– Задумчивый ты какой-то, – заметил Широков. Он стоял в одних шортах, босиком на китайском ковре и улыбался. – Тоже страшный сон видел?
Багиров усмехнулся, любуясь его развитым, сильным телом, в котором дремала не пробужденная энергия хищника.
– Мне даже заснуть-то не удалось.
– Чего ты на меня уставился, как на девку? – удивился Широков.
– Красивый ты мужик, Павел Иванович, – сказал Багиров. – Ну просто до неприличия!
Широков слегка смутился.
– Тихо ты… – пробормотал. – Ребята услышат… черт знает что подумают.
Они расхохотались до слез, освобождаясь от накопившегося за ночь напряжения. Потом отправились в кабинет, поговорить.
– На Тихвинской все спокойно, – сообщил Багиров. – Зря просидели до утра. Ложная тревога.
– А как насчет кинжала? Что эксперты сказали?
– Боюсь, придется тебя разочаровать. Все, к кому я обращался, ничего существенного сказать не смогли. Кто изготовил кинжал, когда? Никто понятия не имеет. Сходятся только в одном – вещь дорогая и вроде как старинная, рукоятка стилизована под рыбу, выполнена из халцедона; лезвие острое, из сплава высочайшего качества, с орнаментом восточного типа. Работа тонкая, по всему видно, делал мастер.
– Выходит, кинжал не простой?
– Выходит, – кивнул Багиров. – Такую вещь у тебя в квартире не случайно оставили. С намеком. Чтобы ты подумал и догадался.
– О чем?
– Я не знаю, – развел руками начальник службы безопасности. – Это только ты можешь знать.
Широков закрыл глаза и с силой потер виски.
– Черт! Голова разболелась… Ума не приложу, о чем мне может говорить этот кинжал? Я уже и так, и сяк прикидывал – ничего не получается. А главное – при чем тут Эльза? Она давно мертва.
– Ну… фотографию могли проткнуть с целью вывести тебя из равновесия, разозлить, заставить потерять голову, вести себя безрассудно, неадекватно. Кто-то именно этого и добивается.
– Зачем? Что ему или им нужно? Пусть бы прямо сказали.
Багирову хотелось курить, но он терпел.
– Мы топчемся на месте, – сказал он. – Ребят из «Ареса» напрягли, свою охрану напрягли, полицию напрягли… А толку? Тычемся в разные стороны, как слепые котята. Я уже, грешным делом, воспользовался старыми связями. Впустую… Все в недоумении.
– Безвыходных ситуаций не бывает, – возразил Широков.
– Думай, Павел Иванович… Вспоминай, кому дорожку перешел.
Широков вскочил и зашагал по кабинету, засунув руки в карманы шорт. Он уже думал и ничего не придумал. Те, кто могли иметь на него зуб, действовали бы по-другому. Их почерк был узнаваем.
– Что за бардак происходит? – злился он. – Менты что-нибудь нарыли?
Багирову все сильнее хотелось курить. Он покачал головой, сглатывая слюну.
– Нет. Авто брошенные нашли, и все. Это мы и без них бы сделали.
Зазвонил сотовый. Павел посмотрел на номер, не стал отвечать. Ему ни с кем не хотелось разговаривать.
– Кто? – спросил Багиров. Не из любопытства, а по долгу службы.
– Таня… – вздохнул Широков. – Беспокоится. Или соскучилась. Ты любишь свою жену, Борис?
Багиров пожал плечами.
– Раньше думал, что люблю.
– А сейчас?
– Честно? – он отвел глаза. – Не знаю. Привыкли мы друг к другу… Хорошо это или плохо?
– Ну вот… сердце у тебя горит, когда ты о ней думаешь? Так, чтобы дух захватывало?
– Я курить хочу, Павел Иванович, – не выдержал Багиров. – А ты меня про любовь пытаешь.
Широков махнул рукой.
– Кури…
Начальник службы безопасности с наслаждением сделал пару затяжек и расслабился.
– Я забыл, есть ли у меня сердце, – ответил он. – Значит, не горит. И дышу я ровно.
– А горело?
Багиров склонил голову набок, подумал.
– Боюсь, что нет. Гормоны играли. Я циник. И не самого лучшего мнения о бабах… женщинах, – поправился он. – Наверное, мне не повезло. А впрочем… у меня еще все впереди.
Он не стал докладывать боссу подробности о поездке в промзону, Жоре Пилине и своих поисках. Отложил на потом…
Глава 20
Вадим Сергеевич Казаков кроме обязанностей завуча имел еще кучу общественных нагрузок.
Чтобы держать форму, он преподавал математику в старших классах и занимался на дому репетиторством, – то есть свободного времени у него было очень мало, и все оно принадлежало Леночке. Елене Слуцкой. Ухаживание за ней напоминало Казакову контрастный душ. Ледяной холод, граничащий с равнодушием, вдруг сменялся у этой неуравновешенной барышни горячими ласками и живым интересом, который угасал так же мгновенно, как и разгорался. Вадим никогда не знал, что взбредет во взбалмошную головку госпожи Слуцкой, и на каждое свидание отправлялся, как в разведывательный рейд по тылам противника.
Сегодня они не договаривались о встрече, поэтому Казаков решил посвятить половину дня хозяйственным делам, – отремонтировать кран в ванной и обзавестись, наконец, шкафом для одежды. Они с мамой жили в тесной двухкомнатной квартирке на Осташковской улице, давно мечтая о том, как Вадим женится и переедет к супруге. Это превратилось у них в идею-фикс. Другого способа улучшить жилищные условия Казаковы придумать не могли. Родственников, которые оставили бы им наследство, не было, – вся казаковская родня проживала в Саратовской области и едва сводила концы с концами. Денег тоже не предвиделось. Зарплата Вадима вместе с репетиторскими и мамина пенсия позволяли им не бедствовать, но и только. Удавалось собрать на отпуск в Крыму, ремонт или новую мебель. О крупных накоплениях речь не шла.
Мать Вадима – Ольга Антоновна – всю жизнь проработала в школе учительницей географии и продолжала придерживаться старых взглядов. Она не признавала свободы нравов, обожала поучать всех подряд и превыше всего ценила в людях порядочность.
– Твоя избранница, Вадик, – твердила мама, – прежде всего должна быть порядочной женщиной.
Девушки, с которыми Казаков встречался в юности, казались Ольге Антоновне легкомысленными и пустыми. Она называла их «свистушками» и безжалостно подчеркивала все их недостатки, отговаривая сына от подобной дружбы.
– У тебя не может быть с ними ничего общего, – внушала она «дорогому Вадику». – Смотри, не попадись на приманку. Эти особы преследуют одну-единственную цель – женить на себе такого простака, как ты.
Вадик не хотел остаться в дураках и разрывал отношения. После института, когда он устроился на работу в математическую школу, внимание женщин к нему усилилось.
– Конечно! – злорадно рассуждала Ольга Антоновна. – Образованный, симпатичный, неженатый. Чем плохая добыча для этих потаскушек? Порядочные женщины так себя не ведут.
Познакомиться с порядочной женщиной оказалось довольно трудной задачей, потому как, кроме самой Ольги Антоновны, их, видимо, не существовало в природе. Вадим время от времени завязывал короткие, ни к чему не обязывающие интрижки с молодыми учительницами. Его это устраивало, маму тоже.
Шли годы. Вадик давно превратился в Вадима Сергеевича и сменил статус подающего надежды педагога на завуча школы. Но он все еще оставался холостяком. Ольгу Антоновну это не волновало.
– Жениться никогда не поздно, сынок, – говорила она. – Какие твои годы? Мужчина начинается с сорока лет.
Казакову нравилось жить с мамой, и он не стал бы ничего менять, если бы не квартирный вопрос. Тесновато стало в двух проходных комнатках, да и на работу далеко ездить. Словом, Вадим Сергеевич начал подумывать о женитьбе.
Знакомство с Леной оказалось весьма кстати. Ее гладкая прическа, строгое лицо и очки произвели должное впечатление на маму. Ольга Антоновна одобрила выбор сына.
– У нее есть квартира? – первым делом спросила она.
– Двухкомнатная, в Колокольниковом переулке, – ответил Вадим. – Просторная, с высокими потолками. Правда, без ремонта.
Ольга Антоновна обрадовалась. Слуцкая, несомненно, была порядочной женщиной. О том, что Лена разведена, Казаков решил до поры до времени маме не говорить. Зачем волновать пожилого человека?
Казаков постепенно втянулся в ухаживание за Леночкой и даже по-своему привязался к ней. Он твердо решил жениться.
Сегодня была среда, а в среду они с Леной ходили вечером гулять в парк. Она позвонила Вадиму утром, до работы, и сказала, что будет занята допоздна.
– Хочу сделать генеральную уборку. Надоела пыль.
– Ладно, – согласился Казаков. – Я тоже займусь хозяйством.
Он починил кран, пообедал и поехал в мебельный магазин подыскивать трехстворчатый шкаф с антресолями, по заказу мамы.
Выйдя из метро, Вадим Сергеевич попал под проливной дождь. С утра небо было чистое, и ничего не предвещало грозы. К полудню поднялся ветер, нагнал черные тучи, которые разразились молнией, громом и хлестким, бурным ливнем. Сбитая листва усыпала асфальт, по дороге бежали грязные потоки воды, несущие пену и мусор.
Пока Казаков добежал до магазина, он успел промокнуть до нитки. В торговый зал набились такие же мокрые насквозь прохожие. Женщины отжимали волосы и отряхивались, мужчины мрачно взирали на стекла витрин, заливаемые дождем. Ливень не собирался утихать.
Внезапно Вадиму показалось, что по тротуару идет женщина, похожая на Лену. Она была в синем дождевике, закрытых туфлях и без зонта. Капюшон дождевика закрывал ее лицо.
– Лена! – крикнул Вадим Сергеевич, выскакивая из магазина.
Он потом никак не мог понять, что заставило его так поступить. Женщина не обернулась, не посмотрела в его сторону. Она продолжала идти по улице вниз, к супермаркету и ряду пестрых лотков, нещадно поливаемых дождем.
– Она меня не слышит, – пробормотал Казаков, поеживаясь от холода.
Ливень извергался с небес, заглушая все остальные звуки. Потоки воды неслись вдоль дороги под уклон. Сквозь сплошную пелену дождя смутно виднелась впереди фигурка Лены. Не соображая до конца, что он делает, Казаков устремился за ней. Он снова промок, брюки и рубашка облепили тело, в туфлях неприятно хлюпало.