– Документы не липовые?
– Похоже, настоящие. Это я еще проверю. Так вот, Завьялов утверждает, что заказчик разговаривал с ним лично. Встретились они на Комсомольской, где легко затеряться. Заказчик подошел, предложил работу. Деньги обещал приличные – десять косарей за одну акцию.
– Зелеными?
– А то! За рубли Вася голову под пули подставлять не стал бы.
– В прошлый раз они же заправку Серого обстреляли?
– Они. А про другие Завьялов ничего не знает. У него своя задача была, он ее выполнял. Взять в условленном месте оружие, угнать машину, заехать на такую-то заправочную станцию, расстрелять, что попадется, и ходу. Все. Автоматы брали в камере хранения, там же потом лежали и деньги. Номер ячейки заказчик называл по телефону.
– Почему Завьялов решил, что на встречу приходил заказчик? Вряд ли он стал бы светиться.
– И я так думаю.
– Хорошо. Как он выглядел?
– Высокий мужчина, брюнет, среднего телосложения, одет в темно-серый костюм. Без очков, без бороды, – без каких-либо попыток изменить внешность.
– Смело.
– Вот и Вася говорит, что человек этот вел себя слишком уж уверенно, как будто никого и ничего не боялся. Он не прятался, не оглядывался, не суетился, и телохранителей рядом с ним не было.
Широков выпил коньяк, положил в рот дольку лимона и медленно ее пережевывал, что-то обдумывая.
Багиров вспомнил, как покрылось мелкими капельками пота лицо пленника, когда тот описывал «заказчика». Как затряслись его губы.
«Уставился он мне в самые зрачки, – бормотал Завьялов. – Я посмотреть, говорит, на тебя пришел. Чтобы ты меня обмануть не смог. Если кто мои глаза видел, никогда меня не обманет. Найду тебя где угодно, из-под земли достану, если не исполнишь обещанного. Потому что я – Демон Мрака. И засмеялся. А у меня все тело судорогой свело и язык к нёбу присох».
– Знаешь, как он назвал себя? Демон Мрака.
Широков глотнул и закашлялся. Лимонная кислота обожгла дыхательное горло.
– Шутишь?
– Если и шучу, то не я, а Завьялов, – серьезно ответил начальник службы безопасности. – Но ему с нами в подвале было не до юмора, поверь мне.
– Не хочешь ли ты сказать…
Багиров покачал головой. Он сам не знал, как расценить информацию, полученную от Завьялова. Тот не придуривался. Скорее, таинственный заказчик решил прикинуться этаким «Князем Тьмы», чтобы пугнуть как положено. Люди разные. Есть среди них опасные чудаки. Демон Мрака! Это ж надо придумать такое?
– А парень не наркоман часом? Может, он свои глюки тебе поведал?
– Следов от уколов на теле Завьялова нет, я сам проверил, – сказал Багиров. – Разве что он колеса глотает или соломку покуривает, но… Нет, не похоже. Я наркош видал-перевидал, за версту чую.
Он снова вспомнил лицо Завьялова и его сбивчивый рассказ.
«Я после того водки в рот взять не мог, ни-ни, – бормотал тот. – Как отрезало. Один раз через силу выпил, так меня потом полдня наизнанку выворачивало. Ужас. Вы меня не отпускайте… Я мужика того боюсь. Он меня убьет… Узнает, что я попался, и убьет!»
– А деньги Вася куда дел? – спросил Широков.
– Говорит, дома спрятал. За вторую акцию еще не получал. Не успел. Теперь и не получит.
– Адрес есть?
– А как же!
– Пошли туда ребят.
– Уже послал.
Сигнал сотового раздался, как гром небесный.
– Это они, – сказал Багиров. – Молодцы. Люблю оперативность.
Он молча выслушал охранника, который сообщил, что перерыли всю замусоренную хрущевку, но денег не нашли. В диване, где Вася их прятал, одни только лотерейные билеты восемьдесят второго года, целая пачка.
– Мы, блин, тут все вверх ногами перевернули, – возмущался он. – Я эту собаку брехливую сам порву!
– Денег точно нет?
– Нету, Борис Григорьевич. Разве что пол снимать… Мы все простукали, облазили.
– И что ты об этом думаешь?
– Брешет, сволочь. Или… лоханулся наш Вася. Слил кому-то про зеленые, вот его и почистили. Небось дружки и грабанули.
– Что у тебя за выражения? – возмутился Багиров. – Ты же сотрудник солидной компании. Сколько можно учить вас?
– Извините. Дурная привычка.
– Пора избавляться от дурных привычек.
– Я стараюсь.
– Плохо стараешься!
Багиров злился. Раз денег не нашли, значит, Завьялов врет. Но какой ему смысл лгать? До денег теперь все равно не добраться. А будущее… наступит ли оно для него вообще? Васина надежда сейчас – Багиров, его обещания. Не будет нового паспорта, – не удастся скрыться, уехать далеко-далеко, туда, где сопки и плещется сказочная река Амур. Враньем же Завьялов ставит себя в безвыходное положение.
– Денег в квартире Завьялова не нашли, – сказал Борис Григорьевич. – Это странно.
– Сказки рассказывает твой пленник, – усмехнулся Широков. – Не дожал ты его.
– Дожал! Чувствую. Завьялов выложил все, что знал.
– По-моему, он нес сущий бред. Ты веришь в этого Демона Мрака?
Багиров махнул рукой.
– Заказчик решил выпендриться, страху нагнать побольше. Если вспомнить кинжал, который оказался в твоей квартире, как раз все стыкуется. Один почерк, одна манера. Стивена Кинга начитался или ужастики любит смотреть по ночам. Вот крыша и поехала. Сейчас таких сдвинутых пруд пруди.
– Пожалуй, ты прав… – согласился Павел. – Если мы имеем дело с чокнутым, тогда все становится на свои места. Одно меня смущает. Откуда он про Эльзу узнал?
Начальник службы безопасности полез в карман пиджака и достал фотографию.
– Узнаешь здесь кого-нибудь?
Снимок представлял собой увеличенный фрагмент группового фото. Широков сразу ткнул пальцем в размытое лицо, обрамленное курчавыми волосами.
– Это Жорка Пилин. Он, точно. Только ему здесь лет тридцать с хвостиком.
– Ты не ошибаешься?
– Я его из сотни похожих узнаю. У меня вообще отличная память на лица.
– Вот и Вася его узнал.
Широков судорожно глотнул и поднял на Багирова удивленные глаза.
– Не понял. Они что, друзья-приятели?
– Завьялов узнал в этом человеке – заказчика!
Наступила пауза. Лицо Павла исказила гримаса боли, сменившаяся недоумением.
– Не может быть, – выдохнул он. – Жорка – обыкновенный негодяй, алкаш, мерзавец. У него за душой ни копейки. Он рядовой забулдыга, уголовник.
– Сам не знаю, чего вдруг решил показать нашему пленнику этот снимок, – сказал Багиров. – Интуиция. Дай, думаю… проверю. Чем черт не шутит? А оно вон как обернулось.
– Не верю я в это! – возразил Широков. – Чушь собачья! Ничего не понимаю…
– На снимке несколько лиц, – терпеливо объяснял Багиров. – Я нарочно так сделал, чтобы Пилин был не в центре, чтобы в глаза не бросался. А Завьялов сразу на него показал. Вот, говорит, тот человек. Только прическа у него поаккуратнее будет, а так – похож.
– Не верю…
– Я сам, пока к тебе ехал, чуть мозгами не двинулся. Ей-богу! По логике вещей, по всей предыдущей жизни, не может это быть Пилин. Одно настораживает. У него есть личные мотивы. И про Эльзу он знает…
Глава 29
Казаков заболел.
У него начался бронхит. Сказались не столько ливень и мокрые ноги, сколько нервные переживания. Стресс. У завуча поднялась температура, заложило горло, он сильно кашлял. С одной стороны, это было хорошо. Он лежал дома, и у него появилась веская причина временно не встречаться с Леной. Болезнь давала ему передышку, возможность обдумать ситуацию.
В полицию он звонить не стал, побоялся. Если он в тот день, паче чаяния, ошибся и женщина, которая побывала в мастерской реставратора, была не Лена, то его поднимут на смех. А если нет… последствия могут быть ужасны.
«У нас ведь нет службы, которая занимается охраной свидетелей, – убеждал себя Вадим Сергеевич. – Полиция умоет руки, а я останусь один на один с убийцей. Я – единственный человек, который может дать показания против Лены. Она постарается сделать так, чтобы я замолчал… навеки!»
От таких мыслей на него нападал приступ кашля. Звонки Лены приводили его в неописуемое волнение, так что Ольга Антоновна заподозрила неладное.
– Что у тебя с Леной? Не клеится? – спрашивала она, садясь на краешек дивана и жалостливо глядя на сына. – Ты за эти дни извелся весь. Плюнь, Вадик. Такие, как она, по Москве косяками ходят. Найдешь себе другую.
– Ты ничего не понимаешь, мама! – трагически восклицал Казаков и отворачивался к стене.
Ольга Антоновна вздыхала и шла на кухню готовить обед или ужин. У сына появилась тайна, которую он не собирался делить с матерью. Бог ему судья. Как бы ни вел себя неблагодарный отпрыск, она до конца выполнит свой материнский долг.
В чем заключался этот самый долг, Ольга Антоновна особенно не задумывалась, но подобные мысли придавали ее жизни возвышенность и смысл. Она гордо поднимала голову, распрямляла плечи и терпеливо сносила сыновнее пренебрежение. Придет время, Вадик поймет, кто был его истинным другом, и пожалеет! Но будет поздно. Слезы раскаяния на дорогой могилке – вот все, что ему останется…
Как ни странно, столь печальная развязка не повергала Ольгу Антоновну в уныние, а, напротив, воодушевляла ее.
Казаков, лежа в постели, переключал каналы телевизора в поисках криминальных новостей, но о Христофоре Граббе больше ничего не передавали.
Лена перестала звонить. Это и радовало, и пугало Вадима Сергеевича. Бронхит потихоньку отступал, Казаков собирался в понедельник закрыть больничный и идти на работу. Все возвращалось в привычное, безопасное русло…
Жаркие дни сменились прохладными, тополиный пух устилал аллею, по которой любил гулять Вадим Сергеевич. У скамеек суетились голуби, подбирая брошенное прохожими угощение. Завуч еще покашливал, но чувствовал себя значительно бодрее.
По дороге из поликлиники он решил зайти в гастроном, купить вина, сладостей и устроить маме праздничный обед. Он чувствовал себя виноватым перед ней. История с Леной и Христофором Граббе отступила куда-то далеко, в область ночных кошмаров, и потеряла для него жгучую остроту. Тревога притупилась, затихла.