чтобы не мучила совесть из-за твоей лазаньи.
– Это был гратен из баклажанов, – возразил уязвленный Джонатан. – Ну и где же твои сказочные яства? Я проголодался.
– В одном из ящиков для багажа у тебя над головой. Как только стюардесса с тележкой скроется за занавеской, я их достану.
– Ладно, рассказывай про вторую хитрость.
Питер достал из кармана упаковку лекарств и повертел ею перед носом Джонатана.
– Вот она! – с победным видом объявил он. – Волшебная пилюля. Проснешься, посмотришь в иллюминатор и скажешь: «Черт побери, кажется, это Лондон!»
Питер вытряхнул две таблетки себе на ладонь и протянул одну Джонатану, но тот отказался.
– Ну и зря! – Питер проглотил таблетку. – Это не снотворное, просто помогает заснуть. Единственный побочный эффект – не замечаешь, как проходит полет.
Но Джонатан покачал головой, Питер прижался виском к шторке, и каждый углубился в свои мысли. Старший стюард обслужил последнего пассажира и скрылся в служебном помещении.
– В котором еда? – спросил Джонатан, кивнув на ряд отделений над креслами.
Питер не ответил, он уже спал. Джонатан похлопал друга по плечу, но не преуспел. Он повторил попытку, но Питер не отреагировал. Джонатан заглянул в ящики над креслами: с десяток сумок и пальто лежали вперемешку. Он сел, трясясь от злости. В кабине царил полумрак. Через час Джонатан погасил свет и попытался нашарить в кармане Питера заветный пузырек, но тот громко храпел, прижимаясь виском к иллюминатору, и правый карман был недосягаем.
Прошло шесть часов, и появилась стюардесса с завтраком. Оголодавший Джонатан с радостью взял поднос. Девушка наклонилась, чтобы откинуть столик Питера, он проснулся, зевнул и с негодующим видом воскликнул: