После грозной Смуты (1598–1613), едва не погубившей страну, перед русским народом встал тяжелый исторический выбор — продолжить путь хаоса и саморазрушения или вернуть монархию как залог мира и независимости государства? Народ выбрал второе и, призвав в 1613 году на трон 16-летнего Михаила Романова, на Земском соборе заключил с новой династией договор, выстраданный ценой многолетних раздоров, кровавого разгула и бед. В полуразрушенной поляками Москве, в чудом уцелевшем Успенском соборе Кремля собрались тогда до полутора тысяч человек — выборные представители от самых разных сословий со всех концов России. И, избрав нового русского самодержца, дали Соборную клятву, в которой были такие слова:
«Заповедано, чтобы Избранник Божий, Царь Михаил Феодорович Романов был родоначальником Правителей на Руси из рода в род, с ответственностью в своих делах перед единым Небесным Царем. И кто же пойдет против сего Соборного постановления — Царь ли, Патриарх ли, и всяк человек, да проклянется таковой в сем веке и в будущем, и отлучен будет он от Святыя Троицы».
Почему, имея возможность избрать любую форму правления, русские тогда выбрали самодержавную монархию? Ведь в истории страны был и опыт демократии новгородского веча, и пример соседней Польши, где власть короля была существенно ограничена шляхтой. Что это, рабская психология, как твердят наши недоброжелатели? Как раз наоборот. Об этом писал известный публицист Николай Черняев. Причина — в чрезмерном своеволии русских, их нежелании подчиняться большинству. Он так объяснял природное стремление русских к сильной власти и непродуктивность демократии на российской почве:
«Наши веча, несмотря на их вековое существование, не додумались до решения дел большинством голосов. Только те дела решались на вечах окончательно, которые не встречали оппозиции. Если меньшинство находило возможным отстаивать свои притязания путем грубой силы, оно считало себя вправе сопротивляться большинству до последнего, вследствие чего веча сплошь да рядом заканчивались кровопролитиями. Только те решения общественных дел признавались бесповоротными, которые утверждались единодушно».
Две другие неоспоримые причины приводил журналист и философ Иван Солоневич. Одну он поэтично назвал географической обездоленностью — тяжелый климат, большая часть огромной территории занята вечной мерзлотой. «История России есть история преодоления географии России. Наша история есть история того, как дух покоряет материю», — писал он в книге «Народная монархия». Другая причина — большое количество алчных соседей, постоянно претендовавших на земли и богатства страны. В таких обстоятельствах только сильная централизованная власть могла сохранить независимость государства и порядок в стране. В качестве доказательства Солоневич предлагал представить, как работала бы североамериканская демократическая машина в наших исторических условиях:
«К Великому Князю Владимиру Красное Солнышко скачут гонцы: „Княже, половцы в Лубнах“. Великий Князь Владимир Красное Солнышко созывает конгресс и сенат. Конгресс и сенат рассматривают кредиты. Частная инициатива скупает мечи и отправляет их половцам. В конгрессе и сенате республиканцы и демократы сводят старые счеты и выискивают половецкую пятую колонну. Потом назначается согласительная комиссия, которая ничего согласовать не успевает, ибо половцы успевают посадить ее всю на кол».
Тяжелый опыт монголо-татарского ига, когда раздробленность и вечевая вольница привели страну к многовековой кабале, научили русских главному: мы можем выжить, только когда мы вместе. А чтобы оставаться вместе, нам нужна сильная центральная власть. Неслучайно купцы Строгановы, обосновавшись на Урале, имея там полную власть и даже свое войско, и не подумали отделяться, как сделал бы любой европейский феодал того времени. Наоборот, когда князь Василий Темный попал в плен к татарам, именно Строгановы дали на его выкуп совершенно фантастическую по тем временам сумму — 200 тысяч рублей. Добровольно и совершенно осознанно, поскольку были уверены: России нужен государь.
Рождение самодержавия
3 декабря 1564 года жители Москвы и окрестных деревень наблюдали необычную процессию. Из города в неизвестном направлении двинулись сотни тяжело груженных повозок — огромный обоз, в котором находились царь Иван Грозный, его супруга Мария Темрюковна, ближний царский круг с семьями, а также хорошо вооруженное войско, вся государственная казна и самые ценные православные иконы. Перед этим царь отстоял воскресную службу в Успенском соборе Кремля, после которой очень картинно простился с митрополитом, Боярской Думой и столичными дворянами. Куда направлялся Грозный? Для всех это было загадкой, туманный ответ «На богомолье» не объяснял пышности прощания и размеров обоза.
К тому моменту в стране назрел кризис власти. Только в Москве проживало около 250 бояр, которые своей родовитостью могли поспорить с царем. Шуйские, Бельские, Милославские — все они были Рюриковичи и Гедеминовичи. Элита стремилась к коллективному правлению в рамках ограниченной монархии и ради этой цели хотела свергнуть сильного царя. И тогда Грозный решил пойти ва-банк, поставив на карту все, в том числе и свою жизнь.
Странный царский обоз несколько недель путешествовал по окрестным монастырям, пока наконец не остановился в Александровой слободе. Выбор наверняка был неслучаен. Слобода стояла на крутом берегу речки Серой, с трех сторон была окружена непроходимыми лесами и представляла собой естественную крепость. Оттуда царь направил митрополиту Афанасию послание, в котором сообщал, что «опалился», то есть разгневался на воевод, бояр и духовенство, которые не дают ему казнить и миловать по своему разумению. И потому отказывается от престола. В это же время в Москву полетели грамотки другого содержания: царь сообщал московскому люду, что обиделся только на бояр, творящих беззаконие, а к народу никаких претензий не имеет. Подметные письма читали на столичных площадях, улицах, рынках, и очень скоро у стен Кремля, где собралась встревоженная московская элита, начали появляться толпы озлобленных горожан, требующих возвращения царя. Обстановка накалялась, зрело восстание, решалась судьба российской власти — кто будет у руля: бояре во главе с новым претендентом на престол, дядей Ивана Грозного Владимиром Старицким, или законный Государь Иван Васильевич. И, опершись на народ, царь выиграл: бояре не решились идти против народной воли.
Когда 5 января 1565 года делегация московской знати прибыла в Александрову слободу — просить Ивана Васильевича вернуться, — их поразили перемены в царском облике. За несколько недель Грозный словно постарел на десятки лет. Он понимал, чем рискует. Если бы бояре не испугались народного гнева и сумели взять власть, ему грозило заточение и, скорее всего, смерть. Тем не менее, поставив на карту все, царь рискнул и выиграл.
В челобитной, которую передали Грозному, его просили сменить гнев на милость и править страной, как он пожелает. Бояре безропотно признали за царем право на верховную власть. Государева воля стала единственным в стране источником власти и закона, более того, царская власть теперь стояла над законом. И если раньше, при Иване III, слово «самодержавие» означало прежде всего суверенность, независимость от внешнего влияния, то теперь оно символизировало безраздельную власть русского царя внутри страны.
Это было уникально и не имело аналогов в мире: на Востоке верховная власть, даже самая деспотичная, была ограничена традициями, на Западе — законом и элитами, создающими эти законы. В России царь держал отчет только перед Всевышним, что символизировала церемония Венчания на царство и миропомазания. Так родилось русское самодержавие — власть, которая опиралась не на элиты, а на народ, и подчинялась единственному закону — Божьему.
Хорошо это или плохо? Русское самодержавие переживало взлеты и падения: то трансформировалось до неузнаваемости, как во времена Петра, невнятное завещание которого положило начало веку гвардейских дворцовых переворотов; то возвращалось к прежнему, как при Павле, который навел порядок в наследовании престола. Но факт остается фактом: именно благодаря самодержавию Россия к началу XX века стала самой большой страной мира и одной из самых влиятельных империй. Уникальность русского типа власти очень точно определил Иван Солоневич:
«Русское самодержавие есть совершенно индивидуальное явление, явление исключительно и типично русское: „диктатура совести“, как несколько афористически определил его философ Владимир Соловьев. Это — не диктатура аристократии, подаваемая под вывеской „просвещенного абсолютизма“, не диктатура капитала, сервируемая под соусом „демократии“, не диктатура бюрократии, реализуемая в форме социализма, — это „диктатура совести“, в данном случае — православной совести».
Монархисты
Русская литература очень точно, образно открывает ворота в русскую историю. Великие русские писатели пришли к Богу, поскольку поняли простую мысль — без монархии, без Бога, Россия жить не будет. Александр Сергеевич Пушкин, Федор Михайлович Достоевский, Николай Васильевич Гоголь, Иван Александрович Гончаров, произведения которых стали для нас культурным кодом — через их язык мы осознаем себя русскими.
А. С. Пушкин, пройдя через масонские увлечения юности, дружил с декабристами, с возрастом стал убежденным монархистом. Царь был его личным цензором. Он написал такие строки:
«Государство без полномощного монарха то же самое, что оркестр без капельмейстера: как ни хороши будь все музыканты, но, если нет среди них одного такого, который бы движением палочки всему подавал знак, — никуда не пойдет концерт. ‹…› Должен быть один человек, стоящий выше всего, выше даже закона».
Наставник Пушкина, Василий Жуковский, писал:
«Самодержец есть источник земного закона, но он сам не есть закон, а только выразитель закона Божия, который один — закон, один — верховная правда».