Обозначаемое буквой «ц», золотое сечение является еще одним иррациональным числом, которое, подобно числу π, не может быть выражено арифметически. Его величина равна примерно 1,61803- Одновременно оно является пределом, к которому стремится отношение соседних чисел ряда Фибоначчи — последовательности 0; 1; 1; 2; 3; 5; 8; 13 и т. д., в которой каждый последующий член является суммой двух предыдущих.
Графически «фи» можно представить следующим образом. Пусть точка С лежит внутри отрезка АВ так, что АС больше СВ. Тогда золотое сечение — это такое отношение всего отрезка АВ к его большей части АС, как АС к меньшей СВ, то есть:
φ = АВ/АС = АС/СВ.Эту пропорцию, которая считается гармоничной и приятной для зрительного восприятия, предположительно открыли греки-пифагорейцы, которые использовали ее в афинском Парфеноне. Однако нет никакого сомнения, что число «ц» было получено и отображено на 2000 лет раньше в камере Царя внутри Великой пирамиды в Гизе.
Чтобы понять, каким образом это произошло, разделим прямоугольный пол камеры на два равных воображаемых квадрата со стороной, равной единице. Если один из этих квадратов разделить пополам, чтобы получились два новых прямоугольника, провести диагональ в том из них, который ближе к центру, то сумма длин этой диагонали и меньшей стороны малого прямоугольника даст искомую величину φ = 1,618 (по отношению к стороне квадрата, то есть единице).
Египтологи считают все это случайными совпадениями. Однако строители пирамиды ничего не делали случайно. Кем бы они ни были, трудно представить себе более целеустремленных и математически мыслящих людей.
С меня на сегодня было достаточно математических игр. Уходя из камеры Царя, я не мог не вспомнить, что она расположена на уровне пятидесятого ряда кладки Великой пирамиды на высоте 45 метров над землей. Это означает, как указывал Флиндерс Петри с некоторым удивлением, что строители сумели разместить ее «на уровне, где вертикальное сечение пирамиды уменьшается вдвое, площадь горизонтального сечения равна половине основания, диагональ равняется длине стороны основания, а ширина горизонтального сечения равна половине диагонали основания».
Уверенно и эффективно забавляясь с более чем шестью миллионами тонн камня, создавая галереи, камеры, шахты и коридоры, добиваясь почти идеальной симметрии, почти идеальных прямых углов и почти идеальной ориентации по ключевым точкам, таинственные строители Великой пирамиды находили время и для других фокусов, в том числе с размерами огромного монумента.
Почему их мысль работала в этом направлении? Что они пытались сказать или сделать? И почему через столько тысяч лет после постройки этот монумент продолжает оказывать магнетическое действие на такое множество людей из самых разнообразных слоев общества, которые вступают с ним в контакт?
Неподалеку находился Сфинкс, поэтому я решил отправиться со своими загадками к нему…
Глава тридцать девятаяМЕСТО НАЧАЛА НАЧАЛ
Гиза, Египет, 16 марта 1995 года, 15.30
Я покинул Великую пирамиду во второй половине дня. Повторяя путь, которым мы с Сантой шли перед покорением монумента, я пошел в восточном направлении вдоль северной стороны пирамиды, затем на юг вдоль восточной стены, пробрался между нагромождением камней и древних могил, которые сгрудились в этой части Некрополя, и вышел на присыпанный песком известняк плато Гиза, которое полого опускалось в направлении юго-востока.
В конце этого спуска, в полукилометре от юго-восточного угла Великой пирамиды, в высеченном в скале углублении припал к земле Сфинкс. Двадцати метров в высоту, более семидесяти метров в длину, с головой шириной четыре метра, он уверенно может считаться самой большой отдельно стоящей скульптурой в мире — и самой прославленной.
Лев с головой человека и взглядом
Безжалостным и пустым, как солнце[32].
Приближаясь к монументу с северо-запада, я пересек древнюю мостовую, соединяющую Вторую пирамиду с так называемым храмом Хафры в долине — довольно необычным сооружением, расположенным всего в 15 метрах от Сфинкса, на южном краю Некрополя.
Этот храм очень долго считался намного старше эпохи Хафры. В течение всего девятнадцатого столетия ученые единодушно считали, что он построен в заведомо доисторические времена и не имеет ничего общего с архитектурой династического Египта. Все изменилось после того, как на территории храма были обнаружены скульптурные изображения Хафры с соответствующими надписями. Большая их часть была серьезно повреждена, но одна, которая находилась в перевернутом положении в глубокой яме в передней части храма, оказалась почти целой. Искусно высеченный в натуральную величину из черного, твердого, как драгоценный камень, диорита, фараон Четвертой Династии изображен сидящим на троне, и ясный взор его устремлен в бесконечность.
Почти сразу же появилось решение сообщества египтологов, перед железной логикой которого остается только благоговеть: раз в Храме долины найдены статуи Хафры, значит, этот храм был построен Хафрой. Как подытожил обычно не лишенный здравого смысла Флиндерс Петри, «тот факт, что единственными поддающимися датировке находками в храме являются статуи Хафры, свидетельствует, что храм относится к его эпохе. Предположение о том, что он мог воспользоваться более ранней постройкой, представляется маловероятным».
Но почему таким уж маловероятным?
На протяжении всей истории династического Египта многие фараоны использовали постройки своих предшественников, зачастую намеренно стесывая картуши с их именами и заменяя собственными. Поэтому нет серьезных оснований полагать, что Хафра должен был устоять перед соблазном связать Храм долины со своим именем, особенно если в его сознании последний ассоциировался не с кем-то из предшествующих древних правителей, а с великими «богами», которые, как считали древние египтяне, принесли цивилизацию в долину Нила в ту далекую и мифическую эпоху, которую они именовали Первым Временем[33]. И Хафра вполне мог считать, что, поставив свои прекрасные статуи в натуральную величину в месте такой древней и таинственной славы, к которой он не смог бы приобщиться никаким иным способом, можно рассчитывать на вечные дивиденды. Если к тому же Храм долины ассоциировался с именем Осириса, с которым любой фараон мечтал повстречаться в вечной жизни[34], то стремление Хафры установить с ним прочную символическую связь при помощи скульптур становится еще более понятным.
После того как я пересек мостовую, выбранный путь привел меня на каменистое поле «мастаба», где менее знатные представители Четвертой Династии были захоронены в земле под надгробными камнями в форме скамей (мастаба — современное арабское слово, означающее скамью, отсюда и название, данное этим могилам). Я прошелся вдоль южной стены храма, вспоминая, что это древнее здание почти так же точно ориентировано по оси север — юг, как Великая пирамида (с погрешностью всего лишь 12 угловых минут).
В плане храм имеет форму квадрата со стороной 44 метра. Он строился с учетом наклона плато, которое на западе несколько выше, чем на востоке. В результате при высоте западной стены всего лишь 6 метров, высота восточной стены достигает 12 метров.
С юга храм выглядит как клинообразное сооружение, приземистое и мощное, прочно стоящее на скальном основании. При ближайшем рассмотрении оказалось, что в его конструкции имеются некоторые особенности, глубоко чуждые и необъяснимые с точки зрения современного наблюдателя, — впрочем, возможно, столь же чуждые и необъяснимые для древних египтян. Начнем с того, что там полностью отсутствуют (и внутри, и снаружи) какие-либо надписи и другие пометки, способствующие его идентификации. В этом отношении, как может заметить читатель, Храм долины вполне можно сопоставить с рядом других анонимных и не поддающихся датировке сооружений на плато Гиза, включая большие пирамиды (а также с таинственным сооружением в Абидосе под названием Осирион, о котором мы подробно поговорим в следующей главе); в то же время именно этим он очень сильно отличается от типичных произведений древнеегипетского искусства и архитектуры, обильно декорированных всяческими орнаментами и надписями[35].
Другой важной и необычной особенностью Храма долины является то, что его несущая конструкция полностью сложена из гигантских известняковых мегалитов. Большинство их имеет размеры 5,4 метра в длину, 3 метра в ширину и 2,4 метра в высоту (размеры некоторых достигают 9 × 3 и 6 × 3 метра). Обычный вес такого блока — свыше 200 тонн (тяжелее современного тепловоза), а ведь таких блоков — сотни.
Не кажется ли это загадочным?
Египтологам не кажется; мало кто из них потрудился как-нибудь прокомментировать, разве что самым поверхностным образом, колоссальный размер блоков и проблемы их монтажа. Как мы видели, вопросы подъема 70-тонных блоков на уровень камеры Царя в Великой пирамиде тоже не вызвали особых комментариев со стороны сообщества египтологов, так что отсутствие интереса к Храму долины тоже не является неожиданным. Тем не менее вес блоков действительно поразителен, и это заводит нас не только в другую эпоху, но и в другую этику, опирающуюся на систему ценностей, в том числе и эстетических, в корне отличных от наших. Для чего осложнять себе жизнь, ворочая громоздкие 200-тонные монолиты, если можно разрезать их на 10 (20, 40 или 80) блоков меньшего размера, несравненно более маневренных? Зачем преодолевать неимоверные трудности, если можно добиться того же видимого результата с гораздо меньшими усилиями?