Шаг за шагом, он ощущал, как магическая нить становится не просто заметнее, а гуще, плотнее, словно он идёт не по следу, а по живой вене, по которой всё ещё течёт энергия. Внутри у него появилось странное чувство. Будто сама эта энергия знает, что он прикасается к её границе, и… Реагирует на подобные действия с его стороны.
Первый сигнал пришёл от слуха. В тишине ущелья, где даже ветер боялся проскользнуть, Андрей уловил низкий, едва слышный стон, похожий на вибрацию в костях. Он не был звуком в привычном смысле – скорее, ощущением, как если бы кто-то перебрал струну, натянутую внутри его сознания. От этой дрожи у него едва заметно дрогнули пальцы.
Затем появился и запах. Металлический привкус в воздухе вдруг усилился, и в нём проступило что-то сладковатое, липкое, как запах нектара, перебродившего до состояния яда. Этот аромат будто проникал в лёгкие, обволакивал изнутри, и Андрей уловил в нём древнюю, животную опасность. Так пахнет то, что не просто охотится – а собирается поглотить полностью.
Только потом пришло ощущение взгляда. Его нельзя было объяснить логически – за спиной не шевелилось ни ветки, не падала тень. Но всё тело, от затылка до кончиков пальцев, отозвалось глухим, первобытным сигналом. За ним точно наблюдают. Он даже не стал оборачиваться сразу. Так как уже заранее знал о том, что это усилие не принесёт ему нужного ответа.
Вместо этого он сосредоточился на потоке силы, ощупывая пространство. И заметил, что на границе восприятия, словно за тончайшей завесой, дрожало нечто. Не фигура, не зверь, не призрак в привычном смысле. Оно было похоже на пятно искажения, в котором время текло иначе. Даже сам камень внутри этой зоны казался чуть темнее, а воздух – тягучим, как мёд.
Когда он сделал ещё два шага, искажение будто чуть придвинулось. И это был не звук, и не движение. Просто у парня появилось стойкое ощущение того, что расстояние между ними резко сократилось. И это “нечто” теперь стояло не перед ним, а сбоку, на расстоянии вытянутой руки, хотя Андрей знал, что секунду назад там не было никого.
Он медленно выдохнул, отпуская часть своей силы наружу, и впервые почувствовал отклик. В глубине искажения что-то шевельнулось. Не как зверь – а как сеть, в которой перебежала волна. И тогда он понял, что это было не просто существо, это… Структура. Она не движется по своей воле, она течёт, как вода, и пронизывает собой пространство.
Ещё шаг – и он почти физически ощутил холодное прикосновение к краю сознания. Будто кто-то лёгким нажимом проверял, можно ли войти внутрь.
– Я тебя вижу. – Глухо произнёс он. И хотя его слова прозвучали достаточно тихо, словно в ответ на них, тишина ущелья дрогнула, и из искажения послышался звук – едва различимый, но безошибочный. Как если бы в глубине камня кто-то медленно провёл ногтем по стеклу.
На этом склоне, куда вёл обугленный шрам от падения портала, воздух становился вязким, словно густой настой, который не пропускает свет. Андрей чувствовал, как каждое его движение сопровождается едва уловимым сопротивлением, будто он идёт сквозь воду, но без воды. С каждой сотней шагов слух всё больше ловил странные перебои в тишине. Где-то хруст камня – но без источника… Лёгкое шуршание, будто кто-то гладит каменные стены невидимыми пальцами, едва касаясь поверхности…
Впереди, над местом, где лежали расплавленные камни и остатки портальной арки, начало колыхаться само пространство. Как если бы кто-то подвесил в воздухе тёмное зеркало, но забыл отполировать поверхность. Она дрожала, переливалась мрачными мазками, и в этих размытых бликах мелькали образы – не цельные, а обрывочные, как случайно вырванные страницы чужой памяти. Вот чужой глаз, полный ужаса, вот рука, тянущаяся в пустоту, вот багровая нить, лопающаяся с сухим звуком.
Андрей остановился, чувствуя, как вокруг начало пахнуть старой, застоявшейся кровью и железом, и запах этот шёл не от земли, а будто изнутри его головы.
Тьма впереди сжалась в одну точку, а потом чуть развернулась, словно кто-то приоткрыл тяжёлую занавесь в комнате без окон. И вот из глубины искажения пространства, проступил силуэт – слишком тонкий, слишком высокий, с пропорциями, которые человеческий глаз не воспринимал как нормальные. Лицо – или то, что заменяло лицо – было пустой воронкой, из которой струился бледный свет, и в этом свете скользили крохотные, как песчинки, символы, исчезающие прежде, чем можно их рассмотреть.
Оно ещё не двигалось к нему. Оно просто было. И это “просто” ощущалось так, словно каждый нерв Андрея по очереди выдёргивали из тела, проверяя, сколько их останется.
Тьма вокруг дрожала, как кожа над бьющимся сердцем, и в тот момент, когда Андрей уже почти привык к неподвижности силуэта, мир вокруг словно моргнул. Не глазами – чем-то глубже. И практически сразу внутри этого “моргания” реальность стала чужой.
Он вдруг оказался не в ущелье, а на широкой, бесконечной равнине, залитой светом, который не давал тепла. Под его ногами был песок – не жёлтый, а выцветший до серо-белого, будто состоящий из перемолотых костей. Песок был сух, но каждый шаг оставлял след, заполненный густой, чёрной жидкостью.
Вдалеке висела конструкция, похожая на сломанный портал, но растянутый в небо, как вывернутая паутина. Между рваными ободами что-то дышало – не воздухом, а тяжёлой волной пустоты, и каждый “вдох” и “выдох” отзывались у него в груди, будто кто-то чужой пытался регулировать его сердце. Звука здесь просто не было – даже собственного дыхания. Вместо него в голове зазвенело, как в момент, когда вблизи падает огромный колокол, и этот звон разносился не по воздуху, а по костям. В нём было нечто, похожее на речь, но без слов:
“Ты помнишь…”
И картинка снова резко сменилась. Он увидел себя – но не в своём теле. Длинные руки, чужие глаза, ощущение тяжести от крыльев, которых никогда не было. Он стоял над обугленным городом, и пламя не грело. По улицам текли потоки таких же чёрных ручьёв, что он только что видел под ногами. Из окон домов тянулись руки – сотни, тысячи рук, но все они цеплялись не за спасение, а тянулись к нему, будто узнавали. А внутри раздалось ещё одно “слово-не-слово”:
“Верни…”
Мир снова моргнул – и он стоял там же, перед расплывающимся силуэтом. Только теперь Андрей понимал, что существо не двигалось не потому, что не может, а потому что уже коснулось его глубже, чем любой бой.
Тень за силуэтом дрогнула, и мир вокруг словно начал тихо, незаметно сползать в сторону – как ткань, к которой приложили огромную, холодную ладонь. Камни у ног Андрея перестали быть твёрдыми. Каждый шаг сущности делал их чуть мягче, будто они теряли свою плоть, превращаясь в зыбкое подобие воспоминания.
Воздух сгустился, уплотнился до такой степени, что приходилось вдыхать его усилием, как глотать вязкую жидкость. Линии ущелья вытянулись, словно он смотрел на них сквозь воду, а горизонт согнулся внутрь, пытаясь замкнуться вокруг приближающегося силуэта.
Андрей чувствовал, как что-то в нём – на самом дне ядра, за всеми печатями, привычными слоями силы – начинает тихо вибрировать, отзываясь на чужое присутствие. И эта вибрация не была его собственной. Это отзывалась та самая сущность кости Падшего Бога. Сначала это всё ощущалось как лёгкий холод в груди. Потом – как толчок сердца, который бьёт слишком сильно и слишком медленно одновременно. В следующий миг – взрыв.
Вся его аура, привычно сжатая и дисциплинированная, внезапно распахнулась, будто её вырвали изнутри. Сущность древней кости Падшего Бога вырвалась навстречу угрозе, не спрашивая разрешения. Поток силы ударил в каждую жилу, каждую каплю крови, и Андрей ощутил, как уровень поднимается скачком. Не на ступень, не на одну-две звезды – а так, что привычный масштаб ощущений перестал работать.
Сила рвалась наружу, ломая привычные границы. Он понял, что минимум две звезды Доу Цзун – это лишь та грань, которую он может осознать. Дальше начиналось то, что трудно назвать цифрами или звёздами – словно сама кость толкала его туда, где боевые ранги не имеют смысла.
Его разум почти сразу ухватил главный вывод. Если сущность древней кости отозвалась так резко, значит, приближающееся существо несёт в себе что-то подобное ей. Какой-то осколок. Частицу. Память о Падшем Боге. И это означало, что бой будет не просто смертельно опасен. Это будет столкновение наследников одного и того же ужаса.
Пространство между ними уже почти исчезло – не в смысле расстояния, а в самой сути. Казалось, что мир, лежащий в этом промежутке, тоньше паутинки, и одно неверное движение сорвёт её.
Существо остановилось на миг, будто прислушиваясь. Его силуэт всё ещё оставался размазанным, но от него исходило ощущение не просто угрозы, а фундаментальной ошибки бытия. В этот момент Андрей понял главное… Оно ещё не ударило, но уже ломает всё вокруг одним своим существованием.
Вершины ближайших гор начали трескаться, как тонкий лёд весной. Сначала едва слышно, с тихим сухим щелчком, потом всё громче, пока треск не превратился в грохот. Каменные гребни медленно оседали, сползали вниз, превращаясь в лавины пыли и осколков. Линии ущелий расползались, как разрезанная ткань, и земля под ногами дрожала, теряя свою прежнюю форму.
Андрей чувствовал, как давление чужой силы врезается в его собственную ауру. Мир между ними сжимался и прогибался, словно кто-то гнул стеклянную сферу изнутри. И в этом напряжении, в этих трещинах реальности он видел – тонкие нити света, вырывающиеся из пустоты и ломающиеся, будто их тянули в разные стороны.
С каждым ударом сердца сама ткань мира кричала от напряжения. В груди у Андрея сущность Древней кости Падшего Бога горела холодным пламенем, подстёгивая его, раздувая мощь до предела. Мир вокруг уже переставал быть прежним. Скалы рушились, ущелья расширялись, а там, где ещё мгновение назад был целый хребет, теперь зияла новая, тёмная впадина. Ландшафт менялся прямо на глазах, словно кто-то в ярости вырывал куски карты и заменял их пустотой. Ещё шаг… Одно движение… И катастрофа начнётся…