антику.
Чем больше я размышлял о странных скульптурах из Ла-Венты, тем меньше мне нравились подобные идеи. Возможно, финикийцы и другие народы Старого Света действительно пересекали Атлантику еще до Колумба. Существуют убедительные доказательства, хотя их обсуждение выходит за рамки этой книги. Проблема в том, что финикийцы, оставившие характерные примеры своего искусства и ремесла в разных частях Древнего мира, не сделали этого в Центральной Америке. Ни негроидные головы, ни барельефы с изображением европеоидных фигур даже отдаленно не напоминают стиль и художественные формы финикийского искусства. В сущности, эти замечательные произведения как будто не принадлежат ни к одной известной культуре, жанру или традиции. Они не имеют прецедентов как в Старом, так и в Новом Свете.
Создается впечатление, что они не имеют корней… но это, разумеется, невозможно, так как все формы художественного самовыражения откуда-то происходят.
На мой взгляд, одно из возможных объяснений заключалось в теории «гипотетической третьей стороны», первоначально выдвинутой рядом ведущих египтологов для объяснения одной из величайших загадок истории и хронологии Древнего Египта.
Археологические свидетельства указывают на то, что в отличие от медленного и мучительного развития, происходящего в обычных человеческих обществах, цивилизация Древнего Египта появилась сразу же и полностью сформированной. Действительно, период перехода от примитивного к развитому обществу был необъяснимо коротким с исторической точки зрения. Технические навыки, развитие которых требовало столетий или даже тысячелетий, появились почти мгновенно и без каких-либо исторических прецедентов.
К примеру, в археологических останках додинастического периода (около 3500 года до нашей эры) нет никаких следов письменности. Вскоре после этого внезапно появились иероглифы, знакомые нам по многим древнеегипетским памятникам, причем они уже имели сложную и совершенную форму. Они не являлись простыми рисунками предметов или действий, но обозначали только звуки и были снабжены подробной системой цифровых символов. Даже самые ранние иероглифы были стилизованными и схематичными, и совершенно ясно, что хорошо разработанный курсивный шрифт находился в общем употреблении уже с начала Первой Династии.
Удивительно, что в этой системе письменности нет никаких следов эволюции от простого к сложному. То же самое относится к математике, астрономии, медицине и архитектуре Древнего Египта, а также к поразительно богатой и сложной религиозно-мифологической системе (основное содержание даже таких утонченных трактатов, как Книга Мертвых, существовало с самого начала династического периода).
Большинство египтологов не рассматривают причины столь быстрого развития цивилизации в Древнем Египте. Но, по мнению ряда более смелых мыслителей, этот факт требует удовлетворительного объяснения. Джон Энтони Уэст, эксперт по раннединастическому периоду, задает вопрос:
«Как могла появиться цивилизация, с самого начала имевшая высокий уровень развития? Посмотрите на автомобиль 1905 года и сравните его с современным. Процесс «развития» налицо. Но в Египте нет аналогий — все появилось с самого начала.
Ответ на эту загадку напрашивается сам собой, но его редко принимают во внимание, потому что он противен современному образу мышления. Египетская цивилизация возникла не в результате «развития», а была наследием другой цивилизации».
На протяжении многих лет Уэст был бельмом в глазу для египтологического истеблишмента. Но другие, более традиционные авторитеты тоже высказывали озадаченность «внезапностью» появления египетской цивилизации. Уолтер Эмери, профессор египтологии из Лондонского университета, подытожил суть проблемы:
«Примерно за 3400 лет до Рождества Христа в Египте произошла огромная перемена, и страна быстро перешла из состояния неолитической культуры со сложным племенным устройством к организованной монархии…
В то же время появилась письменность. Монументальная архитектура, искусства и ремесла развивались с поразительной быстротой, и все признаки указывали на существование процветающей цивилизации. Все это было достигнуто за сравнительно короткий промежуток времени, поскольку эти фундаментальные новшества в письменности и архитектуре не имеют или почти не имеют основы в прошлом».
Можно предположить, что внезапный и решительный культурный толчок был получен Египтом от другой известной цивилизации Древнего мира. Шумерская цивилизация, существовавшая в нижнем течении Евфрата в Месопотамии, является наиболее вероятным претендентом. Несмотря на значительные различия, сходство строительных методов и архитектурных стилей действительно подразумевает связь между этими двумя регионами. Но ни одна из черт сходства не является достаточно выраженной, чтобы сделать вывод о прямом воздействии одного общества на другое. Напротив, как пишет профессор Эмери:
«Создается впечатление косвенной связи и возможного существования третьей стороны, влияние которой распространялось и на Евфрат, и на долину Нила… Современные ученые склонны игнорировать возможность заселения обоих регионов из какой-то гипотетической и еще неизвестной местности. [Однако] существование третьей стороны, чьи достижения независимо передавались в Египет и Месопотамию, лучше всего объясняет черты сходства и основополагающие различия между двумя цивилизациями».
Помимо всего прочего, эта теория проливает свет на то загадочное обстоятельство, что египтяне и шумеры поклонялись практически идентичным лунным божествам, которые были одними из старейших в их пантеонах (Тот у египтян и Син у шумеров). Согласно видному египтологу Е. А. Уоллису Баджу, «сходство между двумя египтянами слишком заметное, чтобы отнести его на счет случайного совпадения… было бы неверно утверждать, что египтяне заимствовали у шумеров или шумеры заимствовали у египтян. Но можно предположить, что образованные круги обоих народов позаимствовали свои теологические системы из какого-то общего, но чрезвычайно древнего источника».
Уместно задать вопрос: о каком «общем, но чрезвычайно древнем источнике», «гипотетической и еще неизвестной местности» и «третьей стороне» говорят Уоллис и Эмери? И если эта «третья сторона» оставила свою высокую культуру в наследство Древнему Египту и Месопотамии, то почему она не могла сделать это в Центральной Америке?
Тот аргумент, что цивилизация в Мексике появилась гораздо позже, чем на Ближнем Востоке, не выдерживает критики. Возможно, первоначальный импульс был дан почти одновременно в разных местах, но итоги оказались совершенно разными.
Если исходить из этого сценария, просветители добились блестящего успеха в Шумере и Египте, создав там замечательные и долговечные цивилизации. С другой стороны, в Мексике (и, возможно, в Перу) они столкнулись с серьезными препятствиями. Хорошее начало, когда были созданы гигантские каменные головы и барельефы с изображениями бородатых мужчин, не имело успешного продолжения. Свет цивилизации не угас, но ее развитие возобновилось лишь около 1500 года до нашей эры (так называемый «ольмекский горизонт»). К тому времени гигантские скульптуры уже были древними реликвиями, обладавшими могущественной духовной силой, но их происхождение было окутано мифами о великанах и бородатых просветителях.
В таком случае мы можем смотреть на лица из гораздо более далекого прошлого, чем принято считать, когда заглядываем в миндалевидные глаза негроидной головы или любуемся точеными европейскими чертами лица Дяди Сэма. Нет ничего невозможного в том, что эти великие произведения сохранили образы представителей исчезнувшей цивилизации, объединявшей разные этнические группы.
Вот в чем вкратце заключается теория «гипотетической третьей стороны» для Центральной Америки: цивилизация древней Мексики возникла под внешним влиянием, но не в результате усилий колонизаторов из Старого Света. Некоторые культуры — как в Новом, так и в Старом Свете — могли получить в наследство идеи и верования от некой чрезвычайно древней цивилизации.
Перед отъездом из Вилья-Эрмосы я посетил CICOM (Центр исследования культур ольмеков и майя). Я хотел узнать у местных ученых, нет ли поблизости других ольмекских сооружений. К моему удивлению, они посоветовали искать в более отдаленных местах. В Монте-Альбане в провинции Оахака, расположенной в сотнях километров к юго-западу, археологи обнаружили «ольмекоидные» артефакты и ряд барельефов, на которых, как считалось, были изображены сами ольмеки.
Мы с Сантой собирались поехать из Вилья-Эрмосы прямо на полуостров Юкатан, находившийся на северо-востоке. Путешествие в Монте-Альбан означало, что нам придется сделать огромный крюк, но мы решили пойти на это в надежде узнать что-нибудь новое об ольмеках. Кроме того, поездка через горы в самое сердце потаенной долины, где расположен город Оахака, обещала интересные зрелища.
Держа путь почти точно на запад, мы еще раз проехали Ла-Венту и Коацекоалькос, а потом через Сайулу и Лома-Бонитос добрались до городка Тухтепек, стоявшего на пересечении дорог. При этом мы постепенно оставили позади почерневшие и бесплодные ландшафты нефтяных разработок и снова ехали по пологим холмам, поросшим густой травой, и между полями, где созревал урожай.
В Тухтепеке, где началась настоящая гористая местность, мы резко повернули на юг и поехали по шоссе № 175, ведущему в Оахаку. Глядя карту, казалось, что нам предстоит преодолеть не более половины пути, уже проделанного от Вилья-Эрмосы. Однако дорога оказалась выматывающей нервы и отнимающей силы почти бесконечной вереницей крутых зигзагов — узких и опасных поворотов, пропадавших в облаках, словно лестница, ведущая в небо. Мы миновали несколько уровней альпийской растительности, каждый из которых занимал свою климатическую нишу, пока не оказались выше об